Алхимик в Пустыне

Туулли Лана Борисовна

С наэлектризованной бороды и седых волос старого волшебника сорвались искры.

— Тогда, мэтр, — испуганно пролепетала Касси. — Вам не о чем беспокоятся. Вот они, ваши изделия. И действительно — работают…

После небольшой инспекции в тайнике обнаружился не один сигналящий оберег, а целых восемь. Громче всех свистел крупный голубоватый кристалл, вплавленный в округлый черный камень. Маленькая, буквально в пол-ладони, серебряная корова время от времени издавала приятное слуху "муу!" и качала головой вверх-вниз. Деревянная игрушка, по-деревенски простая и по-детски незамысловатая, периодически издавала громкий стук — мужик и медведь «рубили» топорами вечный пенек. Звонкий серебряный бубенчик, найденный в самом дальнем углу «сейфа», время

от времени звенел, причем, по мнению Касси, делал это всё чаще и чаще. Широкий медный браслет с вплавленным сердоликом, покрытый странными знаками, то нагревался, испуская розово-красное свечение, то остывал. Браслет тоже был опознан хозяйственным магом как сигнальный артефакт, и вот теперь мэтр пытался вспомнить, о какой беде хотел предупредить себя с его помощью. Три оставшиеся вещицы — завязанная крепким узлом веревка, засохший букетик и брошка, выполненная в виде гномьей двусторонней секиры, были признаны почти выдохшимися от постоянного срабатывания в течение последних двух-трех сотен лет и буквально доживающими последние годы своего артефактного существования.

— Ведь я их сам создал, — сердито закричал Виг. — Значит, я их создал для чего-то! А следовательно, должен помнить, зачем! Алхимия!.. где же он? Алхимия! — заорал волшебник на всю Башню.

— Мэтр, вы хотите сменить род деятельности? — поинтересовалась Касси. Открыв для себя способ поглощения алкогольных паров, девушка-призрак немного переусердствовала и еще более, чем это свойственно для трезвых нематериальных созданий, утратила контакт с реальностью. — Последние полгода я прожила в библиотеке талеринского Университета, и могу рассказать вам про тамошних алхимиков столько забавных историй…

— Где мой секретарь?! — орал Виг. — Почему он не напоминает мне о том, что я забыл?! Где он?! Так, сиди здесь! — внезапно приняв решение, скомандовал он призраку. — Следи за оберегами, может, поймешь, о чем они меня предупреждают! — и, подхватив полы длинной мантии, побежал вниз по лестнице.

Вернулся буквально через минуту:

— Посмеешь проглядеть что-то важное, я тебе голову оторву!

— Мэтр, не надо меня пугать, — с грустью ответила Касси. — Меня убили еще прошлой осенью… — и задумчиво погладила голубой посвистывающий кристалл.

Призрачные пальцы обожгло холодом.

Восточный Шумерет. Дорога из Луаза в Аль-Тораз

Дорогой Ньюфун!

Наконец-то, пользуясь минутой тишины…

— После чего я пошла доить корову, но оказалось, что у нее на спине спит чужой котяра; да такой большой, откормленный, просто страсть! Я, конечно, подойник уронила, кричу, кричу, меня никто не слышит, а сердце мое так и бьется! Надо, конечно, идти корову спасать, всё ж тяжким трудом нажитое, всё ж своим горбом заработанное, не дареное, не сворованное, доить ее, опять же, надоча, так я-ить боюсь! А вдруг кошка ее покусала! Кошки, оне ведь такие негодники! Мне еще бабка моя, которая ведьмой была, про них такие страсти рассказывала! Особенно про черных! Жуть, жуть, жуть, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, но я ведь и не запомнила, кошка-то на корове черная спала, или обычная, полосатая!.. От полосатых-то ведь тоже добра не жди — вот бабка моя, которая ведьмой была, всегда говорила…

Спасенная в Луазе женщина говорила, не закрывая рот ни на секунду. Ее дочь, наоборот, сердито буркнула приветствие и замолчала. При ближайшем рассмотрении «богатырка» оказалась вовсе не близкой родственницей троллей, а вполне обычной девушкой лет…э-э… во всяком случае, меньше тридцати, выше среднего роста, а так вполне вписывающихся в стандартные человеческой расы пропорции и габариты. Иллюзию богатырского телосложения создавали пышные рукава вышитой рубахи, а также мощные, уверенные движения девицы. Если говорить честно, то больше всего богатырско-воинственного было в ее лице — нет, хвала богам, это были не борода,

