Александр Васильевич Суворов. Его жизнь и дела
Шрифт:
Остатки армии Моро быстро отступали. Суворов, преследуя их, беспрепятственно вступил в город Милан, только что оставленный французами.
Вступление союзников в Милан пришлось как раз на первый день Пасхи. Встреча была торжественная. Вот как описывает ее один из историков [8] : «Улицы, окна, балконы, крыши были набиты народом; от приветственных криков стоял гул; всю ночь горела иллюминация, а на другой день торжество как бы поднялось еще на несколько градусов. Суворов поехал на парадное молебствие в золотой карете, между шпалерами войск; в соборе встретил его архиепископ, а по выходе из собора он сделался предметом народных оваций: под ноги бросали ему цветы, ловили руки, целовали
8
Петрушевский. «А. В. Суворов».
Дальнейший план действий у Суворова был такой: не теряя времени, преследовать отступающих французов, не давать им опомниться и спешить очистить города и крепости, занятые неприятелем. О своем намерении он написал в Вену, но там план его не одобрили и предписали ему другой образ действия. Распоряжение из Вены, однако, не застало Суворова в Милане: с своими чудо-богатырями он двигался уже к реке По.
Всюду союзные войска теснили французов; небольшия укрепления и крепостцы одна за другой сдавались Суворову. Войска приближались к Турину, бывшей столице Сардинского королевства, служившей оплотом для французов.
Была средина мая, погода стояла невыносимо жаркая. Войска двигались с трудом. Сам Суворов, привыкший ко всякого рода лишениям, видимо, изнемогал под знойными лучами палящего солнца. Он то ехал верхом на лошади, то садился в карету, то удалялся вперед и ложился где-нибудь под тенью дерева. Но вместе с тем старался пользоваться каждым случаем, чтобы быть среди солдат и ободрять их своим примером, разговорами, шутками. В одном месте наши солдаты после усиленного марша остановились на отдых на берегу небольшой речки. Достав сухари и ложки, они стали хлебать воду прямо из речки. Суворов подошел к завтракавшим.
— Здорово ребята! — крикнул он богатырям. — Что вы делаете?
— Хлебаем итальянский суп, ваше сиятельство!
— Помилуй Бог, как хорошо! — сказал Суворов, садясь между солдатами. Затем, взяв ложку у одного из них, он принялся сам хлебать «итальянский суп», приговаривая: — Славный суп!.. Помилуй Бог, славный!.. Ваш фельдмаршал теперь сыт. Ну, ребята, французы близко, один переход, а у них много напечено и нажарено всякой всячины... Все будет наше!..
Не доезжая до Турина, Суворов послал к коменданту крепости предложение сдать город без боя. Комендант отказался и приказал осыпать союзников бомбами. Тогда Суворов снова послал сказать коменданту, что если он не прекратит пальбы, то под выстрелы будут выведены пленные и больные французы. За сдачу города стояли также и жители. Угрозы Суворова подействовали, и Турин сдался.
Въезд героя в город поражал своею торжественностью. Католический епископ благословил его по обряду православной Церкви. Вечером был назначен парадный спектакль в театре. При входе Суворова, публика встала со своих мест и радостными кликами приветствовала героя. Сцена изображала храм Славы, с бюстом фельдмаршала. Суворов был растроган до слез.
Весть о занятии Турина быстро долетела до Петербурга. Император Павел в собственноручном рескрипте писал Суворову:
«Граф Александр Васильевич!
В первый раз уведомили вы нас об одной победе, в другой о трех, а теперь прислали реестр взятым городам и крепостям. Победа предшествует вам всеместно, и слава сооружает из самой Италии памятник вечный подвигам вашим. Освободите ее от ига неистовых разорителей! а у меня за сие воздаяние для вас готово. Простите, Бог с вами! Пребываю к вам благосклонный
Павел».
