Александр и Алестрия
Шрифт:
Я лежал на постели, и воспоминания о жестоком солнце, резком ветре и бесконечном походе отлетали прочь. Я раскинулся на горе мягких подушек, под широким пологом, и рассматривал купол потолка, убедительно доказывавшего превосходство персидской науки. В просторных покоях не было ни колонн, ни стоек, ни поперечных балок. Массивная кровля держалась на шести стенах благодаря изобретательному распределению веса, который греки просто не сумели бы рассчитать. Негаснущие канделябры освещали фрески: цветы, вплетенные в геометрический узор, шли по верху стены, а точно на высоте глаз, на плитах с золотым напылением, был изображен сам Дарий — молодой, красивый, в царском тюрбане. Сцены повседневной жизни сменяли одна
Гефестион явился поприветствовать меня и сообщить новости. Кассандр, раздраженный фресками во славу Дария, хотел замазать все изображения и заменить их сценами сражений Александра. Я улыбнулся и ничего не ответил. Я обвел взглядом сундуки с благовониями, музыкальные инструменты, толстые, вытканные из золотого гаруса ковры и расхохотался.
Я, Александр, сын Олимпии, шлюха Филиппа, узурпатор Коринфского союза, стал хозяином Вавилона. Мне едва верилось в подобное чудо.
По шрамам на моем теле можно было посчитать, сколько сражений я выиграл благодаря своему неистовому напору и силе. Загрубевшие ладони напоминали, скольких врагов я убил, сколько земель покорил.
Ничто другое во мне и на мне не доказывало, что я владыка Македонии, Греции, Египта, Аравии и Персии. Мне казалось, что я всех обманул. Это меня веселило. С начала времен венец властелина мира ждал своего хозяина, но в руки никому не давался. Я не был ни сильнее, ни хитрее моих соперников, но был решительней и отважней.
Я, Александр Македонский, не боялся дурных предсказаний. Там, где другие отступали, я шел вперед, там, где они опускали руки, я упорствовал.
Скажи мне, друг Гефестион, почему приближенные Дария говорят по-гречески, но ни один из наших генералов не знает языка персов?
Почему Кассандр, Пердикка и Кратерос упорствуют и носят старые сандалии, а рабы Дария обуты в расшитые туфли?
Почему Запад закрыл дверь перед Востоком, назвав его варварским?
Я, Александр, надену восточный наряд и выучу язык побежденных. Я хочу, чтобы Восток и Запад объединились, чтобы персидская роскошь шла рука об руку с нашей философией, чтобы македонская сила расцветала, обрамленная красотой восточного искусства. Я хочу, чтобы наша кровь перемешалась. Я пошлю персидских женщин на греческие острова, чтобы их дети говорили на двух языках и наследовали культуру двух миров. Я прогоню бандитов, которые убивают путников на дорогах, искореню продажность персидского войска. Никто больше не будет обирать торговцев. Солдаты защитят караваны. Александр открывает свободный обмен между Западом и Востоком.
Знаешь ли ты, Гефестион, зачем мы совершаем эти тяжелые переходы, стирая в кровь ноги? Ради чего дохнут лошади и голодают солдаты, сходя с ума под слепящим солнцем? Почему происходят убийства, казни, резня? Высшее благо иногда достигается через зло!
Без насилия не было бы встреч. Не веди Александр войну, греки, македоняне, персы, халдеи, иудеи, египтяне и арабы никогда не раскрыли бы друг другу объятий.
Да будет тебе известно, Гефестион, что именно здесь, в Вавилоне, на ложе Дария, я прозрел свою судьбу. Я покорил народы, а они покорили меня. Я создам для них новый мир, подобный возрождающемуся из пепла Фениксу. Это будет новая цивилизация.
Евнух, предавший хозяина,
Кратерос станет моим карающим мечом. Все законные и внебрачные сыновья Дария будут найдены и обезглавлены, один за другим. Ты любишь медицину, Гефестион, запоминай рецепты персидских снадобий, притираний и заговоров! Ты вылечишь мои раны. Ты утешишь мою душу.
За дверями гинекея находились тысячи женщин, подаренных владыке Дарию двадцатью сатрапиями империи. Принцессы, аристократки, простолюдинки, девушки, похищенные кочевниками, дочери вассалов утоляли все желания царя.
Молодые, старые, блондинки, брюнетки, белые и черные женщины со всех континентов Земли жили взаперти в огромном зале, устланном коврами и украшенном фонтанами и бассейном. Они спали, мочились, танцевали, мастурбировали, пели, ели, стонали, кричали, вздыхали и смеялись, равнодушные к чужим взглядам, запаху затхлости и экскрементов. По залу сновали евнухи. Одни прислуживали, другие наказывали. Я узнал, что после бегства Дария в гинекее перестали убираться, а женщин кормили раз в день. Лишенные свободы наложницы Дария смотрели на мир пустым тусклым взглядом, как птицы с подрезанными крыльями и лапками перестают мечтать о небе. Я отыскал среди этих теней фаворитку царя, узнав ее по изображениям в покоях. Она лежала на ковре, совершенно обнаженная, с распущенными волосами, стонала и плакала. Ее тело было покрыто шрамами и струпьями. Когда стало известно о поражении Дария, другие женщины набросились на девушку: они царапали ее, кусали и пинали ногами.
Я приказал освободить этих женщин, дав каждой достаточно денег, чтобы они могли вернуться домой. Любимую наложницу Великого Царя Жасмин искупали, накормили и привели в мои покои. Она снова обрела ясность ума, укрылась в моих объятиях, но говорить не пожелала. Когда я уходил, она неподвижно лежала в постели, лишь изредка обводя взглядом фрески, изображавшие сцены из ее недавнего — счастливого — прошлого. Жасмин все забыла. Она превратила мои покои в новую тюрьму для себя.
Когда я решил отпустить Жасмин, она сказала, что знает, где живут ее родители, не пожелала, чтобы ее сопровождали, взяла деньги и ушла.
Потом мне донесли, что Жасмин бродит по городу. Что она снова лишилась рассудка. Вавилоняне, если за углом узкой улочки встретите босую девочку с копной неприбранных волос, которая что-то напевает и тихо бормочет, напоите ее водой, дайте хлеба и не закидывайте камнями. Это она, Жасмин, которую любил могущественнейший из владык Дарий и защищал неустрашимый воитель Александр. Отступите в сторону, вавилоняне, дайте пройти женщине, хранящей в сердце тайну своей любви.
Огромные парусники плыли вверх и вниз по течению Евфрата, маленькие торговые кораблики, как юркие рыбки, прижимающиеся к боку морского гиганта, следовали в их фарватере. Персия ни в чем не знала меры.
В каждом квартале была своя библиотека — просторный дворец с покоями, где эрудиты со всех концов света могли есть, спать и работать. Царь платил мудрецам, и будничная жизнь их не заботила. Царский указ привлек в Вавилон самых великих ученых. Перед каждым Ахемениды открыли ворота Царского города, для каждого нашелся пост в одном из бесчисленных министерств. Афинская эклессия [1] и Совет в Македонии в сравнении с числом персидских сановников были просто детской забавой. Но персы были очень умны и умели упрощать сложное.
1
Народное собрание.