Александр Невский. Кто победил в Ледовом побоище
Шрифт:
Ночью осажденные сделали вылазку для того, чтобы поджечь построенную ливонцами осадную башню. Для этого, проделав в стене отверстие, они стали пускать в нее горящие колеса. Ливонцам, бросившимся в стремительной атаке на крепостной вал, удалось через это отверстие ворваться в город. «Когда уже много тевтонов вошло в замок, за ними двинулись лэтты и некоторые из ливов. И тотчас стали избивать народ, и мужчин, и даже некоторых женщин, не щадя никого, так что число убитых доходило уже до тысячи. Русские, оборонявшиеся дольше всего, наконец были побеждены и побежали сверху внутрь укрепления; их вытащили оттуда и перебили, всего вместе с королем около двухсот человек. Другие же из войска, окружив замок со всех сторон, не давали никому бежать. Всякий, кто, выйдя из замка, пытался пробраться наружу, попадал в их руки. Таким образом, изо всех бывших в замке мужчин остался в живых только один – вассал великого короля суздальского, посланный своим господином вместе с другими русскими в этот замок. Братья-рыцари снабдили его потом одеждой и отправили на хорошем коне домой в Новгород и Суздаль сообщить о происшедшем
На «его господ» известие о падении Юрьева и гибель его защитников, которые так и не дождались помощи, впечатления не произвела. НПЛ отреагировала на него лаконичной записью: «того же лета убили князя Вячко Немцы в Юрьеве, а город взяли».
Как видно из дальнейших событий, целью ливонцев была месть эстам, ограбившим и убившим живших в Дерпте немцев, и наказание своего старого врага Вячко. С новгородцами воевать они не собирались. Поэтому ливонцы даже не попытались закрепиться в захваченном с таким трудом «замке». Они просто сожгли его и ушли в Ригу, уведя с собой оставшихся в живых женщин и детей. Новгородцы тоже не горели желанием проливать свою кровь за погибших эстов, бывшего полоцкого удельного князя Вячко и его дружинников. Они предложили ливонцам мир. Опытный дипломат епископ Альберт хорошо знал, как договариваться с русскими. Он выдал им из своей казны часть дани, которую собрали с аборигенов, признавая то, что новгородцы остаются номинальными господами в Ливонии. Новгород такие условия мирного договора вполне устроили.
А Ярослав, пополнив свою мошну награбленным в Эстонии золотом, не поделившись со своими подельщиками, поспешно покинул Новгород. Очевидно, он решил переждать в родном Переславле, пока улягутся страсти по поводу несправедливого дележа захваченной добычи.
10
Следующее, третье по счету, возвращение Ярослава в Новгород (1227 г.) по традиции ознаменовалось крупным скандалом. Призванный на княжение в Новгород Ярослав отправился в Псков (1228 г.). Псковичи, затворившись в городе, отказались пускать Ярослава. «Желая иметь Псков в своей зависимости, он поехал туда с новогородскими чиновниками; но Псковитяне не хотели принять его, думая, что сей князь везет к ним оковы и рабство» (Карамзин, СС, т. 3, с. 491). Униженный Ярослав вернулся в Новгород, собрал вече и произнес следующую речь: «Небо свидетель, что я не хотел сделать ни малейшего зла Псковитянам, и вез для них не оковы, а дары, овощи и паволока. Оскорбленная честь моя требует мести» (там же). Одновременно Новгород наполнился переславскими полками. Ярослав успокаивал новгородцев, говоря, что «хочет идти против Немецких Рыцарей; но граждане не верили ему и боялись его тайных замыслов» (там же). «Князь-то нас зовет на Ригу, а сам хочет идти на Псков» (Соловьев, СС, т. 1, с. 622).
Тем временем псковичи, узнав о том, что Ярослав с переславскими полками собирается в поход на Ригу, заключают с ливонцами мирный договор и оставляют им сорок заложников, с условием, чтобы ливонцы оказали им помощь в случае войны с новгородцами. В соответствии с этим соглашением в Псков прибыли «интернационалисты» из Ливонии – немцы, чудь, ливы и лэтты.
