Ален Делон без маски
Шрифт:
– Никого. У каждого свои достоинства. Я делаю различие между режиссурой и умением руководить актерами. Они либо постановщики, либо немного руководители актеров, либо режиссеры, вовсе не умеющие работать с актерами. Тех, кто сочетает эти три качества, можно пересчитать по пальцам.
– Кто это сегодня?
– Клод Сотэ, Полянский, Коста-Гаврас. И другие…
– Забавно, что у них вы как раз никогда не снимались.
– Об этом спросите у них самих. Лукино Висконти, Репе Клеман, Жан-Пьер
– Кажется, вы принимали большое участие в работе с актерами на «Возвращении Казановы».
– Скажем лучше, я помогал. Тем, кто меня знает, известно, что я люблю давать, много отдавать.
– Послушав вас и увидев с некоторыми друзьями, с вашей дочерью, легко убедиться, что вы бываете взволнованы, как ребенок.
– Разумеется. Бывает, что я плачу, как маленький.
– Когда вам присудили «Сезара», хотя вы и не удостоили собрание своим приходом за ним, вы все же гордились, были взволнованы… Я не ошибся?
– В куда большей степени я был взволнован словами Колюша, комментировавшего мое отсутствие. Я был потрясен тем, как он это представил.
– Как швейцарского гражданина, иностранца, занимающегося трансфертом капиталов?
– Вот именно. Он именно так и сказал.
– Вернемся к Казанове. Вы хотите сказать, что отличаетесь от него в той степени, в какой в своих отношениях с женщинами больше живете страстью, чем любовью?
– Я хочу лишь сказать, что это Казанова – обольститель, а не я. Меня превратили в обольстителя, это совсем другое. Я не умею клеиться к женщине. С моей точки зрения, быть обольстителем – значит обладать определенной техникой в подходе к женщине… А я никакой такой техникой не владею, ибо инициативу всегда проявляли женщины.
– Вас не огорчает, что годы все равно сказываются? И что в дальнейшем женщины будут вами интересоваться все меньше?
– Если бы знали, как меня огорчает мой возраст! Всему виной моя обостренная чувствительность. А также тот факт, что я слишком уважаю других и себя. И не хочу им показывать свое другое лицо, ослабленного, дряхлеющего человека. Тогда мне становится понятно, что я уйду раньше. Я никогда не покажусь старым и безобразным, никогда.
– Такой день неизбежно наступит!
– В этот день я, вероятно, уйду, как Хемингуэй.
– Покончив с собой?
– Да.
– Почему бы постаревшему Делону не играть президентов республики или роли патриархов? Ведь Габен именно так и поступал!
– Мы говорим о разных вещах. Я говорю не о том, чтобы играть, я думаю о том, как жить. Разумеется, я еще смогу некоторое время играть роли президентов или старперов. Но жить – это нечто иное. Я рассчитываю, впрочем, жить достаточно долго, чтобы вырастить дочь. Я так любил
– Кого из женщин вы больше всех любили?
– До Розали – Мирей Дарк. Мне неизвестно, как я состарюсь, но в тот день, когда пойму, что не способен сделать женщину счастливой в моем понимании и как я того желаю, я покончу с собой. Это мне совершенно ясно.
– Каким образом?
– Самым лучшим, подходящим и быстрым способом.
– Выстрелом из охотничьего ружья, как Хемингуэй?
– Нет. Я не позволю так обезобразить себя. Нет, с помощью небольшой дырки.
– Из револьвера?
– Так точно.
– У вас дочь, которую вы обожаете. Это великолепно. Когда вы о ней говорите, у вас на глаза навертываются слезы.
– Вот почему я не покину вас раньше, чем она вырастет, раньше, чем не обеспечу ее всем.
– Значит, не раньше, чем лет через 25?
– Скажем, когда ей будет двадцать. Кто знает, может быть, я еще буду в семьдесят пять лет молодцом…
– Вы уже обрели ту же физическую форму, как до роли Казановы?
– Да, я сбросил три кило. Никто уже не скажет: «Что случилось с Делоном?», когда увидит фильм.
– Случалось ли, что такой актер, как вы, снявшийся в большом количестве классических фильмов и отметивший своей личностью немало других картин, вдруг ошибался в выборе несовершенного сценария? Ведь самое любопытное то, что это не отражалось на вашем статуте «звезды».
– Отвечая вам, могу сказать, что совсем не просто быть всегда на высоте и удовлетворять всех. Среди зрителей были такие, которые обожали «Господина Клейна», а другие «Убрать троих», есть и такие, которые утверждают: «Какая гадость этот „Господин Клейн“!» Когда я сам выбираю сценарий, мне бывает очень трудно остановиться на наиболее для меня подходящем. При чтении все может выглядеть чудесно, все нравится, а потом в ходе работы – все меньше и меньше. Это как при выборе галстуков. Мне всегда нужен кто-то рядом, чтобы сказал: «Бери этот».
– В разговоре со мной ваши глаза лишены былого стального цвета, с каким вы выглядите на афишах или когда играете полицейских или бандитов.
– Мой взгляд изменился с тех пор, как родилась дочь. Знаете, как чудесно иметь дочь в пятьдесят лет.
– Какие у вас планы?
– Собираюсь работать этим летом с Жаком Дереем. Потом есть еще два больших проекта: экранизация Сименона и фильм с Вимом Вендерсом.
– Вы, кажется, из немногих, кто соглашается говорить о своих гонорарах?