Александр Македонский
Шрифт:
Вернувшись из Греции после разгрома Фив, Александр созвал македонских военачальников и придворных («друзей»), занимавших особенно видное положение, чтобы вместе с ними обсудить планы будущей войны. На этом собрании он услышал от старых соратников отца, Антипатра и Пармениона, совет: сначала народить детей, а уж потом затевать такое дело, пак поход в Азию. В речах выступавших несомненно звучала мысль о необходимости обеспечить преемственность власти в Македонии на случай гибели царя, но нетрудно было при желании расслышать р сомнение в его зрелости, предложение набраться опыта и создать более сильную армию. Александр ничего не желал слушать. Позорно было бы ему, которого вся Греция назначила полководцем, ему, в чьем распоряжении находилась непобедимая отцовская армия, справлять свадьбы и ожидать рождения детей, вместе того чтобы отправляться в поход. Александр рисовал перед своими слушателями блестящие перспективы, которые их ожидают
Обратила на себя внимание современников еще одна деталь. Собираясь в поход, Александр щедро раздавал дружинникам всевозможные имущества и доходы: одному – участок земли, другому – деревню, третьему – налог с общины или с гавапи. Когда было раздарено почти все царское богатство, Пердикка спросил Александра: «А себе, царь, что же ты оставляешь?»·В ответ услышал только одно слово: «Надежды». «Ну, что же, – воскликнул Пердикка, – и мы, идущие с тобой в поход, будем соучастниками в этом!», С такими словами он и некоторые другие придворные отказались от царских пожалований [Плутарх, Алекс, 15; О судьбе, 2, 11]. Юстин [И, 5, 5] замечает, что все свое наследственное имущество в Македонии и Европе Александр разделил между «друзьями» и заявил, что ему достаточно Азии.
Поступок Александра должен был, разумеется, показать всем, и в первую очередь воинам, его уверенность в победе. Убежденность царя передалась солдатам; они предвкушали ожидающую их богатую добычу и за разговорами о ней как-то позабыли о трудностях и опасностях предстоящего похода [там же, 11, 5, 8–9]. Однако, хотел этого Александр или нет, его действия имели и еще один смысл. Отказываясь от принадлежавших ему в Македонии имуществ и доходов, Александр если и не отказывался вообще от Македонии, то во всяком случае делал свои связи с нею слабыми и эфемерными. Было ясно, что если он победит, то будет обладать и огромным государством, и колоссальными богатствами. В этом государстве Македонии с самого начала отводилась второстепенная роль.
В штабе Александра – ученика Аристотеля – помимо военных были крупные ученые, дипломаты, литераторы, придворные историки, чтобы запечатлевать для потомства деяния македонского царя, – Аристобул, Пиррон, Анаксарх, Каллисфен. В канцелярия Александра под руководством Евмена велся дневник похода. С самого начала Александр ставил перед собой не только военные, но и исследовательские цели.
Положение македонских войск, переправленных в Малую Азию еще при жизни Филиппа II, к веско 334 г. было очень сложным. Они терпели поражение за поражением; Мемнон, командовавший греческими наемниками, находившимися на персидской службе, овладел Эфесом, Кизиком и повсеместно в Малой Азии восстановил персидское господство и олигархические режимы, на которые оно опиралось. Ситуация стала особенно трудной после того, как Аттал по приказу Александра был убит, а Парменион отозван в Македонию для формирования армии вторжения.
Переправа через Геллеспонт потребовала значительного флота; войска, форсировавшие водную преграду, были размещены на 160 кораблях. Перед тем как отправиться в путь, Александр принес в Елэунте жертву Протесилаю – по преданию, тому участнику похода греков против Трои, который первым вступил на землю Азии. Александр собирался повторить содеянное Протесилаем и хотел заручиться поддержкой богов, чтобы его предприятие закончилось успехом (Арриан, 1, 11, 5]. Этот поступок, равно как и устройство алтарей Зевсу – покровителю высадок, Афине и Гераклу в местах, откуда отправлялись и где позже причалили греко-македонские корабли [там же, 1, И, 7], имел не только религиозный смысл. Перед нами несомненно тщательно продуманная политическая акция, которая должна была представить македонского царя (потомка Геракла, а значит, и Зевса) прямым продолжателем деяний героев греческого эпоса. Наряду с этим в действиях Александра ощущается подражание персидскому царю Ксерксу, его поступкам накануне и во время переправы в Грецию.
