Александр I
Шрифт:
Конечно, Александр сознавал, принимая во внимание враждебность, выказанную дворянством после заключения Тильзитского договора, и недовольство, возросшее после падения Москвы, что любая попытка достичь компромисса с Наполеоном была бы совершенно не принята ни армией, ни дворянством и подвергла бы риску его собственный трон. Казалось, Наполеон не просчитал этого. Его письмо к Александру с предложением мира осталось без ответа.
Великая армия покинула Москву 19 октября. Наполеон надеялся возвращаться через плодородные провинции к югу от пути его вторжения, но потери в битве при Малоярославце 24–25 октября вынудили его идти по своим же следам через места, уже опустошенные проходом русских и французских войск. Наступление очень жестокой русской зимы и нападения партизанских групп и крестьянских банд усиливало деморализацию армии. Один мемуарист подробно рассказывает о том, как крестьяне вели «безжалостную войну против перевозок, нападали на курьеров, вырезали больных и раненых, возвращавшихся в Смоленск, и постоянно разъединяли французскую армию» [138] . 9 ноября передовые французские отряды снова вошли в Смоленск. Войска надеялись найти здесь необходимые припасы, но горько разочаровались. Смоленск был опустошен: только 350 из 2250 зданий уцелели. Остатки армии пересекли реку Березину 26 ноября; только успешный обманный маневр и мастерство французских саперов предотвратили окончательное уничтожение Великой армии (Александр никогда не простил Кутузову просчет, в силу которого это случилось), 13–14 декабря перешли Неман и достигли прусской территории. Из четырехсоттысячной армии Наполеона вернулось
138
Constantin de Gr"unwald, La Campagne de Russie,Paris, 1963, p. 252.
139
Shil’der, op. cit., p. 134.
Поражение Наполеона в Европе
Александр теперь принял личное командование армией и 23 декабря с триумфом вернулся в Вильну. Тем не менее он все еще был способен выказывать идеалистический и наивный взгляд на международные отношения, задав мадам Шуазель-Гуфье вопрос: «Почему все правители и народы Европы не могут договориться между собой и жить как братья, помогая друг другу в нужде и поддерживая в невзгодах?» [140] . По ее словам, «ангельская душа» Александра еще более проявилась, когда он отправил домой несколько испанских военнопленных за свой счет. Но на самом деле Александр был на грани свершений гораздо больших, чем просто благожелательные раздумья о международных объятиях. Как победитель Наполеона он внезапно стал потенциальным освободителем Европы.
140
Choiseul-Gouffier, op. cit., pp. 138, 147.
В январе 1813 года русские войска вошли в Пруссию. Александр приказал наступать, несмотря на совет Кутузова, который считал, что русская армия не в состоянии продолжать кампанию, и хотел дожидаться прибытия новых рекрутов и наступления весны. Пруссия формально все еще была в союзе с Францией, но младший прусский командующий, граф фон Йорк [141] , своей властью покинул Наполеона и заключил в Тауроггене соглашение о нейтралитете с русским генералом И. И. Дибичем. Теперь, когда миф о непобедимости Наполеона был разбит в России, а другие французские силы застряли в Испании, где наступали войска Британии, полное поражение Наполеона казалось по меньшей мере возможным, и новая коалиция начала обретать форму. В Калише, в бывшей прусской Польше, Александра поддержал Г. Штейн, бывший прусский кабинет-министр, сделанный теперь Александром главой временного правительства для управления территориями Пруссии, освобожденными от французской оккупации. Александр разделял желание Штейна восстановить Пруссию в ее прежнем статусе (хотя и не обязательно в прежних границах). В январе 1813 года Александр великодушно писал Фридриху-Вильгельму III: «Согласно моей вере и моим принципам, я хочу отплатить добром за зло, и не буду удовлетворен, пока Пруссия не приобретет вновь всю свою мощь и пышность» [142] . Взгляды, высказываемые ранее некоторыми немецкими историками, о том, что Штейн был только инструментом в стремлении Александра перенести войну против Наполеона в Европу и всего-навсего попутно освободить Германию, подверглись убедительному опровержению. Александр показал, что готов именно освободить Пруссию, даже наперекор советам своего главнокомандующего, но Штейн не был подготовлен к принятию власти. Он отказался, сославшись на свою слабость и подчеркнув, между прочим, ограниченность царя: «…у меня было влияние без власти, влияние на весьма несовершенное человеческое существо, которое должно было использоваться как инструмент для достижения высших целей. Александру недоставало глубины и способности сосредоточиваться» [143] .
141
Йорк фон Вартенбург, командующий прусским вспомогательным корпусом. — Ред.
142
Sorel, op. cit., 1st edn, Paris 1904, VIII, La Coalition, les trait'es de 1815. 1812–1815,p. 56.
143
Hans A. Schmitt, '1812: Stein, Alexander I and the Crusade against Napoleon’, Journal of Modern History,vol. 31, no. 4,1959, p.328.
