Александр Невский и Даниил Галицкий. Рождение Третьего Рима

Ларионов Владимир

Разгром Царьграда крестоносцами, совершенный ими в 1204 г., был, конечно, еще жив в памяти современников Александра Невского. В христианском мире того времени политическая сила Рима могла казаться единственной гарантией спасения христианской цивилизации в целом.

Но память о том, что Рим сделал со святым градом Константина, его храмами, тоже была жива у православных народов. Наши предки видели, что Рим руками немцев делал тогда в Прибалтике с местными финскими и балтскими племенами и что только через прямое порабощение и рабское унижение достигалась их христианизация.

Перед Александром Невским во всей остроте и трагизме встал вопрос: с кем идти дальше растерзанной Руси? И этот политический, по сути, вопрос был одновременно и вопросом этико-религиозного выбора. Что выбрать: силу

лжи или видимую немощность правды? Выбор между силой и правдой был сделан святым Александром в пользу правды. Этот же выбор стоял и перед Даниилом Галицким. Но для этого храброго воина истинный выбор был скрыт его страстной ненавистью к татарам, которая не позволила ему явственно разглядеть коварного врага, покусившегося не только на тело народа, но и на его святую душу. Даниил Галицкий, славный полководец, ошибся в своем выборе союзников и подписал смертный приговор религиозно-национальной идентичности и целостности огромной части некогда единого русского народа. В целом мудрый государственный деятель, он, храбро противостоя татарам, не смог заглянуть в далекое будущее, как смог святой Александр. Возможно, сказалась психологическая травма Даниила после жестокого и отчасти досадного поражения русского войска в битве с татарами на Калке в 1223 г., в которой Даниил участвовал и показал чудеса храбрости, но, получив ранение в грудь, сам чудом остался в живых.

Даниил идет на небывалое дело. Первым из русских князей он принимает корону от папы римского. Трудно и невозможно оправдать этот поступок князя. Упование на военную помощь католического Запада, которая оказалась политическим миражом, лукаво выдаваемым папскими посланниками за безусловную истину, не может служить оправданием. Эта зачарованность миражом помощи от католических соседей привела Даниила к трагическому шагу, имеющему страшные духовные последствия. Князь не устоял в Истинной вере, пусть даже если сам он рассматривал принятие короны от римского епископа только как ловкий дипломатический шаг, не обязывающий в духовном плане ни его самого, ни его подданных ни к чему принципиально непоправимому.

Итог всему этому был ужасный. Галицкое княжество уже при внуках Даниила теряет независимость. Династия Даниловичей бесславно пресекается, в то время как потомки Александра Невского становятся царями Третьего Рима, то есть вселенскими государями с православной точки зрения. Непосредственным следствием принятия короны от папы князем Даниилом становится уния с католиками в XVI веке, в которую силой загнали православное духовенство Западной Руси, и тот духовный коллапс, существующий не только в современной Галиции, но и на всей Украине, уже приведший к братоубийственной войне. Раковые клетки духовного предательства за семьсот лет буквально парализовали организм огромной части русского народа, сделав его неизлечимо больным. И крайне символично, что фамилия одного из униатских епископов на Украине, памятник которому автор этих строк видел в Тернополе, — Слипый! Воистину слепые стали поводырями слепых, получив в наследие эту трагическую духовную и политическую слепоту от князя Даниила.

Наш приговор выбору князя Даниила, вероятно, не был бы столь строг, если бы его современником не был князь Александр.

Чтобы полнее представить себе ситуацию, в которой оказался святой Александр в момент исторического выбора для всего русского племени, необходимо еще раз вернуться к теме посещения князя папскими послами.

