Аленький цветочек
Шрифт:
Произношение выдавало в нем истинного сына туманного Альбиона.
– Как, брат, ваш нога? – Джон Смит оказался рядом со Скудиным, на соседнем столбе, и это обстоятельство почему-то весьма обрадовало обоих. – Страдание очишайт душа…
За ночь разбитое лицо негра страшно распухло, превратившись в тотемную маску каннибальского племени.
– Ангел Господень укрепляет дух мой… – Скудин тягуче сплюнул, кривясь. – Исповедаться не хочешь, братишка? А то ведь грехов небось по самое «не балуйся»…
Пуля зацепила у него в ноге крупный сосуд, правда, к сожалению, не артерию: никакой надежды умереть или хоть вырубиться прежде, чем за него возьмутся вплотную. Тем не менее от потери крови Ивана мутило, в голове тяжело отдавался раскатистый колокол –
– О, ноу, – отказался от исповеди негр и пояснил с усмешкой: – Don’t see any sense… [49]
49
Не вижу смысла (англ.).
В это время из аккуратного коттеджа, стоявшего неподалёку от вертолетной площадки, вышла и неторопливо направилась к пленным стройная черноволосая женщина в белых шортах. О, эти неизменные шорты с широким ремнём и «Браунингом хай пауэр» в заказной кобуре… Женщину сопровождал плотный шан [50] с автоматом наперевес, за собой он катил что-то похожее на небольшой сервировочный столик. Миниатюрные колёсики, предназначенные для гладких паркетов, подпрыгивали на неровностях каменных плит, из-под белоснежной салфетки раздавался отчётливо узнаваемый металлический перезвон…
50
Шаны – бирманская народность, сделавшая наркоторговлю своим национальным промыслом.
Человек с «Узи» сразу оборвал пение, вскочил, его лицо засияло подобострастием.
– Here they are, miss Pearl! [51]
– I see, Bob. I see. – Жемчужина, а это была, без сомнения, она, обвела глазами пленных и очаровательно улыбнулась. – What men!.. [52]
– Ну? – давя подступившую панику, мрачно осведомился Иван. – Кто на новенького… Ну-ка… Эники-беники… ели вареники…
51
Вот они, мисс Жемчужина! (англ.)
52
Вижу, Боб, вижу… Какие мужчины! (англ.)
– А не пошёл бы ты, капитан!.. – задёргался на своём столбе. Борька Капустин. Детская считалочка, указавшая на него, была, конечно, чепуховиной, но…
– What men, – повторила «мисс Белые Шорты».
Ее английский был великолепен, манеры безупречны, внешность ослепительна, в ней чувствовалась изрядная доля китайской крови. Впрочем, Жёлтая Жемчужина никогда этого не скрывала, даже наоборот, в своих прабабках она числила знаменитую пиратку мадам Вонг. Жестокость и жадность которой давно вошли в поговорку…
– Well, well, well… [53] – Племянница наркобарона не спеша осмотрела всех пленников и… остановила-таки свой выбор на Борисе Капустине. Может, он показался ей самым заморённым, а может, самым отчаянно-злым. Она грациозно присела на корточки и сделала знак рукой: – Chung!
Толстяк по имени Чанг подкатил столик, с поклоном сдёрнул накрахмаленную салфетку… В мутном свете блеснул никель хирургических инструментов. Всякие там щипчики, пилочки, скальпели… Они завораживающе сияли, сразу видно – острые, с любовью отточенные… Ох, не спешил Будда Мантрейя приходить на грешную землю…
53
Так, так, так… (англ.)
– Иди на хрен, сука! – взвыл Капустин. Капитан Кольцов до боли зажмурился, негр презрительно харкнул. В серых глазах не было
– Excellent [54] . – Жемчужина улыбнулась и, не оборачиваясь, привычно, ощупью взяла что-то со столика. Ещё нескончаемый миг… и раздался страшный крик Борьки, а у остальных стали подниматься дыбом и седеть волосы, потому что не приведи Бог даже издали услышать такой крик. Потому что вот так – действительно нечеловечески – кричат не просто от боли и не просто от страха. Это – последняя мука, последняя судорога ещё живого и способного жить тела, осознающего бесповоротное восшествие смерти, и при этом ты понимаешь, что очень скоро всё то же самое предстоит и тебе…
54
Отлично (англ.).