В конце февраля 1813 года Александр и Штейн подготовили текст военного союза между двумя странами, который был подписан Фридрихом-Вильгельмом 28 февраля в Бреслау, куда он бежал из Берлина. Договор предусматривал объединение русских (150 000) и прусских (80 000) войск против Франции и объявлял, что ни одна из сторон не подпишет сепаратного мира. Более спорные секретные пункты обещали Пруссии территориальное объединение с Восточной Пруссией, что ставило под вопрос возвращение ей польских территорий (которые составляли герцогство Варшавское) и давало почву подозрениям о претензиях на эту область России. 22 февраля Александр выпустил прокламацию, в которой обещал помощь германскому народу: «Воспользовавшись нашими победами, мы протягиваем руку помощи угнетенным народам». В Калише Александр заявлял: «Придут времена, когда договоры больше не будут лишь мечтой, когда они снова смогут соблюдаться с поистине религиозной верой, с этой священной неприкосновенностью, от которой, считаем мы, зависят сила и существование империй» [144] . К этому времени Александр думал не только в терминах сотрудничества, которое поможет разбить французов. Скорее французское нашествие и собственные его религиозные впечатления убедили его в том, что на нем лежит миссия спасителя Европы и европейских народов (включая французов) от тирании Наполеона. Конечно, Александр и ранее делал идеалистические заявления о своем желании видеть людей, живущих в мире и свободе, хотя и без религиозной окраски фраз, но он никогда раньше не требовал, чтобы подобные сентиментальности одобрялись его союзниками и формально выражались в прокламациях и договорах. Времена, когда наиболее грандиозные идеи царя можно было спокойно проигнорировать, прошли. В марте Пруссия официально объявила войну Франции. Вскоре после этого совместная декларация Пруссии и России призывала немецких «князей и народ» помочь в освобождении германских земель от Наполеона. В апреле Британия согласилась предоставить прусским и российским войскам субсидию в 2 миллиона фунтов (две трети которой предназначались России).
144
Ley, op. cit., pp. 63–4.
Российская и прусская армии быстро продвигались через Центральную Европу. Французы вынуждены были отозвать в Испанию большие силы, и Наполеон стал формировать армию из ветеранов и неопытных юношей, но, несмотря на это, оказался способен задержать наступление, победив в битвах под Лютценом — 3 мая и Бауценом — 20 мая 1813 года. Выбор Александром нового главнокомандующего соединенной русско-прусской армией нерешительного генерала Петра Витгенштейна (Кутузов уже умер), частично был виною этих неудач. Царь уже и раньше не раз проявлял свою неспособность определять качества военных командиров. После неудач он обычно увольнял командира, что надлежащим образом проделал и в данном случае, восстановив в должности главнокомандующего Барклая-де-Толли (который был отстранен от нее после сдачи Смоленска). Австрия, номинально союзник Франции (Наполеон женился на габсбургской принцессе Марии Луизе), теперь
В штабе Александра в Райхенбахе 27 июня 1813 года Австрия, Пруссия и Россия подписали конвенцию о восстановлении прусских и австрийских владений, о воссоздании независимых германских государств и формальном роспуске герцогства Варшавского с его конституцией. Наполеон попытался помешать всему этому при австрийском вооруженном посредничестве и добился успеха в продлении перемирия, но как только слабость французов стала очевидна Меттерниху, эти попытки пресеклись, и в августе 1813 года Австрия объявила Франции войну. В конце августа союзники попытались отвоевать Дрезден, но были отбиты французскими войсками. Александр снова проявил недостаток тактического мышления, настаивая на необходимости атаки в лоб, наперекор советам не только австрийцев, но и собственных генералов. 9 сентября 1813 года Россия, Пруссия и Австрия подписали в Теплице договор, обязывающий каждую из подписавшихся сторон выставить против Франции 150 000 человек и не заключать сепаратного мира. Договор также подтверждал реставрацию независимых германских государств, роспуск Рейнской Конфедерации и совместное определение судьбы герцогства Варшавского. Меттерних, однако, не обязывался принять будущее устройство Европы или исключить из обговоренного устройства Наполеона. Швеция присоединилась к союзу, дав ему численное превосходство; теперь у союзников было около 490 000 солдат, в то время как Наполеон мог собрать лишь 440 000.
