Алгоритм невозможного

Плонский Александр Филиппович

— Мое имя Кей. В давние времена и далеко отсюда я был обыкновенным человеком, таким же, как вы. После смерти стал его информационной копией — бесплотным, но вполне материальным «призраком». А умерев во второй раз, воскрес уже как персонифицированный интеллект-автомат.

— Всего лишь робот! — разочарованно пробормотал Вивьен.

— Если угодно, можете считать меня роботом, — нахмурился Кей. — Ведь в вашем представлении робот — нечто бездушное, пусть даже он превосходит вас не только в интеллектуальном, но и в нравственном

отношении. Над вами довлеет убежденность в том, что «живое» и «мертвое» разделяет непреодолимая пропасть. Поверьте, это заблуждение, и оно не делает вам чести.

Соль невольно вспомнил Великого Физика, который мечтал передать свой интеллект электронному мозгу, чтобы уберечь на века, и подумал:

«Не есть ли это воплощение его мечты?»

— Мы знаем, что возможны иные формы разума, — поспешил он загладить бестактность Вивьена. — И вовсе не подвержены комплексу собственного превосходства. Но в сказанное вами трудно поверить. По вашим словам вы были бесплотны. Нам, материалистам, это кажется абсурдом!

— Плоть вовсе не синоним материи. Кроме вещества существует поле, и не только оно. Материя полиморфна, то есть может принимать множество форм.

Кстати, вскоре после моего первого воскрешения «призраки» обрели плоть, разумеется, не белковую. Так оказалось удобнее.

— Но само слово «призрак»…

— Оно придумано мною, причем в ироническом смысле: будучи человеком, я, как и вы сейчас, относился к информационным копиям с недоверием и даже неприязнью. Но, перейдя в новое качество, понял, насколько был не прав. А слово «призрак» с моей легкой руки вошло в обиход уже без малейшего оттенка иронии.

— Значит, ничего мистического? — недоверчиво проговорил Вивьен.

— Повторяю, «призраки» не менее материальны, чем люди. Но, в отличие от них, практически бессмертны.

— А как же вы сами?

— Не воспринимайте «бессмертие» буквально, — сказал Кей, как уже говорил когда-то «гарантам». — Существование «призрака» может продолжаться сколь угодно долго, но при определенных условиях. Я же, по стечению обстоятельств, их лишился. Думал: на этот раз умираю бесповоротно. Не знал, что интеллект-автоматы, на которых, подобно вам, смотрел свысока, втайне от меня смоделировали мою личность. Когда я погиб, они восстановили ее на своей элементной базе. И, представьте, я вновь не утратил ничего человеческого.

— Вы уверены? — спросил Вивьен скептически. — А может, вам так лишь кажется?

— Не исключено. А если и вам тоже «лишь кажется»?

— Что это значит? — оторопел Серж.

— Например, то, что все вы погибли от удушья, а мы, презренные интеллект-автоматы, воспроизвели вашу сущность, как было когда-то со мной.

— Вы, конечно, шутите?!

— Допустим. А вы?

— Не обижайтесь на нас, — вмешался Соль. — Кем бы вы ни были, мы рады встрече с вами. Даже если она произошла не по нашей воле.

— Разве вы отправились сюда не добровольно?

— Приняв

сигнал из центра Земного шара, наши ученые решили, что внутриземной разум, в существовании которого они не сомневались, просит о помощи. И вот мы здесь.

— Нам нужна помощь, правда. Как правда и то… — сделал паузу Кей, — что я присутствовал при рождении Земли.

— Ничего подобного не могло быть! — вырвалось у Соля. — Хо-тя… Великий

Физик уверял: «невозможное невозможно». Тогда я лишь внутренне усмехался, но после случившегося с нами… Вижу, до всего надо дойти своим умом…

— Вы близки к истине, — одобрительно кивнул Кей. — Так послушайте, с чего все началось.

В течение нескольких часов перед интранавтами прошла ретроспектива драматических событий. Рассказ Кея был не просто убедителен и образен, он порождал у слушателей чувство причастности к тому, что происходило в безднах времени и пространства.

Глобальная катастрофа на Геме, вызванная спонтанным воспроизводством радиации… Ноев ковчег — Космополис… Мыслелетчица Джонамо, связавшая «благополучную» планету Мир с Гемой… «Призраки»… Коллективный разум…

Спящая цивилизация эмбрионов…

Эпопея сфероида… Панцирь, сковавший островок разума…

Они были ошеломлены услышанным. Гигантский эксцентрик субъядра — насос, перекачивающий магму… Поле тяготения, расщепленное на постоянную и переменную составляющие… Противоборствующие гравитационные вихри…

Промежуточный слой, где время, как физическая величина, обращается в нуль, а вещество теряет атомную структуру…

Против этого восставал разум.

О чем-то похожем писал в конце второго тысячелетия ученый-самоучка

Николай Корнилов. Возможно, будь он по образованию физик, к его словам прислушались бы. Но он был конструктором охотничьих ружей (охота еще не считалась занятием аморальным), так кто же поверит в правоту дилетанта?

Его учение восприняли как курьез и быстро забыли. Перси Перс слышал о нем от своего университетского профессора, который коллекционировал казусы.

«Если бы Корнилов, не дай Бог, оказался прав, — говаривал тот, — наше представление о качественной структуре физических явлений разлетелось бы вдребезги. К счастью, это лишь бред талантливого параноика, вообразившего себя сразу Ньютоном, Максвеллом и Эйн-штейном…»

Сейчас Перси пожалел, что профессора нет рядом.

— Не зря Великий Физик ввел понятие интракосмоса, — задумчиво произнес

Соль. — Вначале я счел, что оригинальности ради. Глубину же его мысли оценил только здесь, в центре Земли.

— И в центре Вселенной, — уточнил Кей. — В любом направлении от него она равно бесконечна.

— То же самое можно сказать о любой точке пространства, — возразил Серж.

Кей посмотрел на него с сожалением.

— Разумеется. Но не означает ли это, что человек, где бы он ни находился, всегда в центре Вселенной?