– Excellent… – Жемчужина облизнула пересохшие губы и отступила полюбоваться работой. Капустин висел мешком, неровно и коротко всхлипывая. По левому бедру ветвились кровавые ручейки. Тонкая рука женщины вновь потянулась к его изувеченной плоти…
…И в это время винтовочная девятимиллиметровая пуля, бесшумно прилетевшая из глубины джунглей, разорвала ей позвоночник. Жемчужину отбросило, как тряпочную куклу, прямо на Борьку, и она, потеряв всякую грацию, свалилась к его ногам – обездвиженная, но не убитая, с дёргающимся ртом и вмиг обезумевшими живыми глазами. Англичанину Бобу и шану по имени Чанг повезло существенно больше. Вот уж действительно притча о везении и невезении!.. Один рухнул с простреленным черепом, другой с продырявленной грудью, – они умерли сразу, так и не поняв, что случилось, не успев схватиться за оружие. Последующие несколько секунд Ивану запомнились смутно. Рельефы будд ожили и начали стремительно выпрыгивать из стены. Ползущий туман был облаками, по которым они ступали. Они двигались неуловимо быстро, быстрее, чем Кудеяр был нынче способен воспринимать. Вот тихо щёлкнули кусачки, расправившись с проволочными путами, и Скудин обнаружил, что сидит на земле, а на него в упор смотрит жуткая рожа. Этакий лесной призрак, бестелесный, безжалостный и в целом смертельно опасный. Кошачьи движения, густой маскировочный грим, родные, знакомые, сверкающие яростью голубые глаза. Глебка Буров по кличке Мутант. Пришёл-таки… Будда Любовь на грешную землю. Аллилуйя!!!
Кто-то уже подхватил на руки Борьку Капустина, тот плакал, корчась от боли, чудовищно матерился и без конца спрашивал: «Что у меня там?..» – «Жить и баб трахать будешь, – утешали его, – вторая половинка на месте…» Преподобный Джон Смит вполне профессионально перетягивал Скудину ногу.
– Glory hallelujah!.. [55] Кто есть эти?
– Братья во Христе. – Иван сморщился и уже почти на бегу вколол негру протянутый Глебом шприц-тюбик обезболивающего. – Аллилуйя…
55
Слава Тебе, Господи! Аллилуйя! (англ.) Молитва и одновременно строка из американской песни.
Жизнь. Жизнь. Мощными ударами пульсирует сердце, и наполняет лёгкие воздух, и здоровая рука снова свободна и может держать автомат…
Менее чем через минуту всё было кончено. Янговые деревья по-прежнему роняли с листьев росу, а горные вершины истаивали в клубящейся пелене. У столбов остались три тела, два мёртвых и одно ещё живое, мечтающее о смерти. Столик с инструментарием даже не перевернулся…
Стеклянный ларёк под зелёным колокольчиком крыши, стоявший прямо напротив проходной нового «Гипертеха», у выезда на гатчинскую объездную, назывался симпатично и подходяще: «Теремок». Внутри посменно работали мальчики в бордовых форменных курточках и сугубо «дореволюционных» фуражках. Всегда разные, всегда по двое и всегда – что ни есть самого «пэтэушного» возраста. Отъявленная молодость не мешала им с ловкостью фокусников размазывать текучее тесто, превращая его в тонкие, геометрически правильные блины. Снабжать их двадцатью двумя видами начинки и выдавать аккуратно упакованными – на картонной тарелочке, если клиент желал перекусить прямо здесь, или в фольге и мешочке, если «с собой». К блинам прилагались чай, кофе, морс и бульон.