Дорогая победа (обе стороны потеряли приблизительно по 30 000 человек только в первый день) трех держав над Наполеоном под Лейпцигом («Битва народов») 16–19 октября обозначила конец французской власти над Германией и заставила Наполеона отступить за Рейн. Александр играл в битве активную роль, руководя ходом сражения и лично участвуя в казачьей атаке против французских кирасир (когда его просили переместиться в безопасное место, он ответил: «Здесь нет для меня пуль»). Позор его поражения в битве при Аустерлице наконец-то был смыт. На этом этапе, однако, казалось, что союз распадется, так как ни Австрия, ни Пруссия не были готовы перенести кампанию в саму Францию. Несмотря на критическую нехватку у Наполеона войск и военных припасов и сопротивление внутри Франции дальнейшим рекрутским наборам, они не стремились рисковать собственными армиями на французской земле. Александр единственный был тверд в намерении продолжать кампанию до решительного конца и лишить Наполеона власти. Только его угроза пойти на Париж без союзников и прибытие в феврале 1814 года с новыми предложениями виконта Кестльри, британского министра иностранных дел, спасло коалицию от развала. В начале февраля союзники одержали первую победу на французской земле, но к середине месяца они встретили свирепое сопротивление и должны были отступить. Это вынудило Александра заключить с своими партнерами соглашение и принять предложения Кестльри. 9 марта 1814 года договор в Шомоне связал всех членов коалиции до полного поражения Франции и объявил признание федеративной Германии и независимых Голландии, Швейцарии, Италии и Испании. По самым проблематичным вопросам о будущем Польши и о том, кто будет править Францией, решение не было достигнуто. Британия предоставила субсидии в размере 5 миллионов фунтов, поровну разделенные между союзниками.
Русские войска, возглавляемые Александром, вошли в Париж 31 марта 1814 года. Проявив решимость разбить Наполеона полностью, Александр теперь мог позволить себе в этот миг победы быть великодушным. Он всегда заявлял, что только Наполеон сам по себе был его врагом и он не чувствует враждебности к французскому народу, который рассматривает как жертву дьявольского правления императора. Он объявил жителям Парижа: «Я пришел не как враг. Я пришел принести вам мир и торговлю» [145] , и сообщил делегации, встретившей его перед въездом в город, следующее:
145
Shil’der, op. cit., p. 212.
Я уважаю Францию и французов и надеюсь, что они дадут мне возможность сделать для них добро. Пожалуйста, скажите парижанам, господа, что я вхожу в их стены не как враг, и от них зависит, принять ли меня как друга; и еще, что у меня лишь один враг во Франции, и с ним я буду непримирим [146] .
Наполеон был низложен 6 апреля, а 20 апреля взошел на борт корабля, плывущего к острову Эльба. Александр остался в Париже очаровывать французских сановников и дам; он грациозно отклонил предложение переименовать Аустерлицкий мост во что-нибудь, связанное с менее болезненными воспоминаниями, и услаждал бывшую императрицу Жозефину во время своих частых визитов к ней. (Увы, для Жозефины обаяние Александра имело роковые последствия; во время пикника, на котором он присутствовал, она подхватила бронхит и умерла в конце мая).
146
A. A. Lobanov-Rostovskii, Russia and Europe, 1789–1825,New York, 1968, p. 323.
В то время как Александр сопровождал свою армию через всю Европу, он не пренебрегал своими новыми духовными интересами. Он писал своему другу Кошелеву в январе 1813 года, прося молиться за него, чтобы он смог выполнить свою миссию — «сделать мою страну счастливой, но не в обычном смысле, а установить истинное правление Иисуса Христа, во что я вложу всю мою славу» [147] . Идея, которая позже воплотилась в Священном союзе 1815 года, брала начало в кампании 1813–1814 годов в Европе. Александр позже заявлял, что Союз происходил из встречи с королем Пруссии и императором Австрии после победы при Лейпциге. (Тем не менее, его памяти нельзя доверять в этом вопросе; он также утверждал, что вдохновение исходило от первой его встречи с Фридрихом-Вильгельмом в 1802 году и, по другому случаю, что эта мысль была сформулирована только на Венском конгрессе). Он продолжал свои духовные чтения и ознакомился с работами современных мистиков. Во время прохода русской армии через Южную Германию в июле 1814 года он встретил набожного человека, немца Иоганна Юнг-Штиллинга. В течение этого года он также переписывался с мистически настроенной мадам Юлией де Крюденер, лютеранкой из Ливонии, вышедшей замуж за барона Крюденера, балтийского дворянина, служившего в российском дипломатическом корпусе. Мадам Крюденер последовала за Александром в штаб его войск в Хейльбронне в 1815 году и руководила устроением встречи с ним 4 июня. Это, согласно свидетельству евангелического священника Эмпайтаза, «было эмоциональным столкновением; мадам Крюденер произнесла трехчасовую речь, во время которой Александр едва мол выговорить несколько ломаных слов; он обхватил голову руками и проливал обильные слезы». Затем царь погрузился в чтение Писания, но не проникся мыслью о своем несоответствии настолько, чтобы забыть о своей миссии в Европе. Он молился за врагов, и еще — «чтобы Бог даровал мне милость обеспечить мир в Европе; я готов положить на это всю свою жизнь» [148] .
147
Nicolas Mikhailowitch, L’Empereur Alexandre Ier,II, p. 7.
148
H. L. Empaytaz., Notice sur Alexandre, Empereur de Russie,Geneva, 1828, pp. 13, 28.