Ярослав потребовал от псковичей присоединиться к его походу и выдать тех, кто «наговаривал вам на меня». Псковичи ответили категорическим отказом, аргументируя свое нежелание тем, что все прошлые войны с ливонцами ничего кроме бед им не принесли. Псковичи прислали в Новгород посла с таким ответом: «Князь Ярослав! Клянемся тебе и друзьям Новогородцам; а братьев своих не выдадим, и в поход нейдем, ибо Немцы нам союзники. Вы осаждали Колывань (Ревель), Кесь (Венден), и Медвежью Голову, но брали везде не города, а деньги; раздражив неприятелей, сами ушли домой, а мы за вас терпели: наши сограждане положили свои головы на берегах Чудского озера; другие были отведены в плен. Теперь восстаете против нас: но мы готовы ополчиться с Святою Богородицею. Идите, лейте кровь нашу; берите в плен жен и детей: вы не лучше поганых» (Карамзин, СС, т. 3, с. 492). Новгородцы без псковичей тоже отказались идти с Ярославом на Ригу. «Новгородцы сказали тогда князю: "Мы без своей братьи, без псковичей, нейдем на Ригу, а тебе, князь, клянемся"»; много уговаривал их Ярослав, но все понапрасну» (Соловьев, там же). Поход не состоялся. Ярослав был вынужден отпустить свои полки назад в Переславль. «Можно ли было при таких отношениях успешно бороться с немцами»? – вопрошает в этой связи Соловьев. Эти события означали, что новгородцы отказались от попыток завоевать Ливонию. Послание псковичей Ярославу свидетельствует о том, что жители Новгородской земли поняли, что в их интересах с ливонцами торговать, а не воевать. Выгоды меньше, чем от грабежа, зато никакого риска для жизни. Через полвека Новгород становится полноправным членом Ганзейского союза.
Ярослав Всеволодович в том же году покинул Новгород, оставив за себя своих сыновей Федора и Александра с боярином Федором Даниловичем и тиуном Якимом. В это время в Новгороде был очередной неурожай. Встревоженные тем, что житницы стоят пустые, новгородцы сместили Владыку Аресения, которого обвинили в том, что он купил эту должность у Ярослава. Новгород взбунтовался («был мятеж в городе велик» – НПЛ). Разграбив несколько домов сторонников Ярослава, новгородцы хотели повесить одного из них, но он бежал к Ярославу. Вече избрало нового тысяцкого и потребовало, чтобы Ярослав пришел в город и отменил ущемляющие новгородские вольности подати. «Или, – говорили ему послы веча, – наши связи с тобою навеки разрываются» (Карамзин, СС, т. 3, с. 493). Ярослав ответа не дал, а его наместники, прихватив княжеских отпрысков, тайком, ночью бежали из Новгорода. Новгородцы, расценили их бегство как подтверждение того, что люди
Отъезд Ярослава, последующее странное бегство его наместников и призвание князя из далекого Чернигова объясняется тем, что новгородцы после заключения мира с Ригой больше не нуждались в дружинах из «низовой земли». От нападений со стороны Литвы их надежно прикрывали крепости «младшего брата» Пскова. От набегов финских племен – Ладога и данники ижоры и карелы. Эти угрозы новгородцы могли отразить и без помощи Владимиро-Суздальского княжества, что подтверждают события, предшествовавшие неудачной поездке Ярослава в Псков.
Впрочем, у Ярослава руки оказались длиннее. Михаил неосторожно оставил в Новгороде «править» своего пятилетнего сына Ростислава, а сам отправился в Чернигов (1229 г.). За что и поплатился. В конце года Ярослав снова стал князем в Новгороде. С 1230 года Ярослав и его наследники не выпускали город из своих рук, жестоко подавляя любую оппозицию своей власти.
11
В том, что прибалтийские племена приняли католичество, виновата Русь. Неудача восстания 1222 года окончательно убедила эстов, что в их интересах принять католичество. И им ничего не оставалось, как смириться с властью ливонцев.
