Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»
Шрифт:
В отпуске на Волге. В одной лодке с женой и внучкой. [Из архива А. Смирнова]
Воспользовавшись тем, что один из влиятельных работников ЦК КПСС водит дружбу с заведующей литературной частью Театра на Таганке Э. П. Левиной, автор передал через нее рукопись этому партийному чиновнику. Элла Петровна заверила Рыбакова, что он человек интеллигентный, склонный к либеральным взглядам, имеет выходы на самый «верх», может помочь. Так рукопись оказалась у заместителя заведующего Международным отделом Анатолия Черняева. Тот прочел ее за один присест. И очень впечатлился.
Визит
Далее он передал рукопись А. Н. Яковлеву.
Кстати, как потом выяснится, эта еще не изданная книга к тому времени уже широко гуляла по Москве — в виде машинописных копий. С ней познакомились многие писатели, журналисты, деятели культуры. Сей факт, конечно, не мог пройти мимо внимания КГБ. В ходу по-прежнему были такие понятия, как «антисоветчина», «подрывная литература». Боялись, что Рыбаков передаст свою книгу западным издателям. Брали на заметку тех, кто ее читает и распространяет. Даже крупные деятели, например, такие, как директор института США и Канады, академик, член ЦК, депутат Верховного Совета Г. А. Арбатов, трепетали от того, что их могли заподозрить в симпатии к «Детям Арбата».
Яковлев ознакомиться с книгой согласился, однако шло время, а он никак не давал знать — прочел или не прочел, будет или не будет содействовать ее публикации. Наконец 29 августа 1985 года в ходе какого-то разговора с Черняевым он сам вспомнил про «Детей Арбата». Мол, читал по ночам. И что?
— Слишком много там всякой эротики, все без конца трахаются, — ушел от прямого ответа Александр Николаевич.
Черняев удивился:
— Разве это и есть самое главное в работе Рыбакова?
Яковлев согласился: о культе личности и связанных с ним репрессиях рассказано сильно. Стал вспоминать, как и его собственный отец едва не стал жертвой «перегибов» 1937 года, когда в их район поступила разнарядка: ликвидировать столько-то председателей колхозов, столько-то руководителей сельсоветов.
Потом перешел к линии, связанной с убийством Кирова. По Рыбакову выходит, что за убийцей стоял Сталин, а на самом деле вопрос до конца не выяснен, и стоит ли сейчас все это ворошить?
«Вот так мы поговорили. И я понял, что Яковлев не будет „за“ публикацию», — запишет в своем дневнике партработник [170] .
Александр Николаевич описывает ситуацию с книгой Рыбакова иначе. Якобы позвонил ему главный редактор журнала «Дружба народов» Сергей Баруздин и попросил неофициального совета: как быть с рукописью? Яковлев, конечно, ее немедля прочел, связался с редактором, работу в целом одобрил, но порекомендовал убрать из рукописи часть эпизодов, повествующих о «сексуальной свободе» арбатской молодежи.
170
Черняев А. Совместный исход.
Я понимал, что Москва и моя деревня, в которой я жил, — разные миры, но все же хотелось думать лучше о нравственности моего поколения.
Он [Баруздин. — В. С.] спросил:
— Сколько лет вам было, когда вы попали на фронт?
— Восемнадцать.
— Значит, вы просто не успели познать сексуальную свободу.
Сергей Баруздин попросил принять Рыбакова [171] .
Такая встреча заведующего Агитпропом и писателя состоялась. В течение трех часов они пытались найти общий язык. Рыбаков явно был настроен на негатив по отношению к партийной власти, он отстаивал право писателя на отражение жизни так, как он это понимает и чувствует. Яковлев просил смягчить некоторые «антисталинские» акценты, убрать ряд постельных сцен. Александр Николаевич, по его собственному сделанному позднее признанию, внутренне был согласен (хотя и не во всем) с автором трилогии, но не спешил это выдавать. В итоге сошлись на том, что Яковлев обещает рекомендовать Главлиту поставить разрешительный штамп на рукопись.
