Александр Невский
Шрифт:
Однако совсем иначе вели себя корабельные начальники. На шнеках, особенно крайних, круглые сутки бодрствовали дозорные из числа матросов. Потомки прославленных мореходов — викингов прекрасно знали, что такое бдительность судовых экипажей на воде, да еще не у своих берегов.
Можно высказать два наиболее вероятных предположения, почему предводители королевского войска, морского ледунга, решили разбить походный, временный лагерь именно в этом, удобном для стоянки большого числа мореходных судов месте. Удобство его для корабельной флотилии состояло прежде всего в том, что лагерь с севера и запада защищался водами Невы и Ижоры.
Первое.
Вполне вероятно, что шведы могли ожидать подхода отставших по разным причинам в пути шнеков. Для дальнего морского перехода большого числа кораблей такое было не исключением, а правилом. Но могло ожидаться и прибытие еще каких-то воинских сил, которые, например, по неизвестным причинам не смогли своевременно явиться в пункт сбора королевской флотилии.
Второе и, скорее всего, самое главное обстоятельство, о котором историки почти всегда забывают упомянуть. Впереди по Неве имелись пороги, мешавшие безопасному движению глубоко сидящих в воде морских судов. Шнеки же являлись кораблями, специально строившимися для морских плаваний. В те далекие времена известковые кряжи — речные рифы делили глубоководную Неву на два рукава и сильно затрудняли судоходство по ней. Скорость течения воды в извилистых протоках достигала 15 километров в час. Пороги преодолевались при хорошем, устойчивом попутном ветре и на веслах.
Шведы о таком подводном препятствии были хорошо осведомлены.
В летний период направление ветров, как правило, было встречным для плывущих со стороны Финского залива. Ветер дул обычно от Ладожского озера. Это немаловажное обстоятельство, вероятнее всего, и вынудило флотилию шведов стать временным лагерем в приглянувшемся им месте и ждать там благоприятного момента — сильного попутного ветра с Запада, чтобы продолжить поход к Ладожской крепости по воде. Шведы, не раз ходившие походами на новгородские владения, хорошо знали водные пути к русскому крепостному торговому городку, впрочем, как и саму каменную крепость Ладогу.
Такое стечение обстоятельств и привело пятитысячную королевскую крестоносную рать на место Невской битвы, где она потерпит полное поражение от внезапно напавших на нее новгородцев и после которого бесславно уберется восвояси к далеким берегам Швеции, чтобы потом надолго забыть военные пути-дороги в земли русичей, но не забывая путей-дорог торговых.
В обширном историческом повествовании «О Невском побоище» есть эпизод, который на протяжении уже многих столетий вызывает сомнение исследователей жизни Александра Ярославича Невского. Якобы шведский полководец, уверенный в своей непобедимости, выслал с берегов Невы к новгородскому князю послов со словами: «Если хочешь противиться мне, то я уже пришел. Приди и поклонись, проси милости и дам ее, сколько захочу. А если воспротивишься, попленю и разорю всю и порабощу землю твою, и будешь ты мне рабом и сыновья твои».
Хотя подобное послание уверенного в собственных силах завоевателя вполне отвечало духу средневековья, думается, что такое летом 1240 года просто не могло произойти. Предводителей шведских крестоносцев заботил больше
Что же делал новгородский князь Александр Ярославич, получив от старейшины ижорян Пельгусия весть о прибытии в невское устье неприятельской армады с многотысячным войском на борту кораблей?
Согласно летописным данным, он поступил точно так, как бы поступил в подобном случае его отец князь Ярослав Всеволодович, как поступили бы на их месте все другие русские князья, правившие в вольном городе Новгороде. То была тщательно оберегаемая в Древней Руси народная традиция. Князь Александр Ярославич во главе дружины, все в доспехах и во всеоружии, прибыл на молитву в Софийский собор и выслушал благословение на поход против врага владыки Спиридона.
После церковной службы, весть о которой всколыхнула огромный город, князь Александр Ярославич на площади перед собором «укрепил» княжескую дружину и собравшихся в большом числе новгородцев страстной речью воителя, сказав им:
«Братья! Не в силе Бог, а в правде…»
Под тревожный звон вечевого колокола на Софийской стороне новгородский князь говорил кратко и ясно для каждого, кто в эту минуту оказался в толпе перед собором:
«Господа новгородцы, далекие соседи наши — свей (шведы), нарушили заповедь Господню: не вступай в чужие пределы. Они пришли в силе тяжкой, а у нас нет времени ждать подмоги. Соберите лучших городских воев своих и пойдем на врага».
Князь-ратоборец, по чести и воспитанию великий патриот родной Русской земли, выполнил еще одну древнюю традицию, по которой князья и воеводы на Руси готовились к битве или походу. Он призывным словом воодушевил воинов. Настроить людей на бой, напомнить им о воинском долге перед Отечеством, сказать о ратной славе предков — все это неукоснительно выполнялось и великим князем, и младшим воеводой.
События развивались с калейдоскопической быстротой. В Новгороде начались скорые сборы для сражения с «латынянами». Князь-правитель не колебался в выборе решения. Вечевое собрание единодушно поддержало его — действовать незамедлительно, объявить экстренный сбор ратников-горо-жан и спешно выступить навстречу врагу, уже стоявшему на пороге земель вольного города.
В поход князь Александр Ярославич взял с собой небольшое, но отборное войско: 300 конных княжеских дружинников, 500 новгородских конных воинов и 500 пеших ополченцев. Каждый городской конец по установившемуся порядку в случае тревоги выставлял по 100 хорошо подготовленных в профессиональном отношении конных и столько же пеших ратников-ополченцев.
Княжеская дружина традиционно отличалась высокой ратной выучкой и состояла в своем большинстве из молодых дворян (от слова «двор» — дружинники служили при дворе князя, своего господина), выросших и возмужавших вместе с княжичем Александром, преданных ему людей.
Великий Новгород мог выставить на брань много больше воинов из городского и сельского ополчения. Но на сбор хотя бы части этих войск потребовалось бы несколько дней. Князь же спешил, как умелый полководец, нанести упреждающий, внезапный удар по иноземцам. Поэтому он отказался и от посылки к своему отцу великому князю владимирскому гонцов за помощью. Время не ждало — оно торопило.