Алессио Гаспари. Вместо мавзолея, Каспер Калле

Алессио Гаспари. Вместо мавзолея

5.00 + -

рейтинг книги

Шрифт:

Перемещения в пространстве и времени

Родившись в городе, где Стеcихор ослеп,Оклеветав Елену —За что? Конечно, за измену,Как будто не было измены,Разрушившей Приама стены —Я вырос и окреп.Родившись в городе, где ЭмпедоклВ жерло вулкана бросился отважно,Надеясь богом стать – и это важно,Бессмертья ведь иначе не добиться,Надо биться,Я крылья отрастил как сокол.Родившись в городе, где Энкелад,в оковах, под землеюС огнем шалит порою —Титану скучно,Пользуется тем, что подручно —Я юности был рад.……………………………………………………..А

ныне в городе, где мутная рекаИ триста лет гранит не омывает,Где ветер, замерзая, завывает,Где небо серое не видело Страбона,Анхиса на руках Энея, Цицерона,Тоску свою вручаю вам, века!

О, слоник славненький, слоненок-мини!О, Этна грозная на горизонте!О, сладкозвучные мелодии Беллини!Я предал вас… ради чего?…насмешки Данте?Доступных дев, вседневного разврата?Шипящего змеею языка?Онегина, убившего дружка?Зловонного, как вероломство, мата?И, главное – ведь нет уже возврата.

Я помню

Савонарола

Я помню зеркала, натертые до блеска,Наряды помню – шелк, парча и мех.Любая, помню, как писалась фрескаИ Симонетты помню звонкий смех.Неужто красота – смертельный грех?Я помню голос – голоса – в соборе,Призывы все изысканное сжечь.Я роковую помню эту речь!«В костер картины, украшенья – в печь!»В те времена он был еще в фаворе.Потом его сожгли. Так, изощренно,Монаху отомстили зеркала.Спровадила Fiorenza [1] , приняла ГееннаТого, кто думал, что искусство тленно.И били радостно колокола.

Fiorenza – Флоренция (город цветов; ит.)

Константин

Я помню Палатин опустошённый,Когда из Рима убыл Константин.Туман в то утро выполз из низин,Парил как будто в небе паланкин.Все думали: о, царь наш умудрённый…Все думали, что царь наш умудрённый,Столицу бросив, царство сохранил.На каждый городок не хватит сил:Византий впредь – мерило всех мерил.Все думали: он мудрый, умудрённый!Он умудренный, воцарилось мненье —А он всего лишь от химер бежал.Фаусте бы он яду дал бокал!Но он рассвирепел и возжелалУбить жену мучительно в бассейне.Узрев жену ошпаренной в бассейне,Он сдал столицу, сдал свой Пантеон,Венеру, Аполлона предал он —И погрузились наши боги в сон…У нас о нем другое было мненье.

Весталки

Я помню смрад и рокот Колизея,Львов на арене, venationes, кровь [2] .И каждого я помню дуралея,День убивающего вновь и вновьТут, на ступеньках, от восторга млея.Я помню гладиаторов свирепых,Жизнь против жизни, слава или смерть,И помню императоров нелепыхНа крыше собственного мавзолея,Внизу толпы довольной круговерть.Я помню целомудренных весталокНа мраморных ступенях Колизея —Особо почитаемых особ.Удел у них, на самом деле, жалок,Неведом им земных страстей озноб.И полюбивших помню я весталок,Зарытых заживо, другим в урок…Десяток, помню, написал я строкВ честь этих, самых милых мне весталок,Строк десять – вместо мавзолея.

venationes – травля зверей (мн.ч., лат.)

Художники

помню красный цвет Фиорентино,Блаженного – аквамарин.Марию помню, томную, Бронзино,Пармеджанино молодого сплин.Лукрецию, со сломанным кинжалом —Кровь капает с нагой груди.Мадонну с гарпиями помню, в алом…Буди, о память, лица все, буди!Я помню кардинала ди Биаджо,С змеею там, срамные где места,И помню проститутку Караваджо —Красавицу, родившую Христа.Я помню Рафаэля Галатею,Чистейшую, среди морских зыбей,И больше никого упомянуть не смею —Ни девушки, ни фрески нет нежней.

Моему отцу

Отец сказал: «Мы родом из Коринфа,Оттуда заселялись Сиракузы…»А я, у грота Аретузы,Вдруг закричал: «Праматерь наша нимфа!»Потом увидели каменоломню,Афинских пленников могилу,Teatro greco… Кланялись Эсхилу.Все это помню, помню!Спустя полгода он уже в гробу.«Проклятый мотороллер!» – плачет мама.Немного крови высохшей на лбу…Такая драма.

Он пел везде, по всей стране,В Милане, Риме и Катанье.В Вероне, помню, на коне,В грязи – в Палермо, на спине,В Тревизо – в ванне.Он Верди пел, легко брал «до»,Мог страстным быть, особенно в терцете.Беллини пел, все роли, «от» и «до».Про Марьо говорил: «Вот повезло —Погиб красиво, с честью, на рассвете!»Мы ездили втроем, по всей стране,На сцене – он, мы с мамой в зале.Мы слушали и кулаки держали.«И сколько же», – сказала мама мне,«Быть может в голосе печали…»

«Ты помнишь теорему Пифагора?»Спросил отец, не ведая стыда…(Запутался. Чужое. Ох, беда!Вот как бывает, раз задула бораИ льет из крана мерзкая вода [3] ).Начнем с начала. Было се в Кротоне.Мы отдыхаем, я, отец и мать.Купаемся. Вздох мамы: «Благодать!»Вдруг видим, из воды выходит рать,Сияют латы на небесном фоне.«Так это ж греки!» закричал отец.«Пирр молодец! Ура! Вот будет пьянка!» —«Ты, может, грек, но я уж – итальянка!»Ругаются. (Привык). И вот конец.Сидим за ужином, и папа держит речь:«Все-все хорошее нам дали греки,Искусство – греки, мысли тоже – греки,Без них мы все – духовные калеки.И вот, сейчас, лишившись их опеки…»А мать зевает: «Не пора бы лечь…?»…………………………………………………………..Теперь читаю – «из какого сора»,И думаю – ведь я уже не грек.Забыл я теорему ПифагораИ розоперстый продал оберег.

Писано в Новороссийске.

«Но римляне – моральные уроды,»За завтраком сказала мама.(А за окном – какая панорама!Вид н`a море, что может краше быть!)Увы, мне с ними жить…«А термы, храмы, своды,Все вместе – мраморные города,Прекрасная, чистейшая водаИз акведука…»(Какая скука…)«Рабы! Кровь на арене!»«И что нам дал твой жиденький Христос?В науке он – молокосос,Застрял на Диогене».«Не смей так говорить!» – как завопила мать,«Христос вполне способен покарать».Вскочил отец и выбежал из дому.Его я больше не увидел.На мото в пинью врезался… Впал в комуИ хана…Теперь другая за окном страна.

1 2