Александр Македонский
Шрифт:
Но пленение Бесса не устранило проблему: началось другое, гораздо более опасное восстание, возглавленное Спитаменом. В отличие от Бесса, военное мышление которого в определенной мере
67
было ограничено ахеменидской традицией (сражение в сомкнутых боевых порядках), согдианский вождь отлично понимал, что должен мобилизовать против Александра все имеющиеся в его распоряжении человеческие и природные преимущества, присущие Согдиане и Бактрии, покрытым естественными укрепленными позициями, в то время как македонскую армию не готовили обходить ловушки и противостоять неожиданным нападениям. Сопротивление многих городов и гарнизонов вынудило Александра поначалу вести изматывающую осадную войну. Так что ситуация здесь отличалась от таковой в западных сатрапиях, где, как правило, падение столицы означало покорение всей территории.
Против македонской армии, вынужденной захватывать с боем и удерживать
68
партизанской войне, а вскоре Александру удалось набрать конницу из числа бактрийской знати и согдианских союзников.
А союз со скифами был непрочным и двусмысленным, как это можно понять из рассуждений Арриана (IV, 17, 4-5): «Скифы эти жили в крайней бедности; не было у них ни городов, ни оседлого жилья; бояться за свои блага им было нечего, и потому склонить их на любую войну ничего не стоило».
За этой стереотипной картиной кочевой жизни [25] следует видеть, что в действительности не все степные народы выступали против Александра с оружием в руках. Сопротивление саков за Сырдарьей (Яксартом) было недолгим: вскоре (329 г. до н. э.) был заключен мир, и когда согдианские и бактрийские войска перешли на сторону Александра, массагеты зарубили Спитамена, решив таким образом «убедить Александра оставить их в покое». Если добавить, что Александру подчинялось все больше согдианской и бактрийской знати, можно предположить, что происходило постоянное снижение «национального» характера, который обычно придается этому восстанию. И правильнее было бы говорить не об одном вос-
25
Ср.: P. Briant. «'Etat et pasteurs au Moyen-Orient ancien». Paris-Cambridge, 1982. P. 9-56.
69
стании, а о множестве восстаний, различных по масштабу, продолжительности и целям.
Для того чтобы осознать масштабы опасности, грозившей македонянам в 329-327 гг. до н. э., следует уточнить, что царь и его военачальники вынуждены были сражаться на несколько фронтов. Стремясь скорейшим образом настичь Бесса, Александр, в сущности, оставил позади себя только что покоренные территории на попечение персидским сатрапам, верность которых была еще очень ненадежной. Бесс тоже смог назначить сатрапа в Парфии. В Арии Сатибарзан восставал дважды; еще два персидских сатрапа, Арсак в Арии и Оксидат в Мидии, уклонялись от содействия. Волнения закончились лишь в 328 г. до н. а, то есть гораздо позже пленения Бесса в Согдиане (середина лета 329 г. до н. з.). [26]
26
Именно этот аспект подчеркивает A.В. Bosworth (JHS, 1981. Р. 17-39).
Но окончательный провал Спитамена объясняется также и примененными Александром методами, направленными на то, чтобы сломить население и нравственно, и в военном плане. Мы не будем подробно останавливаться на спорном взгляде, возникшем с легкой руки Блаженного Августина и развитом
70
христианином Орозием в IV в. н. э., представляющем собой негативную оценку деятельности Александра: «Пучина несчастий и самый страшный из циклонов, прошедший по всему Востоку» (III, 7, 5). Следует признать, что македонский царь не колеблясь безжалостно карал противников, в том числе массовых. [27] Осадная война против городов Согдианы велась с неслыханной жестокостью. В Газе он приказал «изрубить всю молодежь... город Кирополис был снесен с лица земли». Мобильные колонны, которые Александр сформировал для ускорения продвижения армии, были очень похожи на «адские колонны» (так назывались карательные военные колонны, отличавшиеся особой жестокостью, во время Французской революции. – Примеч. ред.). В отместку за уничтожение македонского войска в 328 г. до н. э. Александр, разделив армию
27
По этому поводу можно ознакомиться с версией, которую излагает А. В. Bosworth в книге «Alexander and the East» (Oxford, 1996), а также со сравнительным анализом деяний Александра и Кортеса в «Alexander the Great in fact and fiction» (Oxford, 2000). P. 23-49.
