Александр Македонский. Огни на курганах
Шрифт:
Откуда-то доносилось хриплое, яростное рычание льва. Он был специально пойман в пустыне сетями и привезен для потехи.
Александр прибыл на зрелище, вернувшись из поездки в горы, где он хотел захватить отряд повстанцев, укрывшихся в крепости на вершине скалы. Взяв крепость, воины перебили всех ее защитников и занялись грабежом. Оставив своих солдат, Александр примчался в Мараканду с небольшой свитой.
Рабы вымыли его тело, умастили душистым розовым маслом и завили кудри. Это задержало зрелище.
Трубы и флейты возвестили прибытие
Когда Александр, в голубом хитоне и розовых шелковых шароварах, войдя решительной походкой, занял приготовленное место на золотом троне, раскрылись ворота, ведущие во двор.
На двухколесной повозке со скрипучими колесами выше роста человека, запряженной мулами, украшенными красными кистями, была поставлена железная клетка. Никто не узнал бы теперь Каллисфена. Голый, он сидел сжавшись, и его длинные, раньше всегда завитые кудри теперь обратились в спутанную гриву.
Клетку открыли. Каллисфен вышел из нее, прижимая к груди свитки папируса. Он перевязал свитки красной тесьмой и положил их на землю.
Ему дали плащ. Он накинул его через плечо красивым жестом, оправил складки, освободил правую руку и спокойно ждал, пока слуги увезли повозку.
Когда мулы уехали и затихли их бубенчики, подошедший распорядитель-перс шепнул Каллисфену:
– Поклонись базилевсу.
Каллисфен поднял руку, точно защищаясь, и отвернулся.
Персидские воины с копьями и щитами в руках двумя шеренгами подошли к воротам и остановились. Перс-распорядитель распростерся ниц перед Александром и затем, стоя на коленях и кланяясь, воскликнул на ломаном греческом языке:
– Великий повелитель народов и его несравненная подруга жизни! Сейчас почтенные гости увидят, что ожидает самых знаменитых людей, если они замышляют злое против своих благодетелей!..
Затем персы торопливо удалились.
Рычание льва усиливалось – его нарочно старались раздразнить, прижигая раскаленным железным прутом. Двадцать четыре раба-эфиопа в цепях стояли в ожидании около небольшой карагачевой двери, ведущей в подвал. У каждого раба было копье с длинным листообразным, остро отточенным лезвием, равным половине копья.
– Отворяй! – крикнул перс – распорядитель зрелища.
Дверь подвала отворилась. Рабы отбежали и прижались за выступом стены. Из темного квадрата подземелья большими скачками выпрыгнул лев и замер, ошеломленный невиданным зрелищем. После темноты подвала его ослепило солнце. Привыкший к простору пустыни, лев с боязнью косился на непонятные ему постройки, и человек, одиноко стоявший посреди двора, еще не привлек его внимания. Лев бросился к бассейну, прыжками обогнул его и остановился.
Каллисфен величественным жестом откинул плащ и, повернувшись к уже заходящему солнцу, сказал:
– Тебе, величайший просветитель
Человек – это единственное из земных существ, созданное с глазами, обращенными к небу, а не к земле. Он создал храмы, чтобы в них возносить тебе молитвы и хвалу.
Сейчас я ухожу из этого мира, где я всегда, как и мой учитель, великий Аристотель, призывал людей выше всего любить свободу, правду и точную истину. Всю жизнь я стремился проникнуть и разгадать тайну Вселенной.
Что может сделать свободному философу тиран, который требует себе поклонения, стараясь стать рядом с тобой, озаряющий своим светом Вселенную, лучезарный, всесильный Феб!
Я рад, что могу послать тебе, вечный Феб, мой последний привет и сказать, что, даже плененный, даже запертый в клетку, я сохранял гордость свободного ученого, мыслителя, поэта.
Мои мысли, моя бессмертная душа сохранятся в моих записках, которые переживут казненного Каллисфена.
Сегодня закончатся мои записки, в которых я описал походы и подвиги Александра Великого, доблестного, достойного. И этот мой труд ни огонь, ни железо, ни всепожирающее время, даже гнев Зевса Олимпийца не будут в состоянии уничтожить.
Сегодня пришел день, который должен повернуть страницу моей судьбы, но мой дух сильнее и бессмертнее моего бренного тела, и он улетит высоко за пределы небесных светил, куда не достигает воля и насилие мелких и великих тиранов. Моя слава переживет меня. Вот я лишен отечества, друзей и дома. У меня отнято все, что только можно отнять, но мои дарования со мной. Они служат мне отрадой, ими я живу. Тут кончается власть базилевса. Пусть безжалостный меч или дикий зверь пустыни прекратит мои дни – слава переживет меня…
Больше Каллисфену говорить не удалось. Александр, рассерженный речью философа, гневно взглянул на перса – распорядителя зрелища. Тот сверху крикнул черным рабам на дворе. Один из них ловко метнул копье в льва и ранил его в заднюю лапу. В ярости лев замотал огромной головой, заросшей густой гривой, и сделал прыжок.
Вторым прыжком лев бросился на Каллисфена. Философ упал, сбитый тяжестью огромного зверя. Лев, раздавив страшной пастью светлую голову мыслителя, рвал его лапами и с рычанием глотал куски мяса.
Александр встал, лицо его было хмуро. Брови сдвинуты. Он сказал Гефестиону:
– Рукопись сохранить. Внимательно рассмотреть, что он писал.
– Я уже читал. Он описывал твои походы.
– Осуждал меня?
– Нет, базилевс. Он восхвалял тебя.
Александр на мгновение задумался.
– Прощать – это привилегия богов. Смерть Каллисфена – достаточная угроза моим врагам, а для потомства – пусть знают, что Александр приказал сохранить рукописи Каллисфена. Каллисфен был необычайный человек, не то что другие, безумные заговорщики. Он заслуживает бессмертия… Сам позаботься о рукописи и дай ее размножить.