тяжелый подбородок или какие-нибудь застарелые шрамы. Это был всего лишь взгляд светло-голубых глаз, пристальный, оценивающий и расчетливый, как у наемника с Дикого Рынка. Обладателю — и обладательнице — подобного взгляда явно было всё равно, кого резать — курицу, врага или друга, и не вина Любомарты, что ей до недавних пор чаще приходилось иметь с курами…

Матушка Любомарты как где-то в предместьях Луаза начала благодарить алхимичку и гномку за их чудесное спасение, так и продолжала. Вот уже третий час подряд. Без перерыва на перекус — Любомарта, которой требовалось восстановить силы после учиненного в Луазе побоища, без спросу схватила котомку, которую приготовила Напа для Фриолара, и с шумом сожрала все припасы. Опять же, первое впечатление о Ханне, матушке Любомарты как женщине почтенного возраста, не подтвердилось: ей было от силы лет пятьдесят пять-шестьдесят. С гномьей точки зрения — вообще не годы. Но было что-то такое противно-старушечье в этой маленькой, согнутой, сморщенной бабке с хитрыми маленькими глазками, сжатым в гузку ртом, закутанной в старую собачью шубу…

Раз уж зашел разговор об ошибках первого впечатления, следует сказать, что к Буренавии Любомарта и ее мать имели весьма далекое отношение. Или близкое? Другими словами, они всего-навсего жили в деревеньке, которая располагалась на полпути между кавладорским Тьюссом и буренавскими Чудурами. Что понадобилась деревенским «красавицам» в Луазе, а вернее, в Аль-Торазе, куда их любезно пригласила довезти Далия, бабка обещала рассказать, и вот… выполняла свое обещание. Третий час подряд.

Далия громко всхрапнула, резко уронив голову назад. Очнулась. Обвела сгустившийся сумрак в карете полубезумным взглядом. Увидела Любомарту. С густо подведенными сажей бровями, чуть размазавшимся свекольным румянцем, щечками, за которыми хранились еще не до конца пережеванные пирожки, соломенной косой, которая никак не хотела возвращаться на законное место и упорно не привязывалась к собственной кургузой косичке девушки. Перевела взгляд на стеклянный фонарик, висевший над Напой. Вслушалась в бормотание бабки.

— А потом-то ясно стало, что корова-то была не моя! Не моя, а мужа моего четвертого, который от лихорадки помер! Ой, смеху-то было! А ведь и кошку я зря гоняла! Обычная приблуда была, а я уж думала, оборотень! Пришла, на перину упала, кричу: доча, доча, спасай, маму рыси съели!.. Она, конечно, прибежала, рученьки белые заломала, и плачет, и плачет, аж сердце мое разрывается…

Далия глухо застонала и снова сделала вид, что спит.

Впрочем, рассказчица в слушателях не нуждалась.

— Племянник, брата моего сын, пришел, меня за руку взял, говорит: прощайте, тетушка, мы вам на могилку редьку посадим, или горчицу какую, чтоб цвела пользительно, я-ить помирать-то и приготовилась…

Напа зачеркнула слово тишины, и исправила:

…пользуясь минутой относительного спокойствия, я спешу сообщить, что мы с Далией живы, спешно сбегаем от возможных преследователей, теперь готовимся к попытке вооруженного грабежа со стороны шумеретских разбойников, а в остальном — всё замечательно.

Пожалуйста, проверь кладовки ресторации. Все кладовки. Если сразу их не сможешь обнаружить — список и карту с инструкциями я спрятала в своей комнате, шестой тайник в левой стене. Только будь осторожен — я, когда делала тайник, экспериментировала с пружинами и самострелами. У меня почему-то на сердце не спокойно, так и кажется, что в кухне или около нее может случиться какое-нибудь печальное недоразумение…

Как чувствует себя Айра? Скажи ему, что я скучаю. На самом деле сапиенсологические выверты Далии не дают мне возможности поскучать по-настоящему, но Айре скажи, что я очень соскучилась. Если он не ответит, что тоже ужасно хочет меня увидеть, воспользуйся молотом из коллекции.