Александр II

Тумасов Борис Евгеньевич

На заключительное заседание пригласили турецкую делегацию. Приготовились огласить ей условия конференции. Однако совсем неожиданно в работе Константинопольской конференции произошёл сбой: вмешался султан Абдул-Хамид. Из окон дворца, где заседали дипломаты, были слышны залпы артиллерийского салюта. Изумлённые представители великих держав повернулись к турецкой делегации. И тогда встал министр иностранных дел Оттоманской Порты Саффет-паша и торжественно произнёс: «Великий акт, который совершился в этот момент, изменил форму правления, существовавшую в течение шестисот лет: провозглашена конституция, которой его величество султан осчастливил свою империю. Самая полная, какую только может пожелать свободная страна, конституция провозглашает принцип равенства…»

Граф

Игнатьев [17] , мысленно уже подготовивший отчёт в Петербург об итогах конференции, недоумённо посмотрел на представителя Англии лорда Солсбери [18] . Гладко выбритое лицо англичанина сделалось пунцовым. Накануне, как выяснилось позже, Солсбери имел встречу с британским послом в Константинополе, и тот предупредил его, чтобы он не смел оказывать давление на турецкое правительство в угоду России.

Когда же министр иностранных дел Порты произнёс, что на основании дарованных конституцией реформ турецкое правительство отклоняет решения Константинопольской конференции, граф Игнатьев чертыхнулся и потребовал заставить Оттоманскую империю принять выработанные условия. Однако лорд Солсбери дипломатично поднял руки. Конференцию похоронили явно англичане.

17

Игнатьев Николай Павлович (1832 – 1908) – граф; государственный деятель, дипломат, генерал от инфантерии. С 1868 по 1877 г. – посол в Константинополе. Участник подготовки Сан-Стефанского мирного договора (1878). В 1881 – 1882 гг. – министр внутренних дел.

18

Солсбери Роберт Артур Толбот (1830 – 1903) – маркиз; премьер-министр Великобритании в 1885 – 1892 и в 1895 – 1902 гг. Лидер консерваторов.

Предавшись мыслям, канцлер молчал, Жомини не нарушал его думы.

Три месяца назад, по настоянию Горчакова, Россия и Австро-Венгрия подписали Будапештскую конвенцию. Русский канцлер обеспечивал России нейтралитет Австро-Венгрии в случае войны с Портой. Враждебные происки Англии и совместные действия Австро-Венгрии и Германии против России побудили русское правительство принять требование Андраши на включение в Будапештскую конвенцию условия о предоставлении Австро-Венгрии права выбора момента и способа занять Боснию и Герцеговину.

В стремлении урегулировать балканский кризис мирным путём Горчаков дал задание русскому послу в Константинополе – генерал-адъютанту графу Игнатьеву – выехать в главные европейские столицы и добиться подписания протокола, в котором подтверждались бы постановления Константинопольской конференции.

Мартовская поездка Игнатьева в Вену и Берлин привела к принятию Лондонского протокола. К нему прилагались две декларации. В первой говорилось: если Оттоманская Порта переведёт свои войска на мирное положение и приступит к реформам относительно славян на Балканах, Россия незамедлительно поведёт переговоры о разоружении. В случае непринятия султаном первой декларации Россия, согласно второй декларации, оговаривала считать Лондонский протокол потерявшим силу.

Горчаков вернулся к беседе с Жомини:

– Вчерашнего дня я имел встречу с Михаилом Христофоровичем Рейтерном [19] . Глубокоуважаемый министр финансов по-прежнему твёрд в убеждении: война накладна для российских сейфов.

– Государю известны его записки.

– Тревога не без основания. Военная кампания нанесёт нашей казне урон изрядный.

– Казне российской, ваше сиятельство, причиняли урон не только недруги.

– Ваша правда, – сокрушённо кивнул головой Горчаков. Восемнадцать миллионов на коронацию его императорского величества – ощутимо, и это тогда, когда в России множится зловредный нигилизм и разные недозволенные общества.

Враги отечества подбивают людей на смуту.

19

Рейтерн Михаил Христофорович (1821 – 1890) – граф; государственный деятель. В течение шестнадцати лет, с 1862 г., был министром финансов, позже председателем кабинета министров. Активный реформатор финансовой системы России.

– С вольнодумством у нас, ваше сиятельство, есть кому бороться. И на нигилистов, кои в деревнях мужиков смущают, тюрем в России предостаточно.

– Так-то оно так, любезнейший Александр Генрихович, Россия до беспорядков французских не дойдёт, но когда процветает нигилизм и множатся финансовые трудности, можно ли мыслить о военных действиях?

– Думаю, ваше сиятельство, нынче старания наши тщетны, кампании военной не избежать.

– То и прискорбно. Когда дипломаты сдают позиции военным, в разговор вступают пушки. – И, помолчав, продолжил: – Государь император намерен выехать в Кишинёв, к войску.

– Это война, ваше сиятельство.

Горчаков поднялся. Встал и Жомини.

– Если суждено государству российскому скрестить оружие с недругом, любезнейший Александр Генрихович, долг дипломата, а мой наипервейший, делить тяготы с армией.

С прибытием на Варшавский вокзал Александра II и его свиты суета на время улеглась. Очищенный от копоти, протёртый до блеска паровоз стоял под парами, повсюду дежурила усиленная охрана: казаки, гвардия, жандармы.

Шестидесятилетнего, стареющего императора в поездке сопровождали цесаревич-наследник Александр Александрович [20] , военный министр Милютин, сотрудники Генерального штаба, адъютанты и многие другие чины двора.

20

Будущий император Александр III.

Вслед за царским поездом на запасных путях формировались ещё несколько составов с разной обслугой: поварами, лакеями, кухонными рабочими, прачками.

Грянул оркестр, замер почётный караул. Александр в новой шинели с золотыми эполетами поднёс ладонь к папахе, обошёл строй, сказал военному министру громко, чтобы слышали гвардейцы:

– С такими молодцами, Дмитрий Алексеевич, мы через Балканы с песней прошагаем. – И, остановившись, поздоровался: – Здравствуйте, преображенцы!

Гвардейцы ещё больше подтянулись, рявкнули дружно, спугнув воронью стаю с голых, потемневших от дождя ветвей, с водокачки.

– Здра… жела… ваше вели… ство!

Царь и Милютин поднялись в вагон-салон. По перрону забегали, замельтешили штабисты, отдавались последние указания, генералы, свитские рассаживались по вагонам.

Лязгнув буферами, поезд тронулся и, набирая скорость, вышел за стрелки семафора. Застучали на стыках колёса. Вагон, отделанный орехом, с резной мебелью, круглым мраморным столом, вокруг которого жались белые, с позолотой стулья, слегка покачивало на мягких рессорах.

Александр снял шинель и папаху. Расшитый золотом стоячий воротник мундира упёрся в бритый подбородок. Пальцами пригладил низкие, тронутые сединой бакенбарды и пышные, чуть приподнятые на концах усы. Несмотря на годы, император сохранил военную выправку.

Александр посмотрел в окно. Унылые фабричные бараки, прокопчённые заводские корпуса… Царь недовольно поморщился. Он не любил окраины…

Резко обернувшись, сказал категорично:

– Кампания, Дмитрий Алексеевич, должна завершиться к зиме.

Милютин молчал.

– Вы сомневаетесь?

– Исход кампании, ваше величество, зависит от нескольких факторов. В первую очередь от того, чем нас порадует наш канцлер, князь Горчаков. И, конечно же, от того, насколько главнокомандующий Дунайской армией великий князь Николай Николаевич и его штаб будут придерживаться диспозиции Генерального штаба.