Александр I = старец Фёдор Кузьмич?

Михайлов Константин

39 слух – когда государь был в Таганроге, то приходили к той палате несколько солдат и спрашивали, что государь делает, им отвечали, что государь пишет, то и пошли прочь, также и на другой день пришли, получили тот же ответ и ушли опять. Когда пришли на третью ночь, им ответили, что государь ходит по покоям, то один солдат взошел к государю и сказал ему: «Вас сегодня изрубят, приготовьтесь непременно» – на что государь сказал солдату: «Хочешь за меня быть изрубленным?» Солдат сказал: «Я не хочу ни того ни другого». Тогда государь сказал ему: «Ты будешь похоронен, как я, а род твой будет весьма награжден», – и солдат на оное согласился. Он надел на себя царский мундир, а государя спустил в окно, а на солдата вбежали изверги и всего изрубили вместо государя и т. д.; 42 слух – когда Александр Павлович был в Таганроге, и там строился дворец для Елизаветы Алексеевны,

то государь приехал в оный с заднего крыльца, стоявший там часовой остановил его и сказал: не изволите входить на оное крыльцо, вас там убьют из пистолета. Государь на это сказал: «Хочешь ли ты, солдат, за меня умереть? Ты будешь похоронен, как меня должно, и род твой будет весь награжден». Солдат на оное согласился, а государь надел солдатский мундир и стал на часы, а солдат надел царские, государя, шинель и шляпу и пошел в отделываемый дворец, прикрыв лицо шинелью. Как взошел в первые комнаты, то вдруг из пистолета по нем выстрелили, но не попали, солдат повернулся, чтобы назад идти, то другой выпалил по нем, прострелил его, солдата подхватили и потащили в те палаты, где жила супруга государева, и доложили ей, что государь весьма нездоров, и потом после помер, яко государь. А настоящий государь, бросив ружье, бежал с часов, но неизвестно куда, и писал Елизавете Алексеевне письмо, чтобы оного солдата похоронили как меня.

Кроме того, в письмах Александра Булгакова к брату его Константину, напечатанных в «Русском Архиве», находятся тоже указания на распространение всевозможных слухов, так, например, 27 января 1826 года он пишет: «Не поверишь, что за вздорные слухи распространяют кумушки и пустословы по городу. Жаль, право, что князь Дмитрий Владимирович (Голицын) удостаивает их внимания, что много говорят о мерах, кои возьмутся для прекращения или предупреждения беспорядков. Говорят, что подписками обязывают фабрикантов не выпускать фабричных в день процессии, что кабаки будут заперты, и множество других подобных мер. Князь поставит себя в неприятное положение и заслужит нарекание справедливое тех, коих не допустит принять участие в отдании последнего долга».

В письме 4 февраля говорится: «Филарет с духовенством лобзали останки бесценные, а после все царевичи, князь Дмитрий Владимирович, генерал-адъютанты и т. д. Как я буду теперь дурачить и смеяться над глупцами, кои трусили уезжать из Москвы или просили часовых для себя на это время. Да я своею головою ручался моей жене и всем, что весь город будет покоен, что вид гроба Александра I заставит все на свете забыть и что в народе одно только будет чувство – скорбь. А, конечно, бездельники были деятельны и рассеивали разные глупые слухи, кои дураков пугали. Благоговение народа было таково, что нельзя не быть тронуту. Надобно было видеть, с каким чувством все прикладывались, все почти в землю. Во всю ночь были поклонщики. Ночь не была потеряна. Дабы доставить всем удовольствие приложиться к бесценному праху, впускали солдат здешнего гарнизона».

В письме 7 февраля: «Александр Сергеевич Маркович, фельдъегерь, бывший при государе во время его болезни, кончины и после оной, видел все происходившее в горестное это время, обмывал драгоценное тело, дежурил четверо суток при оном, не спавши; открытие тела, бальзамировка, – все это происходило в его глазах. Я не мог от него оторваться, и он, видя наше любопытство, удовлетворял оное в полной мере. Первый консилиум, на который государь очень неохотно согласился, говоря Виллие, что он в нем не сомневается и что все делается по воле Божьей, был 13 числа. Кроме Виллие были так же Стоффреген и Рейнгольд; сей, вышед оттуда, сказал Марковичу на ухо: «Золотое время было упущено». Государь не хотел слышать о лекарствах сначала, когда можно было разорвать болезнь. Крепкое его сложение столь оную преодолевало, что еще 11-го изволил сам бриться без всякой усталости, беспрестанно повторял: «Не мучьте меня. Дайте мне покой!»

И когда императрица стала наиубедительнейше его уговаривать принять лекарство, то император, не имея, чем возразить, просил ее оставить на некоторое время одного, дабы отдохнуть и воспользоваться наклонностью, которую чувствует ко сну. Когда приставили пиявки, то, как скоро чувствовал действие оных, государь срывал их сам руками и кидал на пол.

