Александр II
Шрифт:
– Ваше мнение, Дмитрий Алексеевич? – Александр посмотрел на Милютина.
Военный министр поднялся:
– Ваше величество, не возражаю, главнокомандующий прав: трудно перейти Балканы зимой, но считаю необходимым освободившуюся после Плевны армию немедленно бросить в наступление. Тем паче генерал Гурко с гвардией уже на марше к Орхание. Убеждён, бросок через Балканы и дальнейшее продвижение к Адрианополю – единственное решение проблемы. Если позволите, генерал Обручев изложит тактические соображения.
Александр кивнул. Обручев встал:
– Полностью разделяю мнение военного
– Считаю мысли генерала Обручева заслуживающими внимания, – сказал Александр. – Такое наступление даёт возможность включиться в кампанию сербам, а очистив Софийский район и овладев центральными проходами, провести армию к Адрианополю.
– Ваше величество, – снова сказал Обручев, – кроме отряда Гурко, который перейдёт Балканы в районе Араб-Конака и, заняв Софию, двинется южнее Балканского хребта, у Трояна и Шипки перейдут Балканы отряды генералов Карцева и Радецкого. Как и генерал Гурко, общим направлением они будут иметь наступление на Адрианополь и Константинополь.
– Исходя из прошлого урока, вслед за вышеупомянутыми отрядами необходимо двинуть через Балканы общий резерв, – вставил Милютин.
– Николай Николаевич, как вы мыслите наступление на Шипку и Шейново? – спросил главнокомандующий.
– Для этого по армии Сулейман-паши предусмотрены фланговые удары двух колонн. Правую поведёт генерал Скобелев, левую – генерал Святополк-Мирский.
– Вы уверены в успехе? – обратился к Обручеву Непокойчицкий, – Не будем ли мы топтаться на перевалах, как Сулейман-паша?
– У нас, Артур Адамович, двойное превосходство в солдатах и вчетверо больше пушек. Ко всему не забывайте доблесть и мужество русского солдата. Наконец, у нас проводники-болгары и помощь населения.
– Я думаю, военный министр и генерал Обручев достаточно продумали план наступления, – заметил Тотлебен. – У меня лично он не вызывает сомнения.
– Если государь за зимнюю кампанию, то мне приходится согласиться, – подал голос великий князь. – Детали главный штаб уточнит.
Непокойчицкий закивал. Александр поднялся:
– Итак, господа, принимаем.
Широкие проспекты аристократического Санкт-Петербурга, каналы и каменные арки мостов, прямой, украшенный дворцами и особняками, сияющий витринами магазинов и ресторанов шумный Невский, великолепные соборы и Летний сад с мраморными скульптурами, Александровский столп и Зимний…
Но был и рабочий Петербург. Петербург заводов и фабрик, бараков и задворок, трактиров и кабаков, Петербург работного люда.
Декабрьским студёным утром на Патронном заводе в Санкт-Петербурге случился взрыв. Убитых вынесли на снег, раненых увезли в больницу. На Патронном остановили работу.
Молчаливо наблюдали процессию наряды полицейских и жандармов. И даже когда у могил ораторы говорили о тяжкой доле работного люда и желаемой свободе, не осмелились разогнать демонстрантов…
Когда об этом стало известно в Главной императорской квартире, Александр II высказал явное неудовольствие действиями департамента полиции и жандармского корпуса.
– Сей гнойник, – заявил царь, – необходимо было вскрыть хирургическим скальпелем, дабы зараза не распространилась вглубь и вширь. Вперёд загонять скот в хлев надлежит нагайкой. Мало – оружием. Беспощадно. В России рабочих рук достаточно. Сие передайте Николаю Владимировичу Мезенцову. Он шеф жандармов и начальник Третьего отделения. Надеюсь, к моему возвращению в Петербург жандармы и полиция проявят пристрастие в наведении порядка в государстве. Передайте Николаю Владимировичу: я требую покончить с деятельностью нигилистских организаций «Земля и воля» и «Народная воля», ареста их членов и суда над ними. И ещё, господа, в Болгарии, нам известно, есть весьма подозрительное и противоестественное общество «Молодая Болгария». Дабы не допустить до смуты и речей крамольных, кои на умы российские воздействовать смогут, я повелел учинить догляд за поведением не только российского люда, солдат и офицеров, но и общества болгарского, поручив сие князю Владимиру Александровичу Черкасскому, а ему в подчинение нарядили особый отряд жандармов. Однако мне стало известно: некоторые офицеры недоброжелательно относятся к столь важному и нужному учреждению, коим руководит князь Черкасский. Владимир Александрович жаловался на начальника разведки Артамонова. Передайте полковнику моё неудовольствие.
Гвардия дислоцировалась в Ловче и окрестностях. Гвардейцы получали недельный паёк сухарей, мылись в банях, переодевались в чистое бельё, полковые священники служили молебны.
За ротами закрепили по орудию, выдали лямки. Гвардейцы пошучивали:
– Нуте, братцы, где кони не вытянут, российский солдатик сдюжит.
Зарядные ящики и фуры, чтобы не служили помехой, велено оставить. За отрядами следовали санитарные двуколки.
В горнице приземистого кирпичного дома Гурко излагал перед подчинёнными генералами предстоящую диспозицию. Иосиф Владимирович ходил по горнице, говорил собранно, лаконично.
– Господа, – Гурко остановился, разгладил раздвоенную бороду. – Перед нами поставлена важная задача начать первыми. Выйти к Софии, овладеть ею. В дальнейшем, повернув на восток, продвигаться вдоль южного склона Балкан и помочь отбросить турок от Шипки… Неприятель ожидает от нас лобового удара по арабконакским позициям, здесь он изготовился, а мы предпримем обходной манёвр. Однако, господа, обход арабконакских позиций правым флангом чреват опасностью. Турки отойдут к Софии, и тогда может повториться Плевна. Мы избрали левофланговый манёвр. Вам, генерал Раух, предопределено возглавить авангард.