Александр Блок и его мать

Бекетова Мария Андреевна

"…На следующей странице приведено стихотворение Ал. Блока с эпиграфом из Симеона Полоцкого.

Твой доброжелатель.

26 апреля 1901 года.

Плевелы от пшеницы жезл твердо отбивает,

Розга буйство из сердец детских изгоняет… [16]

Права русского исторью

Уподоблю я громам,

Что мешают мне на взморье

Уходить по вечерам.

Впереди ж (душа раскисла!)

Ждет меня еще гроза:

Статистические числа,

Злые Кауфмана * глаза.

Мая до двадцать второго

Не "исхичу я из тьмы"

Имя третьекурсового

Почитателя Козьмы [17]."

{* Кауфман – профессор статистики [18] }

Упоминание о взморье в этом стихотворении характерно для Ал. Ал. Он признавал, живя в Петербурге, только дальние прогулки по окраинам или за город. Хождение на взморье было одним из любимых его развлечений.

В том же 1901 году впервые познакомился со стихами Ал. Ал. Андрей Белый. О впечатлении, произведенном ими на Бориса Николаевича, говорится в письме нашей кузины Ольги Мих. Соловьевой к матери Ал. Ал., которая посылала ей Сашины стихи. Вот что пишет она 3 сентября 1901 года: "Милая Аля, мне хотелось поскорее сообщить тебе одну приятную вещь: Сашины стихи произвели необыкновенное, трудно описуемое, удивительное, громадное впечатление на Борю Бугаева (Андрей Белый [19] ), мнением которого мы все очень дорожим и которого я считаю самым понимающим из всех, кого мы знаем. Боря показал стихи своему другу Петровскому, очень странному мистическому молодому человеку, которого мы не знаем, и на Петровского впечатление было такое же. Что говорил по поводу стихов Боря – лучше не передавать, потому что звучит слишком преувеличенно, но мне это приятно и тебе, я думаю, будет тоже. Я еще более, чем прежде, советую Саше непременно послать стихи в "Мир Искусства" или Брюсову… [20] . Боря сейчас же написал, по поводу Сашиных стихов стихи, которые посвятил Сергею {Ее сын Сергей Михайлович.}. – Вот они.

[18] Илларион Игнатьевич Кауфман (1847-1915) – экономист и статистик.

[19] Слова, заключенные в скобки, принадлежат М. А. Бекетовой.

[20] О судьбе автографов Блока, посланных в издательство "Скорпион" и попавших в руки к В. Я. Брюсову, см.: ЛН, т. 92, кн. 3, с. 176-178 и особенно в предисловии Ю. П. Благоволиной к публикации переписки Блока и Брюсова (ЛН, т. 92, кн. 1, с. 479-480).

Пусть на рассвете туманно,

Знаю – желанное близко!

Видишь, как тает нежданно

Образ вдали василиска!

Пусть все тревожно и странно!…

Пусть на рассвете туманно,

Знаю – желанное близко!…

Нежен восток побледневший,

Знаешь ли – ночь на исходе?

Слышишь ли вздох о свободе,

Вздох ветерка улетевший, –

Весть о грядущем восходе?…

Спит кипарис онемевший,

Знаешь ли, ночь на исходе?

Белые к сердцу цветы я

Вновь прижимаю невольно…

Эти мечты золотые,

Эти улыбки святые

В сердце вонзаются больно,

Белые к сердцу цветы я

Вновь прижимаю невольно" [21].

Это

письмо Ольги Мих. Соловьевой получено было Ал. Андреевной на станции в день ее отъезда из Шахматова в Петербург вместе с сыном в сентябре 1901 года. Саша был тогда несколько грустно настроен. Мать его послала Ольге Мих. довольно много его стихов и долго не получала ответа. Он боялся, что стихи его не понравились. И вдруг получились такие приятные, важные вести. Нечего и говорить, что Саша и мать его очень обрадовались и ободрились. В вагоне Саше не пришлось сидеть в одном отделении с матерью. Через час после отхода поезда он, проходя мимо ее открытого купе, сунул ей в руки бумажку с только что написанными стихами и скрылся. Стихи эти, сильно измененные, были напечатаны в 1920 году в сборнике "За гранью прошлых дней". Привожу их в первоначальном виде.

НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ

Мчит меня мертвая сила,

Мчит по стальному пути,

Серое небо уныло,

Грустное слышу "прости".

Но и в разлуке когда-то,

Помню, звучала мечта…

Вон огневого заката

Яркая гаснет черта.

Нет безнадежного горя.

Сердце под гнетом труда,

А в бесконечном просторе

И синева, и звезда.

6 сентября.

Между Клином и Тверью.

Весной 1902 года Ал. Ал. подарил матери в день ее рождения "Три разговора" Владимира Соловьева, написав на обратной стороне заглавного листа следующее стихотворение:

Успокоительны и чудны,

И странной тайной повиты

Для нашей жизни многотрудной

Его великие мечты.

Туманы призрачные сладки –

В них отражен великий свет,

И все суровые загадки

Находят дерзостный ответ.

В одном луче, туман разбившем,

В одной надежде золотой,

В горячем сердце – победившем

И хлад и сумрак гробовой.

6 марта 1902 г.

Петербург.

Лето 1904 г. прошло весело, в той беззаботной молодой атмосфере какого-то сияющего цветения, которая так прекрасно отражена в воспоминаниях А. Белого.

Вернулись Блоки в Петербург несколько раньше нас с сестрой. Ал. Ал. приходилось ходить в Университет, Люб. Дм. – на Бестужевские курсы. Обоим предстояли экзамены. Я приехала в Петербург в половине сентября, чтобы устраивать свою новую квартиру, нанятую по соседству от сестры. Тут произошел некий милый и веселый эпизод, описанный в одном из моих старых писем к сестре и живо напоминающий тогдашние нравы и настроение Саши. Блоки пришли ко мне утром очень веселые и оживленные и, пробыв минут десять в моей неустроенной и пыльной квартире, ушли обратно, ожидая меня к обеду. Я пришла к ним часов в пять с разной вкусной деревенской снедью, причем меня встретили двумя новостями. Оказалось, что экзамен отложен до декабря, а Саша получил через издательство "Гриф" письмо от немецкого поэта Гюнтера, который пришел в восторг от "Прекрасной дамы" и просил позволения переводить стихи Блока. Саша был страшно польщен Гюнтеровскими комплиментами и в то время, как я писала письмо его матери, смешил меня разными шалостями: он принимал горделивые позы, отставляя руку и закидывая голову назад, городил разную чепуху, разговаривал все время по-немецки, что доставалось ему далеко не легко, говорил, что он "Beruhmter Herr Blok" (знаменитый господин Блок), и с уморительной буквальностью переводил собственные стихи на немецкий язык. В довершение всего он захотел сделать приписку в моем письме к матери непременно на немецком языке. Привожу целиком это послание: