Алхимик в Пустыне

Туулли Лана Борисовна

— Это вряд ли, — упрямо возразил Рутфер. — Через десять дней — не факт. Он же женится, дайте человеку хоть месяц, чтоб семейная жизнь надоела. Вот недельки через четыре, на пятую, Октавио действительно соберется в поход. Уж я-то его знаю, — и помощник фрателлы Раддо потер небольшой шрам, пересекавший его левую бровь.

Шрам этот он заработал пятнадцать лет назад, пытаясь остановить генерала Громдевура, пришедшего вернуть Бонифиусу старый «должок». Храбрый генерал обладал настолько хорошей памятью на долги, что каждый раз, когда возникала напряженность между дельцами герцогства Пелаверино и гораздо менее ушлыми, можно даже сказать — наивными предпринимателями

Кавладора, считал своим личным долгом нанести визит консорциуму "Фрателли онести" и восстановить то, что он считал справедливостью.

Кстати, Бонифиус Раддо дважды «отыгрывал» потери, вызванные ложными сообщениями о появлении Октавио Громдевура из того таинственного места, куда он пропал тринадцать лет назад, передоверяя «секрет» коллегам из консорциума. На фрателле Луиджи он заработал тринадцать тысяч золотом. Приятно вспомнить!

Но теперь… Генерал вернулся по-настоящему. Не призрак, не фантом, не демон, принявший чужой облик! И кошмар, страшный сон нечистых на руку "честных братьев" имеет шанс повториться, и повторяться еще очень, очень долго! Что же делать?! — схватился за голову Раддо. — Что же делать?!!

— А в остальном, — засунув в рот кусок с тарелки босса, не слишком внятно продолжал Огги. Теперь, переложив проблемы со своей головы на крепкие плечи хозяина, он почувствовал себя намного лучше. — В Талерине дела наши идут нормально. Тирандье хотел дочку принцу Роскару пристроить — пока сорвалось, но герцог и Мелориана не теряют надежду. А тот ушлый проныра — ну, помните, я вам о нем писал? — оказался не таким хлипким, как я о нем думал первое время. Он уже начал действовать, думаю, через день-другой до нас дойдут слухи о его подвигах. Знаете, мне даже иногда кажется, что…

— ВОН!!! — заорал Раддо. — Вон отсюда, идиот! Нам пора к войне готовиться, нам пора прятаться, а он тут, видите ли, думает!..

Старшина "Честных братьев" фрателла Жиль Мильгроу наставил подзорную трубу на окна дома номер тринадцать, принадлежавшего другу Бонифиусу, и откровенно наслаждался скандалом, который устраивал старина Бони своему помощнику, растяпе Рутферу.

Неприятности компаньона — это всегда так завораживает…

Чудурский лес, окрестности города Флосвилля. Ближе к вечеру

Герой дюжины войн, случившихся во времена предыдущего правителя Кавладора, Лорада Восьмого, генерал Октавио Громдевур, буквально несколько дней назад вернувшийся из весьма неприятного путешествия, которое состоялось по вине увлекшегося экспериментами мага, осмотрел гостиную Башни мэтра Вига придирчивым взором рачительного хозяина.

— А неплохо твой волшебник здесь устроился, — подытожил Октавио. — Огород, рыбалка…

Секретарь почтенного волшебника, принимающий высокопоставленных гостей, проследил за направлением взгляда господина генерала. Громдевур стоял у окна и тыкал пальцем в направлении маленького прудика, плещущегося почти у стен Башни.

В камышовых зарослях совещались еноты, весьма взволнованные появлением на полянке между Башней и сплошным лиственно-хвойным массивом Чудурского Леса посторонних людей — генерала Громдевура, принцессы Ангелики и сопровождающих их лиц; время от времени из толщи воды выглядывали любопытные стерляди, а один лосось от избытка чувств подпрыгнул вверх, сделав «свечу» в пять локтей высотой, чем и вызвал восторг господина Октавио.

— Да и охота, должно быть, в ваших местах знатная, — продолжал Громдевур, оставив созерцание располагавшихся на полянке

крошечного огородика, еще более миниатюрных полей пшеницы, принадлежавших почтенному магу, и переключившись на изучение звериных мотивов в обрамлении гостиной.

Зверья здесь хватало. Был низкий круглый столик, мраморную столешницу которого поддерживали обезьянки, изготовленные из того же материала. Основательный буфет темного дерева, казалось, был изобретен специально, чтобы дать мастеру-резчику пространство, чтобы изобразить эпическую битву слонов и тигров с бирмагуттским раджой. Подлокотники солидного кресла с мягкими подушками тоже изображали слонов, на сей раз — мирно поднявших хоботы. Были оленьи и лосиные рога, развешенные под потолком, были громадные слоновьи бивни, красиво оформлявшие вход в гостиную. Был огромный портрет солидного, степенного, почти белого от старости ворона, заключенный в золотую раму — художник изобразил птицу прогуливающейся по документам с государственной печатью. Были и картины попроще, все, как одна, изображавшие или животных странных, или вымышленных, или даже обычных, как вон тот рыжий кот с порванным ухом, прячущийся в зеленой траве.

О стрекозах и бабочках, вышитых тонкой серебряной канителью по бархатным занавескам, сцене из жизни кабанов и охотников, украшавшей гобелен, гипсовых отпечатках огромных медвежьих следов, ухмыляющемся скелете огромного ящера, стоящего в углу, зубе нарвала, укрепленном над камином, и даже небрежно сработанной глиняной чашке в виде белочки с гипертрофированным хвостом, и говорить не приходится — всё это зверье, да и еще много другого, обитало в гостиной мэтра Вига.

Поэтому мэтру Фриолару, исполняющий при Виге обязанности секретаря, не оставалось ничего другого, как подтвердить истинность слов гостя — да, охота в располагающемся за пределами Башни Чудурском Лесу замечательная. Да и внутри Башни — никто пока не жаловался…

— Как настоящая! — восхитился Громдевур, тыча пальцем в красивую серебристо-зеленоватую змею, свернувшуюся во втором кресле, близко придвинутому к пустому камину — вечер был жаркий, поэтому очаг сегодня не топили.

На лице Фриолара отразилось удивление, которое почти сразу сменилось выражением досады и некоторой озабоченности: разбуженная змея подняла голову и явно соображала, на кого сердиться за столь жестокое прерывание ее послеобеденного отдыха. Воспользовавшись тем, что Громдевур продолжил осмотр зоологических редкостей, принадлежащих мэтру Вигу — в частности, храброго генерала заинтересовала миниатюра, изображавшая красивую золотисто-белоснежную тигрицу (обычных людей немного смущало, что у тигрицы были рубиновые сережки в ушах, да и подпись "С любовью на добрую память" немного нервировала) — Фриолар перехватил собравшееся для атаки пресмыкающееся чуть пониже головы и растерянно поискал, куда бы убрать гадину, пока гость ничего не заметил.

Второй из гостей, тоже весьма впечатленный собранной мэтром Вигом коллекцией околозоологических редкостей, и до сей поры скромно стоявший у входа (а может, просто не рискующий далеко уходить от выхода — мало ли… вдруг зверье оживет?), заметил трудности молодого человека. Быстро сориентировался и указал на огромную напольную вазу, стоящую в углу и гордо демонстрирующую на своих фарфоровых боках изображение семейства восточно-изогнутых драконов. Фриолар, стараясь не пугать резкими движениями ни змею, ни гостей, стремительно перехватил вазу, засунул в нее гибкое тело пресмыкающегося, а сверху, на горлышко сосуда, положил толстую книгу, поданную неожиданным помощником.