Алчность
Шрифт:
«Мне кажется, ты сама не понимаешь, какая ты красивая… Ты похожа на цветок, готовый расцвести».
Сьюзи Харпин вспоминала эти слова с огромным воодушевлением. Это сказал ей сегодня ее возлюбленный.
Ей еще многое предстояло сделать, но Сьюзи не могла не оторваться ненадолго от неприятного занятия, чтобы закрыть глаза и подумать о том, какой замечательный поворот произошел в ее жизни. Она уронила руки вдоль тела, думая о любви, о том, как это важно, и о том, что она всегда знала, что рано или поздно ее найдет любовь. Она так долго ее ждала, и вот ее час настал.
О
Глубокий вздох. Улыбка.
Сьюзи уже выбрала себе подвенечный наряд. Длинное белое платье, сплошь украшенное крохотными белыми бантиками. Она отыскала его фотографию в одном из журналов для невест и вырезала ее. Платье было белым как снег, и она заслужила право облачиться в эту безупречную белизну, ведь теперь прежние сексуальные отношения для нее словно никогда не существовали. Не только потому, что тогда она была слишком юной, но и потому, что все это не в счет. Это никого не касается. С тех пор ее девственность возродилась. Почти двадцать лет она берегла ее для своего возлюбленного супруга и теперь наконец обрела его. Скоро они будут вместе. Осталось только закончить кое-какие приготовления, одни полегче, другие потруднее. Прочитать некоторые книги, купить кое-какие вещи, довести до конца работу по дому. Как раз сейчас она ушла с головой в одно тяжелое и неприятное дело и должна к нему вернуться — ведь предстоит еще столько сделать!
Сьюзи расстелила еще один лист упаковочной пленки на кухонном столе. Гадливо сморщившись, она с отвращением достала из ведра левую руку. Отсеченная конечность была тяжелой и окоченевшей, но, по крайней мере, большая часть крови из нее уже стекла в ванну. Сьюзи обернула ее пленкой от пальцев до плечевого сустава.
Еще один лист.
Проклятье.
Упаковочная пленка закончилась. Что, если заворачивать по половине? Сьюзи продолжила занятие, отведя глаза от того, чем занималась. Она предоставляла своим пальцам самим выполнять свою работу — заворачивать, связывать… Упаковывать и увязывать. Она была уверена, что справляется с этим не хуже любого мясника.
«Я не могу дождаться той минуты, когда мы будем вместе… Я думаю здесь об этом каждый день» — так он ей сказал.
«И я тоже думаю о тебе, любовь моя», — думала Сьюзи, откладывая в сторону руку и доставая из ведра голову брата.
Когда Макейди медленно вошла в полутемный гостиничный бар, первым, кого она увидела, оказался Энди Флинн. Стоило ей появиться в дверях, ведущих в главный зал, как его взгляд привлекла ее незабываемая шапка белокурых волос, венчающая высокую фигуру в черных брюках и простом пиджаке цвета сливочной тянучки, так шедшего к ее волосам. Через руку перекинуто темное пальто, с плеча свисает маленькая сумочка, быстрые сине-зеленые глаза пристально оглядывают завсегдатаев бара, от одной стены до другой. Многие из постоянных посетителей обратили внимание на ее появление и проводили Мак любопытными взглядами. Энди заметил, как один незадачливый муженек получил локтем в бок за то, что слишком уж долго пялился на Макейди. Надеюсь, Мак этого не заметила, подумал он. Она этого терпеть не может.
Макейди помедлила у входа, пока не заметила знакомые лица. Джерри к этому времени тоже ее увидел и поспешил навстречу. Бармен устремился было к ней — якобы для того, чтобы
— Макди Вандеруолл, — послышался голос младшего поверенного, неправильно произносящего ее имя. — Я Джерри Хартвелл. Надеюсь, вы уже отдохнули после перелета?
Макейди кивнула, учтиво не замечая его досадной оплошности. Ничто не изменилось: она по-прежнему выглядела немыслимо привлекательно. Энди был не в силах оторвать взгляд от ее лица, высоких скул, бутона пухлых губ.
— Ее имя произносится Ма-кей-ди, — с деланной небрежностью сказал он, и тотчас взгляды всех присутствующих обратились на него.
Из-за высоких каблуков Мак была одного роста с ним — шесть футов четыре дюйма. Из всех высоких женщин она единственная не стеснялась своей стати.
— Энди, — тихо произнесла она, узнав его.
Тот протянул руку и пожал ее ладонь, почувствовав всю неестественность формального приветствия, столь далекого от того страстного прощального поцелуя, которым они обменялись в Ванкувере всего шестью месяцами ранее. Она ответила на его бесстрастный жест крепким пожатием, глядя на него пристально, почти с вызовом.
Джерри немного покраснел, и пара прыщиков у него на физиономии стали ярко-розовыми.
— Ах да, конечно. Извините, Макейди. У вас необычное имя, не так ли?
«Ты же все знаешь, Джерри, — с раздражением подумал Энди. — Перестань лезть перед ней из кожи».
— Это старший констебль Махони, детектив старший констебль Кассиматис и детектив старший сержант Флинн…
Хорошо хоть наши имена не перепутал.
— Мы знакомы, — сказал Энди.
— Да, мы все уже встречались раньше, — подтвердила Мак, бегло здороваясь с окружающими.
Ясное дело, мы знакомы. Конечно, мы больше чем просто знакомые. Именно поэтому представитель обвинения, мягко говоря, немного расстроен. И нарочно не придумаешь ничего более подходящего, чтобы подвергнуть сомнению надежность улик, чем поднять вопрос об их неуместных взаимоотношениях во время жесткого перекрестного допроса свидетеля. А между Энди и Мак все было весьма неуместно — отсюда и его некоторая скованность в действиях в ходе процесса. Еще одна из многих причин того, почему он так холодно держится в присутствии Макейди.
Все сели, стараясь выглядеть спокойными и устраиваясь поудобнее. Джерри несколько раз пригладил волосы — судя по всему, в безуспешной попытке сделать их менее курчавыми. Ростом примерно пять футов шесть дюймов и слишком полный, Джерри в свои «далеко за двадцать» все еще страдал юношескими прыщами. Энди заметил, как его глаза шарят по фигуре Макейди, когда она этого не видит, и понял, что Джерри еще никогда не приходилось иметь дело с моделью, работавшей в «Спорт иллюстрейтед», не говоря уже об ее устрашающе высоком интеллекте и грядущей в скором времени ученой степени в области судебной психиатрии. Если парень вдруг начнет нести чушь или биться в судорогах, придется его вывести вон.