71
заставили себя ждать. На следующий год при известии о приближении македонян крестьяне выгнали из своих деревень воинов Спитамена, устроившихся было там на постой.
Таким образом, поведение Александра было далеко от «рыцарского», которое античные авторы наперебой восхваляют, начиная с войны против Дария. Просто изменились условия. Александра все больше беспокоила вызванная этими волнениями задержка задуманного Индийского похода. С другой стороны, он понимал, что жестокость войны и ненадежность положения победителей не могли серьезно не повлиять на моральный дух войска. Он уже не ведет классическую войну против объявленного официально неприятеля. Это уже война против разрозненных групп бунтовщиков, которых Квинт Курций симптоматично именует «разбойниками» (latrones). Впрочем, отбывая в Индию, Александр отдавал себе отчет в том, что покорение этих двух сатрапий все еще непрочно, поэтому подстраховался, захватив с собой заложников: «Чтобы избежать у себя в тылу любого восстания, способного помешать его планам, Александр вербует во всех провинциях 30 000 молодых людей, которые должны встать под его знамена. Они служат ему одновременно заложниками и воинами» (Квинт Курций. VIII, 5, 1).
72
Позже Александр применил те же методы в Индии, когда после сражения в сомкнутых боевых порядках против Пора он вновь столкнулся с внушительными очагами сопротивления. Кампания против маллийцев (326 г. до н. э.) была настоящей войной на уничтожение - до такой степени, что Арриан (VI, 14, 3) называет назначенного Александром сатрапа «сатрапом выживших маллийцев». Согласно Диодору (XVII, 104, 6-7), то же самое произошло в Гедросии.
IV. Недовольство и противостояние македонских солдат (330-324 гг. до н. э.)
Сложность положения, в котором оказался в тот период Александр, усугублялась противостоянием, которое существовало на протяжении похода и в самой македонской армии. Поведение воинов после персепольского мешка (весной 330 г. до н. э.), выражавших желание вернуться в Македонию, стало первым свидетельством этому, как его передал Плутарх («Александр», 38, 6-7): «...они [македоняне] надеялись, что раз Александр решил поджечь и уничтожить царский дворец, значит, он помышляет о возвращении на родину и не намеревается жить среди варваров». [28] Эта
28
Плутарх. Избранные жизнеописания. М., 1987. Т. 2. С. 401.
– Примеч. пер.
73
усталость вновь проявилась спустя несколько недель, как раз тогда, когда Александру нужно было двигаться быстрее, чтобы нагнать отступающего Дария. Отсылка греческой части войска породила в армии безумные надежды: «Слух... распространился (без всякого к тому основания), что царь удовлетворен плодами своих деяний и решил немедленно вернуться в Македонию. Воины как безумные разбежались в разные стороны по палаткам готовить съестные припасы на дорогу. Можно было подумать, что весь лагерь получил приказ собирать пожитки. Одни искали своих товарищей по палатке, другие грузили повозки...» (Квинт Курций. VI, 2, 15-16).
Сумев сплотить вокруг себя всех военачальников, Александр созвал на совет всю армию и произнес пространную речь, в которой делал акцент на ненадежности того, что уже завоевано. Аргументы, видимо, убедили воинов, которые, согласно античным авторам, стали сами торопить Александра «вести их по миру, куда он захочет».
Не демонстрирует ли этот эпизод, что в Персеполе у самого Александра сменилась стратегия, поначалу более скромная, состоявшая в возвращении в Европу по завершении «войны отмщения»? При сопоставлении традиционной литературы, полной противоречий и имеющей большие лакуны, оказывается, что греческая