Все теперь видели, сколь гнусна была клевета, выдуманная на верный, богобоязливый и кроткий народ русский. Сказали, что, когда прибудет тело сюда, народ потребует вскрытия гроба, чтобы убедиться в смерти государевой.

Какая нелепость. Ужели все сии генералы, адъютанты и все, сопровождающие тело (назовем одного Илью,

плачущего на козлах), ужели они и весь Таганрог в заговоре сем, обмануть Россию? Слухи сии однако же стали беспокоить князя Д.В.; он думал всему пособить, напечатав, что тело было отпето, и напрасно, ибо правда всегда узнается».

Здесь нелишне будет дать описание дворца в Таганроге, где умер Александр I, в его настоящем виде: дворец в Таганроге состоит из небольшого одноэтажного каменного домика, имеющего тринадцать окон на улицу; направо ворота, ведущие во двор, где имеется подъезд во дворец, а на левой стороне небольшой сад. Фасад дома окрашен темной охрой, а украшения на нем белой краскою; крыша, как надо полагать, была зеленого цвета. Вообще по наружному своему, весьма скромному виду, здание не походит на дворец. Всех комнат во дворце двенадцать; они маленькие до чрезвычайности, не высоки; окна небольшие; меблировка старинная, красного дерева, сохраняемая в чехлах со времен Александра I. Некоторые комнаты окрашены, некоторые оклеены обоями. План внутренний дворца следующий: маленькая передняя в одно окно во двор и рядом с нею приемная в два окна; из нее ход в зал, имеющее на улицу и во двор по три окна, в зале стулья, два стола и часы в углу. Из зала направо – дверь в домовую церковь, устроенную после кончины Александра I в той комнате, в которой он скончался, а налево – в гостиную и затем спальню императора и другие комнаты.

Живопись на иконах церкви настолько закопчена и загрязнена в настоящее время, что судить об ее достоинстве весьма трудно; в алтаре весьма плохое изображение Иисуса Христа, несущего крест. Иконостас зеленого цвета, с написанными белыми колоннами, с золотыми украшениями и надписью: «С нами Бог, разумейте языцы – и покоряйтеся, яко с нами Бог». Под алтарем, в подвальном помещении, имеется памятник, сделанный из бута; он как бы поддерживает потолок. На памятнике вделана бронзовая доска с изображением кончины Александра; барельеф, но очень плохой. Памятник окружают девять колонн, окрашенных белой краской. По рассказам, под этим памятником погребены внутренности Александра.

Служащие при дворце ошибочно ныне указывают на комнату, где будто бы скончался император; эта комната имеет два окна на улицу и находится между государевой гостиной, прилегающей к залу, и опочивальней императрицы; но этот покой не более как одна из комнат, входивших в число апартаментов императрицы Елизаветы Алексеевны. В углу этой комнатки помещается большой турецкий диван, обитый когда-то розовой материей, ныне выгоревшею и сделавшейся желтого цвета. У дивана – ширмы из той же материи. У того же дивана в головах стол, покрытый ковром, вышитый, по рассказам, самой императрицей. Над столом в настоящее время помещен портрет в старинной раме императора Александра II. В противоположном углу печь; около нее бюро с мраморным бюстиком Александра I. Ковры старые. В спальне императрицы: кровать, стол, кресла, наугольник и портрет ее масляными красками, по-видимому, копия. Из спальни этой вход в гостиную государыни; оттуда в комнату дежурного генерала и затем в библиотеку, имеющую одно окно во двор и вдоль стен книжные шкафы.

Характер Александра и его болезнь

Итак, события последних десяти лет царствования Александра I и в особенности изменения в его личности и характере, происшедшие к концу его жизни, настолько были резки и соответственно поражающи, что современники и окружающие его не могли не останавливаться мысленно на этих переменах. Говорить о них вслух было опасно, можно было лишиться всего благосостояния, надо было таить свои наблюдения и мысли, можно было делиться ими только лишь с самыми верными друзьями. Атмосфера таинственности сгущалась вокруг императора, он сам тоже поддавался общему настроению и поддерживал его. Он никому не доверялся и всех опасался. Ему нужно было иметь около себя таких церберов, как Аракчеев, и ему одному он сравнительно верил.

Страсть к передвижениям, проявившаяся особенно сильно в эти годы, совершенно не соответствовала нуждам управления государством, скорее и вернее, это было просто неудержимое стремление к перемене места, чтобы не оставаться подолгу где-нибудь в одном месте, это было болезненное явление со стороны человека, не доверяющего никому и опасающегося всех. Ему было все равно, ездить ли в пределах своей империи, или отправиться вне ее, – только бы не засиживаться долго. Даже в последнюю поездку, едва успев прибыть на место, Александр уже едет дальше, едет в неудобное для осмотра и путешествий время и возвращается домой уже совершенно больным. Но это лишь одна из черт болезненно измененного характера Александра.