Алекс и я
Шрифт:
Характерно, что Алекс связывал слова даже с абстрактными понятиями (например, сходство/отличие, больше/меньше). Более того, он придумывал собственные названия для «безымянных» объектов («камень-кукуруза» для сухих зерен в отличие от свежих), и такое спонтанное усвоение слов, понимание смысла ситуации обнаруживались до формирования соответствующего словесного «ярлыка», который Алекс начинал произносить. Год за годом поведение Алекса подтверждало гипотезу А. Пепперберг, согласно которой попугаи способны понимать смысл произносимых ими слов. Это было важное (и совершенно незапланированное) обстоятельство, которое обогащало и дополняло результаты многочисленных строгих экспериментов, анализирующих когнитивные способности попугая стандартными лабораторными методами.
Простой пример – если Алекс говорил: «Хочу виноград», а вы давали ему банан, он бросал
Эти бесконечные повторы одних и тех же вопросов утомляли и раздражали Алекса. Именно тут и проявлялся его знаменитый дурной характер, когда временами он просто издевался над экспериментаторами.
Тем не менее именно благодаря этим тестам теперь можно считать твердо установленным, что способность попугая к символизации сопоставима со способностями человекообразных обезьян осваивать простейшие аналоги человеческого языка и общаться с человеком (а также между собой) с помощью жестов.
Уже изложение упомянутых открытий делает книгу захватывающе интересной и важной. Однако ее достоинства этим не исчерпываются, потому что она дает представление не только о том, что получилось в результате выполнения проекта, но и о том, в какой обстановке и какой ценой достигались результаты. Айрин разрешили работать в Университете Пердью только потому, что она была женой их сотрудника, при этом все семь лет ее то и дело переселяли из одного помещения в другое. К тому же, кроме крошечной комнатки, у нее временами не было никаких источников материальной поддержки. С большим трудом ей удалось получить первый грант, который позволял оплачивать минимальные хозяйственные расходы, причем зарплата для нее самой в их число не входила. И так или почти так продолжалось на протяжении десятилетий, почти все годы работы по «Проекту Алекс». Недаром в Главе 4 она называет себя и Алекса скитальцами. После окончания контракта мужа в 1984 году она вместе с ним переезжает на новое место его работы, где ей опять-таки дают приют только как жене сотрудника. После того как брак Айрин с Дэвидом распался, исчезло и это небольшое подспорье. Впоследствии с ней заключали контракты только на короткие сроки, а отсутствие постоянной ставки тормозило предоставление грантов. Этот замкнутый круг приходилось преодолевать годами с упорством и терпением на фоне постоянного безденежья. По словам Айрин, в один из таких моментов
…мне пришлось подать документы, чтобы получать пособие по безработице. Два раза в день я ела тофу, а температуру в доме зимой пришлось понизить до 15 градусов, чтобы урезать расходы на коммунальные услуги. Только благодаря щедрой спонсорской помощи Фонда Алекса я могла продолжать работать с моим питомцем (см. наст, изд., с. 271).
Айрин героически преодолевала эти трудности. Она постоянно устанавливала новые контакты, часто публиковала научные статьи и не пренебрегала выступлениями в СМИ. Ее партнер Алекс становился известным и завоевывал симпатии публики. Это помогло Айрин в 1991 году создать некоммерческую организацию Фонд Алекса («The Alex Foundation»). Задачей фонда стал сбор средств для исследований, а также более широкое информирование общественности о достигнутых успехах. Как писала Айрин, «мы собирали средства, продавая футболки и другие сувениры с портретами Алекса, я также взаимодействовала с различными сообществами, изучающими птиц». Поступали в фонд и частные пожертвования от «друзей Алекса». Всё это помогало продержаться, пусть и на скудном пайке, в случае перебоев с грантами. Впрочем, ни Алекс, ни сама работа никогда не страдали, все лишения приходились на долю Айрин.
Несмотря на все трудности, работа успешно продвигалась, и это было главное. Показательно, что даже Глава 4, названная «Алекс и я – скитальцы», говорит лишь мимоходом о материальных и организационных трудностях (как можно было бы ожидать, судя по заголовку). На самом деле она вся наполнена описанием тех научных проблем и трудностей, которые стояли не только перед ней, но
Алекс определенно понимает значение слова «по» (‘нет’)! К этому моменту он увлекся жеванием пробок. В тот августовский день он явно хотел, чтобы ему давали пожевать только лучшие пробки. Я дала ему новую пробку. Он с удовольствием разжевал ее за несколько минут. Когда от пробки осталась треть, он бросил ее. «Пробка», – сказал он.
«У тебя есть пробка, Алекс», – сказала я.
«Нет!» Он взял кусочек пробки и стал катать ее по полу. Если бы он был человеком, я бы добавила, что делал он это с презрением.
«Пробка!»
Я дала ему кусочек пробки, хорошего размера, но не целую пробку. Он схватил ее, бросил мне ее назад. И повторил еще более требовательно: «Пробка!» Он перестал кричать только тогда, когда я дала ему новую пробку.
«Это происходило всё утро», – написала я. Я хотела научить его понимать слова и выражать свои желания. Кажется, я в этом преуспела (см. наст, изд., с. 132–133).
Выше уже упоминалось, что по собственной инициативе Алекс копировал высказывания окружающих. В Главах 4 и 5 автор рассматривает эти факты особенно подробно на наиболее показательных примерах, когда попугай не просто повторял слова, которые он слышал от людей в однозначных ситуациях, но проявлял понимание эмоционального состояния человека. В одном случае речь идет о том, как в лексиконе птицы появилось выражение «Прости меня». Помню, этот вопрос невольно возникал у меня всякий раз, когда я смотрела видео, в котором Алекс сначала демонстративно отказывался отвечать на самые простые вопросы, а потом, увидев укоризненную реакцию Айрин, произносил правильный ответ и добавлял: «Прости меня». (Зрелище совершенно умилительное!)
Айрин удалось восстановить последовательность событий, которые сделали попугая столь воспитанным. Всё началось с того, что Алекс изжевал только что отпечатанную заявку на грант, которую надо было срочно отправлять в Национальный научный фонд. Это был 1979 год, эра компьютеров на каждом столе (не говоря уж о планшетах) еще не настала, и Айрин попала в очень трудное положение.
Черт! У меня было лишь несколько часов, чтобы напечатать его, снять копию и отправить по почте. На эту ситуацию я реагировала эмоционально, как многие люди. Я кричала на Алекса, это было глупо, но я кричала: «Как ты мог так со мной поступить, Алекс?» Конечно, он мог так сделать – он же попугай.
И тут Алекс использовал свои знания – фразу, которую он недавно слышал в подобных обстоятельствах и, как выяснилось, запомнил: «I am sorry. I am sorry» («Прости. Прости»).
Это остановило меня. Я подошла к Алексу и попросила прощения: «Хороши, Алекс. Это не твоя вина».
Как же Алекс додумался использовать фразу «I am sorry» (‘Прости’)? Незадолго до этого случая, когда он сжевал мою заявку на грант, Алекс сидел на жердочке наверху, мы болтали, отдыхали, наше общение не было связано с работой. Я пила кофе. Он чистил перышки, издавал различные звуки.