Александр Столетов
Шрифт:
Но Александр не полностью становится прозаиком, он по-прежнему пишет стихи. Вот одно из них:
«Увы! Вакансия прошла,Пришел экзамен наш годичный,Теперь за целый год делаПредставим мы на суд публичный!Увы! Вакансия прошла,И как она, прошед в весельи,Нам показалася мала.А тут опять за то ж засели!Прошли гулянье и игра,Прошло то время золотое,Теперь опятьА вот один из сочиненных анекдотов, довольно смелый для тех времен:
«Один помещик опрашивал крестьянина новостей о своей земле и, между прочим, спросил: „Столько ли там дураков, как и прежде?“ – „Нет, нет, сударь, – ответил крестьянин, – как вы там жили, так больше было“».
Уже в гимназии Саша отрицательно относится к классовым порядкам в обществе. Детей он делит на две группы – выходцы из верхушки общества и дети из низов. Сам он, относясь ко второй группе, не жаловал «маменькиных сынков». «У нас были, – пишет он, – еще особого рода ученики – это аристократы. Таковыми считались дети судьи, городничего, исправника и т. п. С этими господами каждый школьник положил себе за правило не связываться. Эти ученики составляли какую-то независимую, отдельную нацию. Никто не входил с ними в короткое знакомство; они не мешались в школьные игры и шалости, и, по словам одного ученика, недостойны были называться школьниками».
Конечно, не все во Владимирской гимназии так беспросветно, не везде царствуют реакция и скудоумие. Здесь есть и умные, передовые люди. Так учителем физики у Саши становится Бодров, человек, горящий своим делом, и эту черту он умеет привить своим подопечным. Он дает мальчику множество книг по физике и математике, открывавших абсолютно новый, неизведанный мир, и Саша с увлечением снова и снова повторяет физические опыты дома. Это и определяет весь его дальнейший жизненный путь.
Как и Николенька, Александр оканчивает школу с золотой медалью. Вот-вот сбудется его мечта – поступить в Московский университет на физико-математический факультет, который окончил Николай.
И вот юноше вручают свидетельство – его золотой билет в будущее: «От директора училищ Владимирской губернии дано сие свидетельство окончившему курс во Владимирской гимназии из купцов Александру Столетову, желающему поступить в число Императорского Московского Университета, в том, что он журналом Совета гимназии 16 июня сего года признан окончившим Гимназический курс с предоставлением права на поступление в Университет без вторичного экзамена и с награждением за отличные успехи в науках и благонравие золотой медалью».
Саша переезжает в Москву.
Студент
Осенью 1856 года к дверям библиотечного корпуса Московского императорского университета подходит красивый юноша и поднимает серые глаза, вглядываясь в окна на четвертом этаже.
Ему не дает покоя мысль, что он будет жить в месте, где Белинский еще студентом читал товарищам свою знаменитую пьесу «Дмитрий Калинин», дышащую революционным запалом.
Московский университет, 2-я половина XIX
Именно общежитие Московского университета на протяжении многих лет было местом сбора студентов-революционеров. Здесь проходили тайные заседания, где молодые люди, совершенно забыв о сне, наперебой читали запрещенную литературу – Радищева, Некрасова, Герцена и Огарева, переписывали «Колокол» и прокламации Чернышевского, обсуждали методы борьбы с самодержавием.
«В 10-м нумере, – вспоминал живший в общежитии Н. И. Пирогов, – я наслышался таких вещей о попах, богослужении, обрядах и таинствах и вообще о религии, что меня, на первых порах, с непривычки, мороз по коже пробирал… Все запрещенные стихи, вроде „Оды на вольность“ и т. п. ходили по рукам, читались с жадностью, переписывались и перечитывались сообща и при каждом удобном случае».
В авангарде этих движений вышагивают так называемые казеннокоштные студенты – разночинцы, выходцы из бедных слоев населения, получавшие государственную стипендию. Одним из них становится и Александр Столетов, сразу же влившийся в коллектив, жадный до всего нового и передового.
Студенческие годы Александра (1856–1860) совпадают с революционным подъемом в стране. Недовольство достигает точки кипения. С ростом количества крестьянских бунтов активизируются и студенты. Появляются многочисленные кружки, землячества, кассы взаимопомощи, библиотеки, всюду печатаются студенческие журналы и газеты.
«Студенческая библиотека, существовавшая при университете, не могла удовлетворить нашей умственной жажды, – вспоминает один студент, учившийся в одно время со Столетовым. – Мы стали искать себе образование вне стен своего университета, на Никольской улице, в лавочках букинистов. Там мы рылись в разном книжном хламе, покупали журналы за старые годы, вырезали из них статьи Белинского, Чаадаева, Искандера, Салтыкова, переплетали все это в отдельные книжечки, которые и истрепывались в студенческих руках. В каждом студенческом кружке была своя маленькая библиотека из таких книжек, которые наиболее удовлетворяли потребностям, накипавшим в юных головах. Статьи в стихах или в прозе, в которых затрагивался крестьянский вопрос, собирались всеми с особенным старанием».
«Содействовать славе не преходящей, а вечной своего отечества и благу человечества, – что может быть выше и вожделеннее этого», – эта цитата Чернышевского становится девизом молодежи.
Непримиримое отношение к эксплуататорам, необходимость перемен и желание помогать своему государству, двигать его вперед чувствует и Александр. Демократ и материалист, он против царского самодержавия и его вечных спутников – идеализма и поповщины.
«Не пробудись наше общество к новой кипучей деятельности, – говорил К. А. Тимирязев об этом времени, – может быть, Менделеев и Ценковский скоротали бы свой век учителями в Симферополе и в Ярославле; правовед Ковалевский был бы прокурором; юнкер Бекетов – эскадронным командиром, а сапер Сеченов рыл бы траншеи по всем правилам своего искусства».
Несмотря на то, что с деньгами у студента проблемы, он принципиально избегает того, что может отвлечь его от науки, – репетиторства или переводов. Лишь раз он следует совету профессора С. А. Рачинского, своего будущего друга, и с неохотой берется за перевод книги Дарвина «Путешествие на корабле „Бигль“», периодически прерываясь и «отдыхая» за аналитической теорией теплоты.
Изо дня в день он с неподдельным интересом посещает лекции таких выдающихся ученых, как Д. М. Перевощиков, М. Ф. Спасский, Н. Е. Зернов, Ф. А. Бредихин, А. Ю. Давыдов, Н. Д. Брашман, верных материализму Ломоносова и выступавших против идеализма в науке. Столетов ведет конспекты тщательно, так, что их без единой правки можно было бы публиковать.