Александр Македонский. Трилогия
Шрифт:
Я уже был наслышан об их варварских обычаях в отношении вина: его подавали прямо во время еды, к мясу. Никто, однако, не подготовил меня к той свободе речей, которую царь допускал за столом. Они звали его просто Александром, без титулов, как равного; они даже позволяли себе громко смеяться в его присутствии, и, вместо того чтобы упрекнуть наглецов, Александр присоединялся к ним! Они вспоминали минувшие битвы, как это делают простые воины, оказывая мало почтения своему сотнику; я сам слышал, как один из них произнес: «Нет, Александр, то было за день до того», — и сия дерзость даже не была наказана! Они так и продолжали
Когда же они наелись (пища — как в крестьянской хижине на праздник, вовсе без сладостей), все слуги вышли, кроме виночерпиев. Потому и я ушел, направившись прямо к царскому шатру, дабы приготовить постель. Я был немало поражен, найдя ложе бедным, словно кровать простого воина: там едва нашлось бы место для двоих. В шатре я увидел несколько красивых золотых сосудов (изъятых, дерзну сказать, из пер-сепольского дворца); что же до прочей обстановки, то она оказалась удивительно проста: кровать со скамеечкой для одежды, умывальник, стол со стулом, полочка со свитками и высокая ванна, выложенная серебряными листами, — должно быть, она некогда принадлежала Дарию и была захвачена вместе с самим шатром.
Я поискал благовония, но так и не сумел их найти. Как раз в этот момент в шатер вошел македонский мальчик примерно одного со мною возраста, с порога вопросивший:
— Ты что здесь делаешь?
Можно подумать, он спугнул вора. Я не ответил той же грубостью, но напомнил, что был принят сегодня в услужение.
— Впервые слышу, — заявил он. — Кто ты такой, чтобы вползать сюда без разрешения? Я охраняю шатер, и насколько я могу судить, ты явился отравить Александра.
Он завопил, подзывая подмогу, и в шатер вбежал еще один мальчик. Вдвоем они как раз собрались задать мне хорошую взбучку, как полог откинулся, и на пороге появился незнакомый мне юноша. Мальчики понурились даже прежде, чем тот открыл рот.
— Во имя Зевса! — вскричал мой спаситель. — Разве ты, Антикл, не можешь стоять на часах без этих воплей, подобных крикам рыночного зазывалы? Я услыхал тебя снаружи; считай, тебе повезло, если их не слышал сам царь. Что здесь происходит? Мальчик ткнул в меня пальцем:
— Я нашел его здесь, и он рылся в вещах Александра! Юноша поднял брови.
— Ты мог бы спросить кого-нибудь из нас, прежде чем поднимать на ноги весь лагерь своим ревом. Сколько можно с тобою нянчиться? В толк не возьму, как Александр только терпит эту безмозглую детвору!
Мальчик, внезапно рассердившись, дерзко отвечал ему:
— Тебе еще не надоело следить за нами? Ты сам давно уже не служишь Александру, но до сих пор не можешь свыкнуться с этой мыслью! Между прочим, я сегодня дежурю, и неужто в мои обязанности входит допускать в царскую спальню всякого дешевого скопца, которому вздумается пошарить в чужих вещах? Что мне с того, что какой-то варвар подбросил нам эту гнусную подстилку?
Юноша не отводил тяжелого взгляда, пока мальчик не покраснел.
— Во-первых, не сквернословь, Александр этого не любит. А насчет всего остального, поверь мне на слово: мальчик имеет право быть здесь. Я своими ушами слышал, как Александр говорил с ним. Подвергать твой скудный разум другим испытаниям я не стану. Клянусь египетским Псом! Будь я хотя бы наполовину таким идиотом, я тут же пошел бы и удавился!
Пробормотав
По обычаю, из Македонии вместе с новыми войска ми прибывали и новые телохранители царя. Эта по четная обязанность, частью которой были и ночные-дежурства, возлагалась на сыновей тамошних власти телей. Обычно служба каждого продолжалась два-три года, не более, но за четыре года войны те служители, с которыми Александр некогда покинул родные края, уже превратились в мужчин. В Македонии он сам вы бирал телохранителей; все они давно знали его обы чаи, да и сам он уже привык, чтобы все шло как по маслу. Теперь же, перейдя в конницу, они, как пред-полагалось, должны были натаскивать недавно прибывших новичков, к которым относились с величайшим презрением. Все это я узнал гораздо позже.
В царском шатре я остался один. Мне казалось странным, что еще никто не пришел, дабы вместе со мною дождаться Александра и помочь ему разоблачиться; однако я ни минуты не сомневался, что они вскоре явятся. Зажег ночник от висевшего на крюке светильника, поставил у кровати, а сам отошел в пустой угол и сел, скрестив ноги, в тени, предавшись горестным мыслям по поводу своей дальнейшей судьбы.
За стеной послышались голоса; вскоре в шатер вошел сам царь в сопровождении двух военачальников. Мне было ясно, что они просто вошли вместе, погруженные в беседу, и никто из них не намерен приготовить царя ко сну. Я же почувствовал себя весьма неловко. Быть может, Александр не хочет, чтобы они узнали о том, что он посылал за мною? Подумав так, я остался недвижим в своем темном углу.
Когда военачальники вышли, я как раз собирался встать и помочь царю снять одеяние, но Александр в задумчивости начал ходить из угла в угол, как если бы остался один. Казалось, он глубоко погружен в мысли и не хочет, чтобы его беспокоили. Я сидел тихо, давно научившись понимать, когда следует попадаться на глаза повелителю, а когда стоит держаться подальше.
Он шагал взад-вперед, чуть склонив голову набок, и его остановившийся взгляд, могло почудиться, устремлен куда-то сквозь стены шатра. Походив так немного, он уселся за стол, открыл восковые таблички и принялся писать. Мне это показалось странным занятием для царя, в чьем распоряжении было немало писцов, которые могли вы полнить для него всю работу. За все то время, что я провел у Дария, мне ни разу не довелось видеть, чтобы тот хотя бы прикасался к инструментам для письма.
Внезапно, безо всякого приветствия или представления, при полном безмолвствии охраны, в шатер вошел молодой человек. Он не спросил дозволения и даже не приостановился на пороге… Я узнал его: он стоял рядом с Александром, когда Набарзан представлял меня. Царь, сидевший спиною ко входу, продолжал писать, не подозревая о посетителе; вошедший же быстро шагнул к нему и, встав позади, запустил пальцы и его волосы.
Я был так напуган, что не смог даже вскрикнуть. За одно-единственное мгновение мою бедную голову посетили тысячи кошмарных видений. Нужно успеть добраться до леса прежде, чем тело будет найдено. Убийца рассчитывает обвинить в смерти Александра меня, зная, что царь посылал за мной! Меня ждут изощренные пытки; я буду умирать три дня, никак не меньше.