Александр Васильевич Суворов
Шрифт:
«И Я, миластиваи Государь дядюшка, принашу маие нижайшее патъчтение и притом имею честь рекаман давать в вашу милость алек сандры васильевича и себя также, и так остаюсь, миластиваи государь дядюшка покор ная и вер ная куслугам племяница вар вара Суворава».
Даже на фоне слабой образованности, которой отличалось русское высшее общество XVIII века, это письмо выделяется малограмотностью.
Суворов женился с обычной стремительностью, характеризовавшей все его поступки. 18 декабря 1773 года состоялась помолвка, 22 декабря – обручение, а 16 января 1774 года – свадьба. Отец новобрачной к тому времени обеднел и дал за дочерью всего 5 тысяч рублей приданого. Суворову импонировала знатность рода Прозоровских и красивая наружность невесты, к тому же он не
Между супругами не было ничего общего. Он был некрасив, она красавица; но он был глубоко образованным человеком, с железной волей, грандиозными замыслами, она – пустой аристократкой, видевшей во всем лишь внешнюю, показную сторону вещей, не способной ни понять, ни оценить своего мужа. Образ жизни полководца также не соответствовал понятиям его молодой жены. Она не сочувствовала его бережливости, скромности, отказу от всякой пышности.
Как бы то ни было, первые годы супружества протекли без серьезных размолвок (Варвара Ивановна родила в это время дочь Наталью). Но затем отношения испортились. К тем конфликтам, которые проистекали из противоположности их вкусов и характеров, прибавился новый серьезный фактор. Варвара Ивановна нарушила супружескую верность. Екатерининская эпоха отличалась необычайной распущенностью, царившей в так называемых «высших кругах» общества. Варвара Ивановна поступала так же, как поступала почти всякая скучающая молодая женщина ее круга.
Но при той строгости и чистоте, которыми отличались взгляды Суворова на брак, поведение его жены неминуемо должно было повлечь крупную драму.
В сентябре 1779 года Суворов подал в Славянскую духовную консисторию прошение о разводе, однако через несколько месяцев взял это прошение обратно, видимо, согласившись на примирение с женой. Больше того, в апреле 1780 года произо– шло публичное церковное примирение. Эта церемония, организованная по инициативе Александра Васильевича, скорее раздражила, чем растрогала его жену.
Все же в продолжение нескольких последующих лет семейная жизнь супругов не осложнялась крупными столкновениями. Но в 1784 году произошел окончательный разрыв.
У Варвары Ивановны снова начался роман. Это переполнило чашу терпения Суворова. Он обратился непосредственно в Синод с ходатайством о разводе, и хотя Синод по формальным соображениям не дал хода бракоразводному делу, Суворов решительно порвал всякую связь с Варварой Ивановной. Раздражение против бывшей жены было у него настолько велико, что когда до него дошли слухи «о повороте жены к мужу», он тотчас отправил своего управляющего Матвеича (Степана Матвеича Кузнецова) к московскому архиепископу.
«Скажи, что третичного брака уже быть не может и что я тебе велел объявить ему это на духу. Он сказал бы: „Того впредь не будет“. Ты: „Ожегшись на молоке, станешь на воду дуть“. Он: „Могут жить в одном доме розно“. Ты: „Злой ее нрав всем известен, а он не придворный человек“.
Разошедшись с женой, Суворов пожелал вернуть полученное им приданое. Прозоровский отказался, но Суворов усиленно настаивал на этом и добился своего.
Опыт супружеской жизни дорого обошелся Суворову, и возобновлять его он никогда уже не собирался. [38]
38
Варвара Ивановна на шесть лет пережила мужа: она умерла в 1806 году.
Астраханский период был периодом резких столкновений Суворова с Варварой Ивановной. Отсутствие интересного дела, плутни провинциальных чиновников, семейные дрязги – все это вконец истомило полководца.
Он забрасывает Потемкина письмами, прося переместить его куда-нибудь. В целом потоке ходатайств он выдвигает множество вариантов его нового назначения.
Вот отрывок из одного письма Потемкину: «Вспомяните милосердно, Светлейший Князь! Что
Но как никак Казань была лучше Астрахани. Он незамедлительно выехал туда, но не успел приехать, как пришло новое распоряжение: его переводили снова на Кубань.
Присоединение Крыма поставило перед правительством Екатерины ряд новых задач. Решено было окончательно присоединить к России все области, примыкавшие к северному побережью Черного моря, в первую очередь степи, населенные кочевыми племенами ногайцев. [39] Для этого и был вызван Суворов, которому поручили Кубанский корпус в составе 12 батальонов и 20 эскадронов при 16 орудиях. Кроме того, под рукою имелись 20 донских полков. Покорение почти не знавших огнестрельного оружия ногайцев было нетрудной задачей, и не надо было выписывать Суворова. Но Потемкин опасался вмешательства Турции и хотел быстро кончить дело. Он настаивал на энергичном ударе, который пресек бы разжигаемые турками и фанатичными мурзами волнения в ногайском народе.
39
Ногайцы, или ногаи – тюркское племя.
С военной стороны операция не представляла трудностей: было очевидно, что кочевые, плохо вооруженные племена не смогут противостоять регулярным частям. Трудность заключалась в другом: надо было настигнуть направлявшихся в горы ногайцев, прежде чем они доберутся до лесов. Чтобы не спугнуть неторопливо подвигавшихся кочевников, требовалось соблюдение строжайшей тайны.
Были распущены слухи, что Суворов уехал в Россию и что закубанских ногайцев решено оставить в покое. Между тем 19 сентября 1783 года выступил отряд под начальством Суворова. Отряд двигался скрытно, главным образом ночами. На другой стороне реки гарцовали сторожевые ногайцы. Чтобы не быть ими замеченными, во время маршей соблюдалась строгая тишина. Не слышно было военных сигналов, команда отдавалась вполголоса. Со стороны это могло показаться шествием призраков. Шли без дорог, часто наудачу. Приходилось перебираться через многочисленные балки и овраги, что увеличивало утомление войск. Тем не менее быстрота похода была изумительна.
В ночь на 1 октября завидели ногайские становища, расположенные на другом берегу Кубани. Предстояло совершить незаметно для кочевников переправу 16 рот пехоты, 16 эскадронов драгун и 16 казачьих полков. Переправа эта, по характеристике Суворова, была «наитруднейшая, широтою более семидесяти пяти сажен, едва не вплавь, противный берег весьма крутой, высокий – только тверд, что шанцовым инструментом в быстроте движения мало способствовать можно было».
В полной темноте войска без шума перебрались на другой берег. Пехота разделась донага, люди переходили Кубань, держа над головами ружья и патронташи; одежду пехотинцев перевезла конница.
Пройдя двенадцать верст от реки, близ урочища Керменчик, настигли первые таборы ногайцев. После непродолжительной ожесточенной стычки началась рубка. В течение дня было убито много ногайцев и 1 000 их взята в плен. Остальные рассеялись по лесам. Русские потеряли 50 человек.
После этого побоища прочие ногайские племена стали присылать делегатов с изъявлением покорности. Многочисленные племена черкесов также умерили свои набеги. Крымский полуостров окончательно перешел к России, под «высокую руку» государыни. Нельзя сказать, чтобы рука эта была легка, но по сравнению с султанской и она казалась мягкой.