Чрезвычайные успехи и быстрые победы Суворова в Италии привели французскую директорию в смущение и она, не зная, что делать, обещала тому, кто привезет голову Суворова, в награду 2 миллиона франков. Суворов, узнав об этом, приказал привести к себе пленного француза и, отпуская его на свободу, сказал ему:
— Желаю тебе счастливого пути домой, но прежде всего объяви от меня директории: сумма, назначенная
ДАЛЬНЕЙШИЕ УСПЕХИ ИТАЛЬЯНСКОГО ПОХОДА.
Слава Суворова гремела по всей Европе, но это не спасло его от интриг и неприятностей, исходивших от венского двора. После взятия Турина, австрийский военный совет еще больше старался мешать герою блистательно докончить, начатое им дело. Теперь причиной неприязни со стороны австрийцев было следующее обстоятельство. Исполняя волю императора Павла, Суворов всеми силами старался восстановить Сардинское королевство, приглашая сардинского короля возвратиться в Турин. Между тем, Австрия сама давно добиралась до Турина. Этим и объясняются все те препятствия, которые ставились Суворову на каждом шагу. Так, из Вены было получено им уже вторичное напоминание, чтобы он ничего не предпринимал по своему усмотрению и во всем согласовался бы с предписаниями от венского двора. Кроме того, по проискам Тугута, австрийские генералы должны были тайно следить за Суворовым и доносить в Вену о каждом его шаге. Все это породило шпионство, сплетни, раздоры, мешавшие свободе действий фельдмаршала и тормазившие самое дело. Суворов живо чувствовал всю тяжесть и несправедливость подобного положения, скорбел душою, но не падал духом, и чисто по-суворовски переносил эти невзгоды, нанося французам одно поражение за другим.
Следующее славное дело было на берегах реки Требии. Упорная битва продолжалась здесь в течение трех дней. Под начальством Магдональда французы соединили здесь большую часть своих войск. Успеху дела много мешала нестерпимая жара, стоявшая все время. Люди падали и задыхались под палящими лучами солпца. Без мундира, в одной рубашке Суворов три дня не сходил с лошади, всюду являясь там, где нужно было воодушевить солдат, поднять упавший дух, вдохнуть новые силы. Тяжело раненый, Магдональд не мог сидеть на лошади, его носили в качалке. За три дня французы потеряли шесть тысяч убитыми и двенадцать тысяч взятыми в плен. Суворов и Магдональд хотели сражаться и на четвертый день, но ужасные потери французов заставили их отступить к реке Нуре, где они были охвачены с трех сторон союзными войсками, и почти все рассеялись или попали в плен. Победа эта была тем более знаменательна, что Магдональд по стойкости и храбрости являлся вполне достойным соперником Суворова.
В это же время другая часть французской армии, под начальством Моро, шедшая на помощь Магдональду, узнав о поражении последнего, поспешила отступить в горы. Почти одновременно с этим союзники заняли Александрию и Мантуа, одну из самых сильных крепостей в Европе. Победителям досталось 675 орудий. Нечего и говорить, с какою радостью известие о неслыханных подвигах Суворова было встречено в Петербурге, Вене и Лондоне. Павел пожаловал Суворову княжеское достоинство, с прозванием „Италийского". При благодарственном молебне, по повелению государя, провозглашено было многолетие „высокоповелительному фельдмаршалу графу Суворову-Рымникскому". Король Сардинии прислал герою свои ордена и диплом на княжеское достоинство, с титулом своего двоюродного брата. В Англии на всех торжественных праздниках пили за здоровье Суворова, а поэты сочиняли стихи в честь непобедимого русского полководца. Граф Растопчин писал Суворову из Петербурга:
„Воин непобедимый! Герои любят истину; вот она: вами славится Россия и избавляется Европа. Горжусь, что я земляк ваш!“
Во Франции в это же время, наоборот, победы Суворова порождали всеобщую печаль и негодование. Наполеон Бонапарте, воевавший в это время в Египте, на берегах Нила, всем своим существом рвался в Италию, чтобы сразиться с непобедимым вождем, «пожиравшим его победы». «Безумцы! — восклицал Наполеон, — они погубили все мои победы! Суворов уничтожил в один поход годы трудов моих!»