Алексеевы
Шрифт:
Маня благополучно выздоровела, и пришло время окончательно решать вопрос о ее браке с Петром Сергеевичем Олениным, но маманя все еще не давала на него своего благословения. Тогда Маня обратилась к своему старшему брату, Владимиру Сергеевичу ставшему после кончины в 1893 году их папани Сергея Владимировича ее опекуном, с просьбой дать ей разрешение, благословить ее на брак и быть на свадьбе посаженым отцом; растерявшийся в этой сложной семейной ситуации Владимир Сергеевич, зная о несогласии мамани, отказал, нанеся сестре глубокую обиду. В Красноворотском доме возникла напряженная обстановка [12] …
12
Вскоре после кончины К. С. Алексеева-Станиславского, в 1938—1939 годах, знавшие
«К Косте [у меня] осталось чувство благодарности за то, что он согласился меня благословить в то время, как Володя отказался, и еще за то, что Костя откровенно мне сказал свое мнение о моем браке. Он не одобрял его, но чтобы в доме не было скандала, Костя сказал, что он „сыграет роль посаженого отца“. Я за это согласие была благодарна Косте, т. к. была измучена всеми неприятностями в связи с моим нежелательным для мамы браком.
Затем еще помню мой разговор с Костей… о том, что я разводилась с Олениным. Костя сказал, что он рад этому и меня не винит, т. к. считает, что брак с Петром Сергеевичем был неравный, что Петр Сергеевич был «поживший», а я – девочка и, вероятно, для Оленина – мало развитая».
Через некоторое время Владимир Сергеевич, как опекун, все же дал свое разрешение на брак, но отказался быть посаженым отцом.
В фондах Музея МХАТ сохранился написанный карандашом черновик письма Мани к Владимиру Сергеевичу (см. КС № 21 599):
(Вероятно, октябрь 1895 г.)
«Милый Володя. Сердечно благодарю тебя за разрешение, ты этим возвратил спокойствие обеим сторонам, но меня крайне огорчило, когда я узнала, что ты отказываешься быть моим посаженым отцом. Если были неприятности между нами, то убедительно прошу тебя забыть о них и перед таким важным шагом в моей жизни не отказать мне в твоем благословении, как старшего брата и опекуна. Крепко целую тебя и Паничку [13] в знак нашего примирения, в котором, надеюсь, Вы мне не откажете.
13
Паничка – Прасковия Алексеевна Алексеева (ур. Захарова), жена Владимира Сергеевича Алексеева.
Свадьбу Мани Алексеевой с Петром Сергеевичем Олениным сыграли 22 октября 1895 года; по рассказу самой Марии Сергеевны, венчались они в домашней церкви генерал-губернаторского дома (тогда еще трехэтажного здания – ныне надстроенное пятиэтажное здание Моссовета) на Тверской улице.
В 1896 году, получив диплом медика, Петр Сергеевич не оставляет мысли и надежды стать оперным певцом, и молодые супруги отправляются в Италию – страну вокальных маэстро. У Петра Сергеевича приятный баритон, он берет уроки пения. У очень музыкальной от природы Марии Сергеевны обнаруживается небольшое, но приятное по тембру сопрано, и она, как и ее муж, мечтает петь в опере. Пока же она разучивает романсы и рискует участвовать в семейных домашних концертах на вечерах у родных и знакомых. Ее старшие братья Володя и Костя добродушно подсмеиваются над ней: «Ну какая же из тебя выйдет певица с твоим малюсеньким, слабеньким голоском?!.»
Из Италии Мария Сергеевна возвращается беременной, и 8 июня (по старому стилю) 1897 года в подмосковной усадьбе Алексеевых Любимовке у супругов Олениных родится мальчик, которого нарекли Евгением, по-домашнему – Женей. Крестными Жени были маманя Елизавета Васильевна Алексеева и Сергей Сергеевич Оленин (брат Петра Сергеевича).
Молодая мать кормила грудью своего первенца до восьми месяцев, затем отняла, так как снова уже была беременна; второй сын родился через полтора года после рождения Жени, а именно 30 сентября 1898 года. Новорожденного хотели назвать Святославом, но священник отказался давать это имя, ссылаясь на то, что в святцах это имя вычеркнуто, и тогда второго сына назвали Сергеем. Крестной матерью Сережи стала Любовь Сергеевна Бостанжогло (в то время), старшая сестра Марии Сергеевны. Не имея собственных детей, Любовь Сергеевна привязалась
Семья Олениных жила отдельно, на Воздвиженке, и когда дети подросли, няня водила их гулять в Александровский сад и даже в Кремль.
