Алёша Карпов
Шрифт:
— Не мешай! — крикнул Саша и вырвался из рук полицейского.
Озверевший блюститель порядка выхватил из-за пояса плеть и стал хлестать Сашу по ногам.
— Ах, подлюга! — яростно закричал Саша. — Ты так? — И, подавшись вперед, что было силы ударил урядника каблуком по голове.
Подоспевший в этот момент пристав Ручкин поднял наган и выстрелил в оратора.
Саша пошатнулся, схватился рукой за грудь, но тотчас выпрямился и, пересиливая боль, поднял вверх руку. Площадь замерла.
— Товарищи! — зажимая
Защелкали беспорядочно выстрелы. Началась свалка. Через час завод полностью находился в руках бастующих. В схватке было ранено несколько рабочих. Урядник и один стражник убиты. Пристав Ручкин и Петчер успели бежать, а Плаксин, Жульбертон и еще несколько стражников и полицейских были пойманы рабочими и заперты в каталажку.
На похороны Саши Каурова пришли почти все рабочие завода; соседние предприятия прислали своих делегатов.
Возбуждение рабочих дошло до наивысшего накала.
Когда завернутый в красный кумач гроб установили около могилы, к нему подошел Мартынов. Он остановился у гроба и, опустив голову, долго молча стоял с развевающимися по ветру седыми волосами. По его исхудалому лицу катились крупные слезы. Тысячная толпа собравшихся на похороны притихла; то тут, то там послышались всхлипывания.
Нестер медленно опустился на колени и до самой земли поклонился погибшему товарищу.
В толпе тихо запели:
Вы жертвою пали в борьбе роковой, В любви беззаветной к народу. Вы отдали все, что могли, за него, За честь его, жизнь и свободу…Когда смолкли последние звуки похоронного марша, Нестер поднялся на ноги.
— Товарищи! Дорогие братья! — сказал он. — От имени нашей партии, от имени большевистского комитета, я призываю вас поклясться на дорогой могиле. Поклясться, что мы всегда будем чтить память павших героев и никогда не прекратим борьбы за дело, которому они отдали свою жизнь.
В ответ сотнями голосов зазвучала «Марсельеза».
После похорон Саши Каурова на заводе еще долго царило безвластие. Чтобы расследовать дело о взрыве, в клубе собрался избранный рабочими трибунал.
Прижатый к стене показаниями доктора Феклистова, Жульбертон признался в своих преступлениях. Он признал, что в заговоре участвовал Геверс, но Петчера выгородил. На вопросы судей, что заставило его пойти на это преступление, Жульбертон обвинял во всем Геверса.
По решению трибунала, Жульбертона приговорили к высылке в Англию. Он дал расписку, что уедет. Все остальные, замешанные в этом деле, были осуждены условно.
Лесничего Плаксина суд приговорил к отстранению от должности и обязал немедленно уехать с завода.
Глава
Завод притих. Трубы перестали выбрасывать желто-красный газ и черную копоть. Только в шахтах стояли донщики, откачивая воду, да в механическом велись кое-какие работы. В цехах и около шахт дежурили наряды рабочих. Дороги охраняли лесники.
Карповы по-прежнему жили в бараке для одиночек, Михаил уже несколько недель болел малярией. Он сильно исхудал, кашлял, лицо осунулось, пожелтело.
При встречах товарищи с тревогой поглядывали на Михаила и в один голос советовали ему лечь в больницу.
Слушая эти советы, Карпов сердился.
— Что мне там делать, в больнице этой?.. Хину принимать я и здесь могу. А лежать сейчас не время.
Алеша виновато поглядывал на отца. В голове гнездилась неотвязная мысль: «Большой ведь я. Тринадцать лет! А как оплошал. Ровно глупенького, вокруг пальца обвел меня чужак. И все потому получилось, что не думал, что делаю. Игрушками считал. Говорят, у отца не только малярия, но и чахотка. Крепится, а долго все равно не протянет».
Мальчик тяжело переживал эту трагедию, стремясь понять, что заставило Жульбертона толкнуть его на такое страшное дело.
«Чужаки. Буржуи. Не любят они нас, — рассуждал Алеша. — Дикарями считают. Вот и бьют, как скотину…»
Сердце мальчика давила непосильная тяжесть, и он день ото дня становился все грустнее и серьезнее.
Вместе с офицерами жандармского управления на завод прибыл Грей.
Для переговоров забастовщики выделили Коваленко и Карпова. Встреча происходила на станции, в салон-вагоне.
С ненавистью осматривая представителей рабочих, Грей, не вставая с места и не предлагая делегатам садиться, спросил:
— Знают ли руководители бунтовщиков, что им придется за это отвечать?
— Вот ты, оказывается, с чего начинаешь? — усаживаясь без приглашения в кресло и расправляя широкие плечи, с иронией ответил Коваленко. — А мы считали, что ты прежде всего попытаешься объяснить, кто и когда будет отвечать за убийство рабочих.
— Я прошу выражаться точнее, — возмутился стоявший в углу салона офицер. — Мы еще никого здесь не убивали.
Карпов шагнул вперед, вплотную пододвинулся к столу, жарко задышал:
— Как не убивали? А кто убил Сашу Каурова? Кто ранил Сеню Тарасова и других наших товарищей? Разве это не вы сделали? Не вы?.. С нас спрос, а с вас, значит, как с гуся вода? Вам все нипочем, что хотите, то и делаете?
Озираясь на огромные трясущиеся кулаки Михаила, Грей подошел к офицеру. Он боялся, что между жандармом и Карповым произойдет драка.
— Успокойтесь, господа, прошу вас, — показывая Михаилу на кресло, торопливо говорил Грей. — Не надо так горячиться. Давайте лучше обсуждать, что нужно сделать, чтобы прекратить забастовку.