171
Яковлев А. Сумерки.
Позже история с романом Рыбакова станет предметом бурного обсуждения на заседании Политбюро — это случится 27 октября
Для начала Лигачев прошелся по поэтам Евтушенко и Вознесенскому, обвинив их в желании пересмотреть отношение к прошлому. Затем обрушился на Рыбакова и его произведение, сделав вывод: «…Такой роман публиковать нельзя…» И, строго оглядев соратников, спросил: «…Я хочу разобраться, кто дал разрешение журналу „Дружба народов“ печатать сообщение о том, что роман „Дети Арбата“ будет публиковаться в этом журнале? Что стоит за таким разрешением?» [172]
172
Цит. по: В Политбюро ЦК КПСС… По записям Анатолия Черняева, Вадима Медведева, Георгия Шахназарова (1985–1991). М.: Альпина Бизнес Букс, 2008.
Всем было ясно, в чей огород этот камень. Но генсек не поддержал атаку на Яковлева со стороны своего второго секретаря: «Нам надо делать так, чтобы большинству вопросов литературного творчества, оценку произведений давали сами художники, их творческие союзы, а не Комитет государственной безопасности или Центральный Комитет» [173] .
Следом слово взял как раз глава КГБ В. М. Чебриков. Он долго подбирался к главному, говорил об очередях за водкой, о невозможности советскому человеку приобрести качественные ювелирные изделия, о людях с нарушенной психикой… И вот перешел к сути: «…Наши толстые журналы стали буквально соревноваться, кто, если можно так сказать, сильнее „плюнет“ в Советскую власть. Многие писатели стараются сейчас, как они сами говорят, рассчитаться с Советской властью за беды своих родителей. Покойный Юрий Трифонов заявлял, что он никогда не простит Советской власти репрессий, примененных к его реабилитированному отцу. […] Кое-кто сейчас стал предлагать опубликовать неизданные произведения Твардовского в защиту кулачества» [174] .
173
Там же.
174
Там же.
Доклад КГБ в ЦК КПСС «О подрывных устремлениях противника в среду советской творческой интеллигенции». 26 июня 1986. [National security archive]
Однако Горбачев сделал вид, что теперь он и главного чекиста не услышал: «…Нам в искусстве нужна правда. Но полная правда, а не полуправда. Надо показывать деревню такой, какой она есть на самом деле: не заменять одну неправду или полуправду другой». Чебриков опять за свое: «…Если мы выпустим из-под контроля литературный процесс, то получится, что за 70 лет Советской власти у нас не было ни одного светлого дня» [175] .
175
Там же.
На подмогу ему приходит Громыко: «…Некоторые писатели пытаются смаковать репрессии, всякого рода безобразия и т. д. […] Я согласен, что, видимо, жестковато поступили в свое время с Ахматовой, Цветаевой, Мандельштамом, но нельзя же, как это делается теперь, превращать их в иконы». Далее Андрей Андреевич говорит, что неверно соглашаться с руководителем ВАСХНИЛ, который предлагает реабилитировать русских буржуазных экономистов Чаянова, Кондратьева, Челинцева и Макарова: «Это были махровые защитники кулачества, против которых выступал Ленин» [176] .
176
Там же.
Горбачев снова делает вид, что не слышит. Он подводит итог: перестройка продолжается, и никакой убедительной альтернативы этому курсу мы не видим.
В опубликованных записях, сделанных на этом заседании ПБ, не присутствует фамилия Яковлева. То ли его не было в тот день, то ли отмолчался, не выступал. Но зато «Дети Арбата» весной следующего года увидели свет — сначала на страницах журнала «Дружба народов», затем отдельными изданиями. Книга стала бестселлером, ее перевели в пятидесяти двух странах.