Женя рос очень подвижным и общительным; Сережа был меланхоличен, малоподвижен, толст и капризен, он без конца хныкал и орал, и успокоить его стоило больших трудов; бабушка Анна Михайловна Оленина-Алянчикова называла Сережу «тюфяк противный». Однажды Сережа так досадил своими капризами и ором отцу что тот не выдержал и, перекинув сына через руку, так ударил его по попке, что на ней отпечатался след отцовской ладони – мальчик буквально зашелся криком и слезами… и вдруг замолчал. Петр Сергеевич спросил: «Ну как, Сережа, помогло?» Малыш ответил: «Помогло» и с тех пор перестал капризничать!
В 1896—1897 годах К. С. Станиславский и вся семья Алексеевых знакомятся с молодыми, талантливыми Леонидом Витальевичем Собиновым и Федором Ивановичем Шаляпиным, которого С. И. Мамонтов (кстати говоря, женатый на двоюродной сестре Алексеевых Елизавете Григорьевне Сапожниковой) пригласил в свою Частную оперу. Сразу возникли общие театральные интересы, дружеские отношения, молодые певцы появляются в гостях у Алексеевых в Москве и в подмосковной усадьбе Любимовке. Они посещают представления Общества искусства и литературы; Алексеевы (в том числе К. С. Станиславский, Анна Сергеевна Штекер, Любовь Сергеевна Бостанжогло, Петр Сергеевич Оленин с женой Марией Сергеевной) стараются по возможности не пропустить ни одного спектакля и концерта обоих певцов. После часто ездят совместно ужинать.
Несомненно, что, готовясь к карьере оперного певца, Петр Сергеевич Оленин продумывал, как и у кого добиться ему дебюта, и в этом отношении Частная опера С. И. Мамонтова представлялась ему наиболее вероятной практически. Но, как всегда, были свои «за» и «против».
Прельщала возможность совместной работы с Ф. И. Шаляпиным. «Против», видимо, было то обстоятельство, что Савва Иванович любил, когда все исполняли только так, как он того желает, а Петр Сергеевич, по своей натуре художника, был инициативным искателем своего видения, своих решений в русле требований режиссера, причем решений логических – так, как его учили в Обществе искусства и литературы К. С. Станиславский и его единомышленники.
Такая моя точка зрения косвенно подтверждается разговором мамани Елизаветы Васильевны с дочерью Маней, приведенным в ее письме от 10 сентября 1896 года к сыну Косте, посланном из Милана, где она была совместно с Олениными:
«Про возрождение Мамонтовской оперы я Мане сказала, но она как-то сухо отозвалась на мою радость, говоря, что Савва Иванович любит, чтобы все исполняли, как он того желает, а Петя этого не делает».
30 ноября 1898 года П. С. Оленин успешно дебютирует в Частной опере С. И. Мамонтова в партии Валентина оперы «Фауст» Ш. Гуно; партию Мефистофеля пел Ф. И. Шаляпин.
П. С. Оленин быстро входит в репертуар театра и совместно с Ф. И Шаляпиным участвует в спектаклях «Борис Годунов» Мусоргского, «Князь Игорь» Бородина, соответственно исполняя партии Рангони и Пимена, князя Игоря Святославовича.
Ф. И. Шаляпин, поступив в Частную оперу С. И. Мамонтова с 22 сентября 1896 года и проработав в ней три полных сезона (по конец сезона 1898—1899 годов), подписал 12 декабря 1898 года трехгодичный контракт с управляющим Императорскими театрами В. А. Теляковским о переходе в Большой театр, начиная с 24 сентября 1899 года, Это обстоятельство ставило Частную оперу в тяжелое положение.
11 сентября 1899 г. неожиданно был арестован С. И. Мамонтов, в результате сложной интриги в правительственных кругах обвиненный в финансовых злоупотреблениях. При случившемся уход Ф. И. Шаляпина из труппы Частной оперы выглядел особенно некрасиво, как предательство Саввы Ивановича, столько сделавшего для обучения и воспитания в Шаляпине настоящего художника, обеспечившего ему блистательную карьеру.
До 22 сентября Ф. И. Шаляпин безуспешно ходатайствует перед Теляковским о расторжении контракта с Императорскими театрами.