Александр. Том 2
Шрифт:
— В том-то и дело, что Николай Никитич сейчас не за себя радеет. Он же зятем Павлу Александровичу приходится. А граф Строганов уже сон потерял, в догадках теряется, что сделал не так чтобы в немилость впасть. Я как раз при нём сетовал, что горе от потери родителя так повлияло на вас, ваше величество, что мысль о коронах вылетела из головы. Да и не подсказал почему-то никто. А когда схватились, то поздно уже было. — Ростопчин всплеснул руками.
Я же смотрел на него, не понимая, что сейчас делать. Да не знал я про эти проклятые короны. Стереотип в башке сидел про корону Российской
— Откуда у них наши мерки? — наконец, спросил я, просто чтобы хоть что-то спросить.
— Так, шляпы и вам и Елизавете Алексеевне шьют, — пожал плечами Ростопчин.
— Хорошо, что хочет Строганов? — он не впадал в немилость. Я вообще его не видел ни разу.
Сашка в своём дневнике вскользь упомянул, что Паша его чем-то расстроил. О чём речь шла, в дневнике не упоминалось, и я не мог знать, в чём была причина размолвки закадычных дружков. Но судя по всему, Сашка уже остыл к моменту убийства Павла, и должен был приблизить Пашу к себе. Но это Сашка, а я до сегодняшнего дня знать не знал о Строганове. Слышать, слышал, конечно, но знаком не был. А бедняга уже, похоже, навоображал себе всякого.
— Поговорить с вашим величеством. Он просил об аудиенции, но ответа не получил, и ничего более не придумал, как сделать подарок на коронацию и лично вам в руки вручить, — пояснил Ростопчин. Я же перевёл задумчивый взгляд на Сперанского. Тот только руками развёл. Понятно, через него запрос на аудиенцию не проходил. Скорее всего, Павел Строганов по привычке через Марию Фёдоровну решил действовать, но это был плохой вариант, один из самых худших.
— Сколько у нас времени? — спросил я, быстро просчитывая в уме варианты.
— Через час выезжаем. — Ответил Ростопчин, знающий по секундам, что, когда и как будет проходить.
— Пригласите Строганова и оставьте нас наедине. — Я принял решение. В принципе, мне всё равно нужно этот час куда-то деть, потому что я уже собрался. Лучше уж поговорить и решить что-то насчёт корон, чем круги по комнате нарезать, накручивая себя ещё больше.
Сперанский с Ильёй сразу же потянулись на выход. Мой личный слуга Кириллов немного задержался, притащив откуда-то из боковой двери кофе, после чего выскочил из комнаты. Последним вышел Ростопчин. Он постоянно оглядывался на меня, но я был непреклонен и не предложил ему остаться. Дверь за ним ещё не закрылась, когда в комнату вошёл Строганов.
Павел слегка недоумённо огляделся по сторонам. Он вообще недоумевал, почему я готовлюсь к коронации именно здесь, в старом дворце. Я же не отказал себе в удовольствии наблюдать, как из-за низкой притолоки каждый входящий в комнату вынужден был кланяться.
— Почему вы остановились именно здесь, ваше величество? — Строганов не удержался от вопроса, когда все положенные приветствия уже прозвучали.
— Захотелось, — ответил я, разглядывая его.
— Почему-то я так и
— О чём вы хотели поговорить? — я не ответил ему, задав интересующий меня вопрос.
— Я хотел узнать, в чём причина вашей немилости. — Ответил Павел, поджав губы. — Мне казалось, что вы, в конце концов, поняли, что я вам пытался донести. Или вам настолько не понравилось, что я призвал к себе на помощь Новосильцева? Но я просто не знал, как можно убедить вас в том, что опыт французской революции и последующих во Франции преобразований, не подходят для Российской империи! — добавил он запальчиво.
— Вам не кажется, граф, что вы слишком откровенны? — я разглядывал его с любопытством. Саша не испытывал негативных чувств к родственнику Строганова — Новосильцеву. Да и к самому Строганову, если разобраться тоже. Как Павел умудрился так себя накрутить? Но Строганов молчал, тогда я добавил. — Почему вы так уверены в своей правоте?
— Вы же знаете, что моим гувернёром был Жильбер Ромм? Он был ярым якобинцем и часто брал меня на все эти встречи… Я видел Робеспьера, Дантона… Они могли быть очень убедительны. Да что уж там, разве вы не помните, как мы оба называли себя якобинцами?
— Мы были детьми, — прервал я его спокойным голосом. — Отроками, которые, кем только себя не называли. У нас просто не было мозгов в то время. Уверяю вас, Павел Александрович, до определённого возраста мозгов нет ни у кого, так что это в какой-то мере нас извиняет.
— Значит, вы оставили безумную идею брать за основу будущих реформ те, что использовали французы? — Строганов тихонько выдохнул. Я же смотрел на него с весёлым изумлением. Интересный тип. Называет себя якобинцем и совершенно это не скрывает, и в то же время категорически против чего-то подобного в России. Или боится потерять Строгановские миллионы? Причина на самом деле весьма уважительная, что уж там.
— Я сегодня коронуюсь, — мне с трудом удалось не закатить глаза. — Как вы думаете, наши детские мечты каким-то образом могут сочетаться с венчанием на престол? — Он снова молчал. Видимо, не знал, что ответить. — Почему вы не приехали в Петербург и не убедились, что я оставил свои опасные заблуждения?
— Вы же знаете, что отец приказал мне жить в Братцево, — устало проговорил он. — Мне запрещено было появляться в Петербурге, после того как его величество Павел Петрович счёл наше с вами общение неуместным. Я мог бы вернуться, если бы вы меня призвали к себе, ваше величество. Вот только вы так и не призвали.
— В последнее время меня интересует только одно: среди нашей знати есть хоть кто-то, кто не является масоном, якобинцем, рыцарем какого-нибудь ордена, или просто меча, кинжала и подвесок? Ну или в самом крайнем случае членом какого-нибудь комитета. Обязательно тайного, а как же, — я покачал головой. — Хотя я знаю одного, это Раевский. Николай ещё более странный тип, чем вы, Павел Александрович. Идите за вашим зятем и показывайте мне свой совсем нескромный подарок. Будем считать, что места в моём кортеже вы себе купили. Надеюсь, у вас приличные лошади.