В этом же духе Александр продолжал действовать и дальше. Когда флотилия отплывала из Елэунта, он вел флагманский корабль; посреди Геллеспонта принес быка в жертву Посейдону и Нереидам и совершил возлияние в море из золотой чаши [там же, 1, 12, 6]. Когда греко-македонские суда приблизились к азиатскому берегу, Александр метнул во вражескую страну свое копье и первым выскочил на берег [Юстин, 11, 5, 10]. Как и другие действия Александра в данный, самый первый момент начинающейся кампании, этот поступок легко можно было бы объяснить и увлечением молодости, и пылкостью, и стремлением подражать Протесилаю. Однако при всей своей кажущейся импульсивности метание копья и прыжок на берег были несомненно политической демонстрацией. Александр хотел показать, что все, что будет захвачено в будущем на территории Азии, – это завоеванное его копьем и потому будет
Метание копья явилось символическим актом, утверждающим новые правовые основы монархического строя. Александр основывал свои притязания на завоеванную копьем землю исключительно на праве сильного. Он исходил здесь в сущности из старой циничной морали греческих авантюристов и наемников, вся жизнь которых зависела от военной удачи.
Македонский царь мог бы сказать о себе то же, что говорил древний, нам неизвестный греческий поэт – наемный солдат:
Есть у меня большое богатство – копье и меч,И прекрасный щит, прикрытье для тела.Им я пашу, им я жну,Им выжимаю вкусное вино из винограда,Им я назвал владык рабами.Те же, кто не дерзает иметь копье и меч,И прекрасный щит, прикрытье для тела,Все они, к колену моему припадая,Склоняясь ниц, меня владыкойИ великим царем провозглашают.Высадившись на берег, Александр направился К развалинам Трои [Юстин, 11, 5, 12]. Объяснений этому поступку много: и исключительная, отмеченная уже древними наблюдателями любовь к творчеству Гомера, и почитание Александром эпических героев, его легендарного предка Ахилла, и владевшее им непреоборимое стремление повидать достопамятные места, новые неведомые земли. Но поездка Александра в Трою являлась несомненно и политической демонстрацией, которая должна была лишний раз подчеркнуть историческую миссию Александра – прямого наследника и продолжателя Агамемнона и Ахилла, В Трое Александр принес жертву Афине Илионской, но преданию, покровительствовавшей грекам во время осады Трои; посвятив богам оружие, он взял вместо него другое, хранившееся, как рассказывали, со времен Троянской войны [ср.: Диодор, 17, 17, 7 – 18, 1]. Еще одну жертву на алтаре Зевса Александр принес Приаму, эпическому царю Трои, умоляя его не гневаться больше на его предков и сородичей, осаждавших знаменитый город. Но главная церемония состоялась у могилы Ахилла, которую Александр вместо со своими ближайшими дружинниками, по обычаю, обежал, сняв с себя одежды, а потом торжественно увенчал золотым венком; передавали, что подобный венец Александр возложил и на могилу Патрокла. Традиция донесла до нас и характерное высказывание Александра об Ахилле, который был счастлив, имея при жизни верного друга, а после смерти удостоившись того, что его подвиги воспел Гомер [Арриан, 1, 11, 7 – 12, 1; Плутарх, Алекс, 15]. Рассказывали также ([Плутарх, Алекс, 15], что Александру предложено было посмотреть лиру, якобы принадлежавшую Парису – тому самому, что похитил прекрасную Елену и из-за которого, собственно, произошла Троянская война. Александр будто бы в ответ заявил, что он ищет лиру Ахилла, с коею тот воспевал подвиги доблестных мужей.
Из Трои Александр отправился в Арисбу, где находилась вся его армия. По дороге он посетил еще один храм Афины; перед храмом в пыли лежала опрокинутая статуя Ариобарзана, персидского сатрапа Фригии. Местный жрец Аристандр истолковал этот факт как еще одно предзнаменование победы [Диодор, 17, 17, 6–7]. Традиция Диодора утверждает, что именно в этом храме Александр посвятил богам свое оружие и взял взамен то, что издревле хранилось там.
Действия Александра в Трое должны были, очевидно, побудить греческие города Малой Азии присоединиться к нему для совместной борьбы против персидского господства. Однако малоазиатские грек:! предпочитали выжидать. Исключение составил только г. Приап, сданный македонскому царю тамошними гражданами [Арриан, 1, 12, 7]. Про г. Лампсак рассказывали, будто его жители придерживались персидской ориентации; разгневанный Александр якобы хотел подвергнуть город страшной каре, и только Анаксимен, знаменитый оратор и писатель, сам происходивший из Лампсака, удержал его [Павсаний, 6, 18, 2–4; Вал. Макс, 7, 3, 4; Суда,
Причины, обусловившие поведение малоазиатский греков в начале войны, очевидны. Это прежде всего давние экономические связи с глубинными районами Малой Азии и Персидской державы в целом, Это и присутствие на западе Малой Азии значительной персидской армии, не уступавшей по численности армии Александра. Ко времени, когда греко-македонские войска высадились в Малой Азии, в эллинских городах на полуострове господствовали зависевшие от ахеменидского правительства олигархические режимы и тирании, пользовавшиеся поддержкой персидских гарнизонов.