Обратим внимание на послание папы Инокентия IV Александру Невскому от 23 января 1248 г. В нем папа утверждает, что со слов своего посланника в Орде Иоанна де Плано Карпини из ордена миноритов, сподвижника Франциска Ассизского, князь Ярослав Всеволодович в Орде согласился перейти в католичество. Папа призывал Александра Ярославича прислушаться к здравому смыслу, прямо скажем, не в очень корректной форме. На самом деле подтвердить слава Ярослава о его желании перейти в католичество невозможно. Сам Плано Карпини в своих сочинениях ни слова не говорит об этом. Он вообще умолчал о своей встрече с Ярославом в Каракоруме, во время своего нахождения там в 1246 г. по случаю восхождения на трон хана Гуюка, хотя упомянул о своей встрече с Даниилом Галицким и его братом Васильком. Но этого

князь Александр тогда не мог знать. Его выбор веры был выбором его совести, отягченным тяжкой новостью об отце, был выбором, за который он нес личную ответственность за судьбу русского народа, за его будущее. Выбор Александра — это выбор не просто духовно сильного человека, этот выбор был выбором исповедническим, выбор человека, наделенного даром прозорливца! Этот выбор, сделанный князем за нас и детей наших, по сути своей стал исторически значимым моментом, в котором родилась великорусская народность, которой отныне, с самого этого момента, суждено было стать Третьим Римом, народом — хранителем Истинной веры, святого православия!

Иной выбор сделал его современник Даниил Галицкий. Буллой от 7 сентября 1247 г. папа повелел легату Альберту фон Зуербееру, епископу Прусскому, отправиться к Даниилу Галицкому, дабы осуществить переход его и чинов княжества духовных и светских в католичество. Как уже не раз отмечалось выше, князь Даниил был коронован в Дрогичине в 1253 г. Мы не имеем информации о переходе самого Даниила при этом в католичество. Но то, что такой переход мог быть осуществлен его вельможами с его же согласия ради вожделенной короны, — это мы можем смело предполагать из приведенного выше отрывка из документа. Иначе папский посол не осмелился бы, ничего конкретного не добившись в своей миссии от князя в смысле серьезных уступок католикам, возложить на Даниила королевскую корону.

Однако, как мы видели, ставка на папу против монголов даже с чисто политической и военной точек зрения была необоснованной.

Сам римский первосвященник оказался на тот момент в определенном политическом затруднении. Против папы были византийцы, нашедшие с монголами общий язык. Против него были германские императоры. Против него была вся Северная Русь в лице Александра Невского. Помощь Даниилу могли оказать только венгры и поляки, изрядно напуганные татарами, но одновременно не собиравшиеся умерять свои аппетиты по отношению к Галиции.

В судьбе и политическом выборе двух потомков великого князя Владимира Мономаха — Александра и Даниила мы вправе увидеть глубокий судьбоносный символизм, определивший всю дальнейшую историческую судьбу двух ветвей русского народа, северной и южной.

Собственно, с этого политического, а по сути своей, глубоко духовного акта, как выбор в пользу верности православию Александра, и с выбора короны в уповании на мощь и помощь католического Запада в борьбе с Ордой и началась история двух ветвей русского народа.

Этот выбор разделил русский народ надолго, а с частью населения Украины, окончательно сделавших выбор в пользу духовного порабощения католичеством и потери своей истинной национальной русской идентичности в пользу «испеченного» в Варшаве и Вене «украинства», нас с ними выбор Даниила, не чаявшего столь трагического исхода для своих русских подданных в своем принятии королевской короны, разделил навсегда.

И опять же глубоко символично, что священный венец Мономаха, общего предка Александра Невского и Даниила Галицкого, остался на Севере, став отеческим наследием русских царей, с частью иных царских инсигний по преданию принесенный из Византии как дар от царя Константина Мономаха, символизировавший законное наследие Киева Второму Риму — Византии!

Венец, по промыслу Всевышнего, остался в той части русского народа, которая в годину смут оставалась верной православию. Хотя по человеческому разумению у Галича на то было больше шансов, учитывая хотя бы большую близость Галиции к Византии и лучшее геополитическое положение.

Итак, в определенном смысле Даниил Галицкий стал духовным отцом той части русского народа, которая в конце XIX века, не без помощи ее поработителей — поляков и австрияков, стала осознавать себя украинской народностью, со всем тяжелым багажом наследственных комплексов вины и неполноценности, берущих свое начало, корнем своим имеющих ту злополучную папскую корону, которую получил князь Даниил в Дрогичине и которая жестоко обманула надежды князя на помощь Запада и сегодня продолжает своим призраком обманывать украиноманов в их надежде быть принятыми в «Европах» в качестве полноправного европейского этноса, а не в качестве незаконнорожденных детей барской кухарки.