Русь своими руками отталкивала от себя прибалтийские племена. Помочь эстам в войне с «немцами» она не могла и не очень хотела. С военной стороны русские союзники оказались совершенно бесполезными: их двадцатитысячное войско, даже с применением захваченных у немцев осадных орудий, не смогло взять замок «слабых» датчан. Зато «немцы» замки штурмовать умели. Оставленные русскими гарнизоны в захваченных эстами ливонских замках не смогли их удержать. За то, чтобы русский князь пришел на помощь в войне с «немцами», эсты заплатили богатыми дарами, обещанием платить дань Новгороду и размещением новгородских отрядов в своих городах. Русские, вместо того чтобы воевать с немцами, убивают и грабят тех, кто позвал их на помощь. Да и немцев победить они не могут. Какие выводы из этого могли сделать эсты? Что у них с ливонцами один общий враг – русские.
Если немцы приходили в эти края торговать, проповедовать христианство и просвещать, то русские грабить и получать дань. Именно так оценивали ситуацию очевидцы этих событий. Правильно Генрих сравнивает ливонскую церковь с дочерью, которой хочет путем обмана завладеть не настоящая «русская мать, всегда бесплодная и бездетная, стремящаяся покорять страны не для возрождения к вере христовой, а ради податей и добычи». Да, становиться христианами большинство прибалтийских племен не хотело. Поэтому убивали миссионеров и священников. Когда удавалось, грабили иноземных купцов. В ответ на это получали карательные экспедиции. С теми, кто сначала принимал крещение, а потом отказывался от него, предавая смерти священников, немцы поступали жестоко – убивали всех мужчин. Но логика их поступков аборигенам была понятна. Зато своим союзникам из местного населения немцы всегда оказывали помощь. Повинности, которыми они облагали аборигенов, были незначительны и стоили того, чтобы в обмен получить современные западные технологии и защиту от внешних врагов. Да и было немцев совсем не много, так что прокормить их было несложно. Прибалтийские племена быстро осознали, что лучше содержать небольшое войско профессиональных воинов, чем жить в непрерывном страхе, ожидая очередного набега воинственных соседей.
Русские же наглядно продемонстрировали, что несмотря на огромное численное превосходство, они не могут одолеть горстку католиков. Да, русские не лезли в душу и не навязывали своей веры. Но христианство – не самая плохая система ценностей, чтобы ценою жизни отказываться от нее в пользу языческих идолов.
Соблюдать десять заповедей, иметь одну жену и не приносить человеческих жертв не так-то просто, как это некоторым сейчас кажется. Впрочем, и в наше просвещенное время соблюдать христианские заповеди мало кому удается. Поэтому, наверное, некоторые историки и считают, что нельзя было насиловать совесть прибалтийских аборигенов и принуждать их силой к крещению. В отечественной исторической литературе миссионерскую деятельность католиков в Ливонии представляют только в негативном свете. Так, описывая крещение Эстонии, патриарх Алексий утверждает, что «письменные источники сообщают об упорных боях на протяжении XIII и XIV веков, и в итоге оказалось, что некогда зажиточный, многонаселенный и цветущий край был разграблен, обнищал и опустел». Не знаю, какими письменными источниками оперирует глава русской церкви (он на них почему-то не ссылается), но именно в указанное время в Прибалтике были основаны первые города и возведены первые каменные постройки. Ведь до основания епископом Альбертом города Риги на территории современной Латвии и Эстонии не было городов, хотя некоторые историки и пытаются утверждать обратное, выдавая желаемое за действительное. После принятия католичества изолированный и отставший в развитии регион стремительно интегрируется в европейскую экономику, став важнейшим экспортером пшеницы. Но с точки зрения официальной идеологии православной церкви строительство городов, храмов, замков, расцвет экономики и приобщение к мировой культуре означает «обнищание и опустение». При этом патриарх скромно умалчивает о том, что со второй четверти XIII и в XIV веке и после этого в роли агрессора против Эстонии выступала Русь. Не говоря уже о том, что Эстония неоднократно подвергалась нападениям со стороны Руси и до появления там немцев, и в то время, когда они вместе со своими союзниками ливами и лэттами пытались крестить эстов.