Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»
Шрифт:
Посол передал все эти условия в Москву и вскоре получил добро. А через несколько дней — Олимпиада уже закончилась — Сергей Немцанов обратился в наше генеральное консульство с просьбой вернуть его на родину. И вернулся. И даже получил возможность выступить на следующей Олимпиаде, которая проходила в Москве.
Таким образом Трюдо выполнил свое обещание. Хотя и наши чекисты, как они сами потом утверждали, проявили тогда чудеса расторопности, уговаривая беглеца опомниться.
Несколько раз Яковлев принимает у себя Р. А. Иглсона — директора Канадской хоккейной ассоциации. Предприимчивый мистер Иглсон, который еще в 1972 году руководил с канадской
Еще Иглсон последовательно рассуждает о том, что было бы желательно начать практику участия советских хоккеистов в командах НХЛ. Предлагает начать с Владислава Третьяка. Как раз в ту пору в Канаде выходит на английском языке книга Третьяка, она мгновенно становится бестселлером. Директор хоккейной ассоциации выражает готовность к более широкому распространению этой книги и даже ее переизданию.
В 1981-м Яковлев беседует с приехавшим в Оттаву полярным путешественником Дмитрием Шпаро. Речь идет о том, чтобы канадские власти поддержали идею первого в истории трансполярного лыжного перехода от берегов СССР через Северный полюс в Канаду. Два года назад семерка лыжников во главе со Шпаро уже доказала, что такое возможно, покорив полюс. Теперь они замахнулись на то, чтобы пересечь весь Ледовитый океан от берега до берега.
Александр Николаевич далек от такого рода приключений. Но по-человечески ему понятны мотивы ребят, их мечта связать лыжней два континента, построить своеобразный мост между коммунистическим СССР и капиталистической Канадой. Он обещает Дмитрию свое содействие.
К сожалению, тогда преодолеть все бюрократические препоны, связанные с организацией этого уникального проекта, не удалось, но Шпаро и его друзья не отступились, и спустя семь лет их мечта исполнилась, участники совместной советско-канадской экспедиции под названием «Полярный мост» за три месяца одолели на лыжах расстояние в две тысячи километров по дрейфующим льдам. Завершив свой маршрут на канадском острове Элсмир, они одну из первых победных телеграмм отправили А. Н. Яковлеву.
Большие люди из Москвы редко баловали его своими визитами. Если и появлялись в Канаде, то транзитом, на пути в Соединенные Штаты. В те годы наши рейсовые самолеты на пути в Северную Америку делали обязательную посадку для дозаправки топливом в Гандере (остров Ньюфаундленд).
Если летел кто-то из первых лиц, то Яковлев по должности был обязан тоже подтянуться в Гандер, чтобы засвидетельствовать руководителю свое почтение.
Однажды поступило указание встретить Л. И. Брежнева, который следовал с официальным визитом на Кубу.
28 января 1974 года посол заранее прибыл в аэропорт Гандера. Ждали посадки брежневского самолета. И как назло, погода испортилась: началась самая настоящая пурга, сопровождаемая сильным снегопадом. Представитель «Аэрофлота» в Гандере дал на борт правительственного лайнера сообщение: от посадки следует воздержаться, надо идти на запасной аэродром. Но присутствовавший там же крупный чин из КГБ распорядился по-иному: условия для посадки вполне приемлемые. На глазах у посла между ними произошла ссора. Самолет с генеральным секретарем
По утверждению самих канадцев, наземные службы находились в состоянии паники, им казалось, что катастрофа неизбежна.
Но, видимо, Леонид Ильич так и не узнал о всех тех страстях, которые сопровождали посадку в Гандере. Сойдя с трапа, он обнял посла, по привычке расцеловал его, взял под руку:
— Ну, Саша, чем займемся?
Яковлев показал ему на кучку продрогших людей с жалкими транспарантами, томившихся у здания аэропорта:
— Вот наши бывшие сограждане из числа лиц еврейской национальности пришли и хотят с вами поговорить.
Тут же из-за плеча генерального секретаря возникла фигура начальника его охраны:
— Леонид Ильич, ни в коем случае!
— А как думает посол?
— Посол думает, что если мы подойдем, то хуже не будет.
И генеральный секретарь, а следом вся его свита направились к демонстрантам. Там, как ни странно, состоялся достаточно мирный разговор. Евреи, похоже, не ожидали такого развития событий, им и в голову не могло прийти, что советский руководитель согласится под завывание пурги вести с ними диалог. Поэтому они вначале шумно приветствовали гостя, затем без особого напора напомнили Леониду Ильичу, что надо бы в СССР соблюдать права человека, не преследовать диссидентов и открыть ворота желающим для выезда в Израиль. Выслушав все это, Брежнев повернулся к послу: «Ты собери все эти претензии в письменном виде и отправь в ЦК на мое имя».
А когда зашли в здание аэропорта, то, вроде бы ни к кому не обращаясь, проворчал: «Надо уметь разговаривать с людьми».
Через два с половиной часа, когда самолет был дозаправлен, а полоса от снега расчищена, вся делегация опять направилась на борт. Уже у трапа Брежнев, словно спохватившись, спросил Яковлева о причинах его ухода из ЦК:
— Что там с тобой случилось?
— Ума не приложу.
Леонид Ильич с досадой махнул рукой:
— А-а, товарищи… — словно это не он сам дал указание убрать с глаз долой «слишком умного» и. о. зав. отделом.
Из чего Александр Николаевич сделал заключение, что вернуться в Москву ему суждено не скоро.
Когда А. А. Громыко летел в Штаты, а это случалось часто, то Яковлев и его старался встретить в Гандере, чтобы узнать последние мидовские новости, да и важно было сохранять с министром добрые отношения. Однажды ветеран нашей дипломатии и в Оттаву заехал — с официальным двухдневным визитом. Тут уж канадское правительство постаралось, ему было досадно, что глава МИД СССР то и дело бывает у американцев, а выкроить время для соседней страны не может. И Яковлев, конечно, приложил руку.
В те годы они явно симпатизировали друг другу — Громыко и Яковлев. Андрей Андреевич, приезжая на сессии Генеральной Ассамблеи ООН, всегда приглашал Александра Николаевича и Нину Ивановну в Нью-Йорк на два-три дня. Там обязательно звал в резиденцию на домашний обед. За столом собирались вчетвером: министр с супругой и посол тоже с супругой. Во время трапезы Громыко избегал обсуждать служебные вопросы, их он поднимал только в специально оборудованных, защищенных от подслушивания консульских или посольских помещениях. Говорили о книгах, новых веяниях в общественных науках, значимых культурных событиях. Громыко, как вспоминает Александр Николаевич, всегда проявлял глубокую эрудицию, знание предмета, беседовать с ним было интересно.