Александр Македонский. Трилогия
Шрифт:
— Нет. Настоящие друзья должны быть всем друг для друга.
— Так ты на самом деле этого хочешь?
— Неужели ты сам не догадался?
— Я не могу, когда тебе грустно. — Гефестион с тревогой склонился над ним.
— Это скоро пройдёт. Это, наверно, кто-нибудь из богов завидует. — Он подтянулся руками кверху, взял в ладони голову Гефестиона и положил себе на плечо. — Некоторые из них стыдились выбора своего. Не надо их называть, рассердиться могут… Но мы же знаем… Даже боги могут завидовать.
Гефестион
—
кем ни один из них никогда не был и быть не мог: в его руки Александр с полным доверием отдал гордость свою!.. Сколько бы он ни прожил — ничего более прекрасного случиться уже не может; чтобы иметь больше — надо стать бессмертным… На глазах его выступили слезы, и капали на шею Александру. А тот — решив, что он тоже испытывает после-печаль, — с улыбкой гладил ему волосы.
На следующий год, по весне, Демосфен отплыл на север: в Перинф и Византий. Филипп уже условился с ними о заключении мирных договоров; и если оставить эти укреплённые города в покое — они ему мешать не станут. Но Демосфен убедил их от договоров отказаться. Афинские силы, базирующиеся на Фасосе, уже вели с Македонией необъявленную войну.
Полигон возле Пеллы — на равнине, с которой море отступило совсем недавно; живы ещё старики, видевшие как это было. Здесь маршировали и разворачивались фаланги с длинными сариссами, построенные так, что копья сразу трёх шеренг поражали противника единым фронтом… Сшибались на скаку кавалеристы — учились так держаться на коне, чтобы не слететь в момент удара…
А в Мьезе Александр с Гефестионом паковали свой багаж — завтра спозаранок уезжать надо — и проверяли друг другу головы.
— На этот раз ничего. — Гефестион бросил гребень. — Это зимой их ловишь, когда жмёшься друг другу.
Александр, сидевший на полу, оттолкнул своего пса, норовившего лицо облизать, и поменялся с Гефестионом местами.
— Блох можно утопить. А вши — они как иллирийцы, в лесах прячутся. В походе мы так или иначе их наберёмся, но хоть начать чистыми… Мне кажется, на тебе уже… Нет, погоди-ка… Ну, всё. — Он поднялся и достал с полки оплетённую фляжку. — Мы снова этой штукой натрёмся, она лучше всего помогает. Надо Аристотелю сказать.
— Она же вонючая!
— Я туда благовоний подмешал. Понюхай.
В этот последний год он увлёкся искусством врачевания. Аристотель давал им много лишнего — Александр не сомневался, что большая часть его теорий окажется бесполезной, когда до дела дойдёт, — но вот это знать стоило. Даже князья-воители под Троей не гнушались врачеванием; недаром художники изображают, как Ахилл бинтует раны Патроклу. Его увлечение несколько расстраивало планы Аристотеля, который теперь больше интересовался общей философией; но медицина была его родовым наследием, и он преподавал её с удовольствием. А у Александра появились записи
— Да, пахнет получше, — согласился Гефестион. — И похоже, что отгоняет этих тварей.
—
У
матери были заклинания против них, но под конец она всё равно их руками вытаскивала.
Пёс горевал, лёжа возле уложенных сумок: он знал этот запах.
Совсем недавно, несколько месяцев назад, Александр принимал участие в боях, командуя собственным отрядом, как обещал ему царь. А сегодня, весь день, в доме слышался пронзительный скрип, похожий на стрекотанье сверчков; это точила шаркали по наконечникам и клинкам, все готовились к походу.
Гефестион думал о предстоящей войне без страха, прогоняя или подавляя даже намёк на мысль, что Александра могут убить. Только так и можно было жить с ним рядом. Сам он предпочёл бы не умирать, если получится, потому что был нужен… Но это в руках богов — он доверится им. Ну а драться постарается так, чтобы враг умирал, а не он.
— Я одного боюсь, — сказал Александр. — Что на юге начнётся раньше, чем буду готов.
Он натёр клинок воском и теперь гонял его по ножнам, взад-вперёд, пока меч не стал вылетать как по маслу. Потом потянулся за щёткой, из палки размочаленной, почистить насечку.
— Дай мне, — попросил Гефестион. — Я и свой и твой вычищу.
Он склонился над изящно украшенными ножнами с решетчатым орнаментом. Александр всегда старается поскорей избавиться от дротиков; его любимое оружие — меч, лицом к лицу… Работая с ним, Гефестион бормотал заклинания на счастье.
— Я надеюсь стать генералом ещё до того, как в Грецию пойдём.
Гефестион, полировавший рукоять из акульей кожи, поднял глаза.
— Ты особенно на это не настраивайся. Похоже, что пойдём совсем скоро.
— Люди уже сейчас за мной идут, если момент критический. Это я знаю. Но считается, что назначать меня ещё нельзя, рано. A когда не рано — год, два?.. Но уже и сейчас пошли бы.
— Да, пошли бы, я это уже видел. Когда-то просто верили, что удачу приносишь… А теперь все уверены — ты сделаешь, что надо.
— Они ж меня давно уже знают.
Он снял со стены, с крюка, свой шлем и встряхнул, расправляя гребень из белого конского волоса.
— Некоторых послушать — можно подумать, ты у них на руках вырос.
Гефестион слишком сильно надавил на щётку, сломал, пришлось снова конец разжёвывать.
— Ты знаешь, так оно и было, на самом деле. Не у всех конечно. — Александр расчесал гребень шлема и подошёл к настенному зеркалу. — По-моему, пойдёт, а? Металл хороший, сидит как раз, и видно будет людям. — В Пелле теперь не было недостатка в оружейниках: с юга приезжали, из Коринфа, зная что здесь их не обидят. — Раз уж я генерал, то смогу себе позволить заметный шлем.
— Да уж!.. — Гефестион глянул через его плечо на отражение в зеркале. — Разукрасился, как петух бойцовый.