Александр Македонский. Трилогия
Шрифт:
— Он пришел, чтобы говорить за своего брата, господин, за юного Никомаха. Тот не решился прийти сам — заговорщики догадались бы. Вот почему он рассказал Кебалину.
— Вот как? — терпеливо переспросил Александр. — Рассказал Кебалину что?
— Про Димноса, господин. Это тот самый. Брови Александра на мгновение поднялись. Метрон тем временем опоясал его ремнем, на котором висел меч.
— Он… Ну, друг юного Никомаха, господин. Он хотел, чтобы Никомах был с ними заодно, но тот отказался. Димнос уже полагался на него, а потому совсем потерял голову и сказал,
— «Они»? Кто остальные? Лицо юноши вытянулось.
— Александр, прости меня. Он говорил, но я не запомнил имен.
— По крайней мере, честно. Помни, воин не должен терять рассудка даже в самый отчаянный момент… Ладно, ступай сыщи мне предводителя стражи.
Александр начал мерить комнату шагами. Его взгляд был строг, но я не видел в нем признаков удивления или растерянности, уже зная, что в Македонии от рук убийц погибло больше царей, чем даже в Персии. В последний раз злоумышленники воспользовались кинжалом. Говорят, отца Александра убили на глазах у сына.
Когда явился предводитель стражи, Александр приказал:
— Арестуй Димноса из Халестры. Ты найдешь его в лагере и приведешь сюда. — И вместе с Метроном царь направился в оружейную комнату.
Оттуда до меня донесся мужской возглас: «О царь! Я уж думал, мне не успеть вовремя!» Будучи сильно испуган, Кебалин говорил быстро и невнятно, так что я и вовсе пропустил часть его рассказа. Что-то насчет того, будто Димнос счел, что царь недооценивает его, а потом: «Но это лишь то, что он сказал моему брату, не желая объяснять, почему в это дело вмешались и другие». Были названы имена, которые (подобно Метрону) я запамятовал, хоть и видел, как умерли эти люди.
Александр позволил Кебалину продолжать, не подгоняя, когда тот терял мысль. Потом спросил:
— Сколько времени твой брат знал об этом, прежде чем открылся тебе?
— Нисколько, Александр. Он сразу бросился искать меня и нашел.
— Значит, все это случилось сегодня, когда мы разбивали лагерь?
— О нет, Александр! Вот почему я прибежал сам. Это было два дня назад.
— Два дня? — прозвенел голос Александра. — Я ни разу не покинул лагеря. Сколько ты сам был замешан в заговоре, пока не струсил?.. Арестуйте его.
Стражи потащили молодого воина, от ужаса хватавшего воздух ртом, из комнаты.
— Но, Александр, — хрипел он, едва не срываясь на крик, — я отправился к тебе в ту же минуту, как только услышал. Клянусь, я пришел прямиком к твоему шатру. Значит, он не рассказал тебе? Он сказал, что поведает обо всем, как только ты будешь свободен. И на следующий день — то же самое. Царь, я клянусь бессмертием Зевса! Неужели он вообще ничего не говорил?
Наступила тишина. Александр смерил юношу пристальным взглядом.
— Отпустите его, но стойте рядом. Теперь дай мне понять. Ты говоришь, все это ты рассказал кому-то из моего окружения, и тот вызвался предупредить меня?
— Да, Александр! — Кебалин едва не рухнул на камень пола, когда воины отпустили его. — Клянусь,
— Сдается мне, твой брат не дурак. И кому же ты рассказывал все это?
— Филоту, царь. Он…
— Что?!
Тот повторил имя, от страха заикаясь. Но в лице Александра я не видел недоверия — он о чем-то вспоминал.
Помолчав немного, он сказал:
— Очень хорошо, Кебалин. Тебя и твоего брата будут охранять как свидетелей. Вам обоим нечего бояться, ежели вы говорите правду. Приготовьтесь четко и ясно повторить свой рассказ.
Стражи увели Кебалина, остальных же Александр послал за верными людьми. Пока мы оставались наедине, я привел в порядок и убрал ванные принадлежности, глупо досадуя, что сюда набежит целая толпа, прежде чем я позову рабов вынести отсюда тяжелую ванну. Я не собирался оставлять Александра одного, пока кто-нибудь не явится.
Быстро шагая из угла в угол, он столкнулся со мной лицом к лицу, и слова хлынули из его уст:
— В тот день он провел со мною более часа. Говорил о лошадях. Слишком много дел!.. Мы были друзьями, Багоас, мы дружили еще детьми. — Быстро отвернувшись, Александр дошел до стены и возвратился. — Он изменился после того, как я посетил оракула в Сиве. Филот смеялся над пророчеством мне прямо в лицо, но он всегда высмеивал богов, и я простил его. Меня предупреждали о нем еще в Египте; но он был мне другом; что я — Ох, что ли? И все-таки он уже не стал прежним… Да, он изменился, пока я был у оракула. Я еще не успел ответить, как стали собираться те, за кем посылали, и мне пришлось уйти. Первым вошел полководец по имени Кратер, живший поблизости от башни. Выходя, я слышал голос Александра:
— Кратер, я хочу, чтобы ты выставил охрану на всех дорогах, на каждой тропе, по какой только может проехать конный. Никто, по какой бы то ни было причине, не должен покинуть лагерь. Иди и сделай, нельзя медлить; когда вернешься, я расскажу, зачем все это.
Другие друзья, за которыми Александр посылал — Гефестион, Птолемей, Пердикка и остальные, — закрылись в его комнате, и я ничего более не услышал. Затем по лестнице застучали сандалии. Юный Ме-трон, бежавший впереди (он уже поборол страх и сиял теперь сознанием собственной важности), поскребся в дверь:
— Александр, несут Димноса. Господин, он сопротивлялся аресту.
Четверо воинов внесли на армейских носилках молодого светлобородого македонца, чей бок и губы сочились кровью. Он дышал с трудом, булькая и содрогаясь.
— Кто из вас содеял это? — грозно спросил Александр, и все четверо вмиг побледнели, подобно своей ноше.
Командовавший арестом с трудом нашел силы ответить:
— Он сам сделал это, господин. Я даже не успел арестовать его, он вонзил в себя меч, едва увидел нас.