Александрийская гемма

Парнов Еремей Иудович

— Сделайте одолжение.

— Сколько мог, крепился. — Он торопливо зажег дешевую, с удушливо-сладеньким запашком, сигарету.

— Вы у себя, — Наталья Андриановна взглянула на свои часы-медальон. — Еще будут вопросы?

— Уже прискучило? — Он попытался разогнать дым. — Потерпите еще немного… С кем Георгий Мартынович был особенно дружен?

— Особенно ни с кем, но добрые отношения поддерживал со многими.

— С мужчинами? Или с женщинами тоже? Взять хоть ваших институтских…

— Оставим эту тему, она… неуместна в

сложившихся обстоятельствах. Ведь налицо трагедия, а вы все ищете адюльтер.

— Не ищу, Наталья Андриановна. Пытаюсь надежно исключить, чтоб думать в другом направлении.

— Вот и думайте на здоровье — в другом.

— Непросто с вами, извините за откровенность.

— Не вы один это заметили.

— Однако у нас с вами не совсем обычная встреча, Наталья Андриановна. Я представляю закон, и вы…

— Обязана отвечать на все ваши вопросы? — с присущей ей стремительностью парировала Гротто. — Даже если они представляются мне бестактными? Ну уж нет! Я вообще не желаю более разговаривать, потому что устала и не в настроении. Можете применить ко мне соответствующую статью. Сделайте одолжение.

— Спасибо за помощь, Наталья Андриановна. — Гуров встал, давая понять, что беседа окончена. — Сожалею, что у вас не хватило терпения выслушать меня до конца.

— Что поделаешь. — Она тоже поспешно поднялась, ощущая запоздалую неловкость.

— До свидания. — Он сделал попытку проводить ее до двери.

— Нет уж, прощайте!

— Зачем же вы так?

— Всего доброго, — процедила она сквозь зубы, отнюдь не любуясь собой. Но и не сожалея особенно. Как вышло, так вышло.

Глава восьмая. СБЕРКАССА, ДОЖДЬ, ПРИОТКРЫТАЯ ДВЕРЬ

Дождь хлынул ночью в канун предсказанного Степановной дня. Люсину, стремившемуся с максимальной точностью воспроизвести обстановку, это оказалось как нельзя более на руку.

— Маленькая сценка, которую мы сейчас разыграем, милые женщины, называется следственный эксперимент, — объяснил он сгоравшим от любопытства труженицам поселковой сберкассы. — Но вы не обращайте внимания на мудреные термины и всякую официальщину. Постарайтесь сбросить напряжение. Вспомните, как играли в детстве. Свободно, раскованно, с упоением… Я понятно говорю? — он наклонился к окошку Веры Петровны, старшего контролера.

— Мы постараемся, — смущенно улыбнулась молоденькая женщина в пуховой розовой кофте.

— Вот и замечательно! Роль Георгия Мартыновича Солитова попробует взять на себя мой товарищ, — Владимир Константинович кивнул на Гурова.

Несмотря на то что доставившая их милицейская «Волга» остановилась у самого порога, Борис Платонович ухитрился изрядно намокнуть. С его плаща и широкополой поношенной шляпы стекали тонкие прерывистые струйки. Он поминутно чихал, нервно отирался платком и вид имел довольно жалкий.

— Они совсем на профессора не похожи, — ехидно стрельнув глазками, высказала сомнение

кассирша Марина. — У Георгия Мартыновича зонт был. Он еще его на подоконник поставил.

Люсин взглянул на низкий подоконник и деревянную решетку под ним, за которой виднелись чугунные ребра радиатора водяного отопления. На подоконнике стоял горшок с каким-то широколистным волосатым растением. Люсину всюду теперь попадались цветы, назойливо лезли в глаза, даже ухитрялись прокрадываться в сумеречные пространства сна. Для зонта, даже раскрытого, на подоконнике оставалось достаточно места.

А за окном белыми размочаленными веревками плясали струи. На залитом асфальте вскипали крупные веселые пузыри. Жалко подрагивала пригнутая к самой земле ветка. Зарядило, судя по всему, основательно.

— Зонт мы заменим этой штуковиной, — нашелся Владимир Константинович и вручил Гурову свернутую в трубку газету.

— Я бы могла дать свой, — предложила Вера Петровна.

— Не стоит, — улыбнулся Люсин, — ведь вы будете помнить, что это именно ваш зонтик… Ну как, готовы? Тогда все по местам, а на меня, пожалуйста, не глядите. Меня здесь нет.

Гуров, словно в прокручиваемой обратно киноленте, двинулся спиной к выходу. Протяжно вздохнув, захлопнулась за ним дверь с табличкой: «Закрыто». Каким-то шестым чувством Люсин расслышал за шипением струй и хлюпаньем пенных потоков, как переступили сапоги участкового на крыльце и как зашелся в сухом кашле застарелый курильщик Гуров. Но вот он справился, продышался и дернул ручку, лязгнувшую на разболтанных шурупах.

Далее пошло по отрепетированному сценарию.

Вошедший приостановился, потопал, сделал вид, что складывает зонт, и приблизился к окну контролера. Здесь он оглянулся, попятился к подоконнику, где и пристроил свое водозащитное орудие.

— Ну и льет! Лета как не бывало, — произнес он с непринужденной естественностью, которая могла сделать честь любому профессиональному актеру. — Как жизнь молодая?

— Нет никакой жизни! — отрезала Марина, четко воспроизводя текст. — Мне с понедельника в отпуск, а тут, как назло… Носа не высунешь.

— А я говорю тебе, переиграй, — подала свою реплику Вера Петровна, все же не уверенная до конца, что говорила в тот раз именно это. — В профкоме путевка имеется на сентябрь месяц. В Анапу. Хоть отдохнешь, как человек, в кои-то веки. Давайте, Георгий Мартынович, чего там у вас?

Быстро заполнив талончик, который вложил затем в согнутую пополам рекламку, скромно перечислявшую прелести страхования, Гуров просунул руку в полулунный вырез.

— Пожалуйста.

— Не знаю, хватит ли у нас денег, — озабоченно покачала головой Вера Петровна, сделав вид, что ищет карточку в ящиках вращающейся этажерки. — Тысяча пятьсот, Марина!

— Вы уж извините, что я не предупредил, — объяснил Гуров. — Понадобились, знаете. — На сей раз поданная им реплика не блистала талантом перевоплощения.