Алхимик
Шрифт:
Он обратился непосредственно к Монти:
— Я вам искренне сочувствую… за все, что вам пришлось пережить на прошлой неделе. Наверно, это было ужасно.
— Было, — согласилась она. — Беда в том, что никто не знает долговременного эффекта воздействия этого состава. Остается только надеяться, что мне не доведется однажды проснуться и увидеть, что у меня растворились руки.
Коннор вздрогнул.
— Кто-нибудь пытался разобраться, как вообще произошел этот несчастный случай. — Он смотрел, как Монти в ответ помотала головой.
— Вы думаете, что это морально правильно — патентовать гены? — неожиданно рявкнул Дик Баннерман.
Коннор плеснул коку в свой стакан.
— Я
— Считаете ли вы, что всепоглощающий контроль над жизнью должен быть прерогативой исключительно Господа Бога?
— Нет, не считаю, сэр.
— Вы религиозны?
Коннор замялся. Он поймал внезапный взгляд Монти и заметил серебряную цепочку у нее на шее, уходившую в вырез ее белой блузки.
— Я не придерживаюсь обрядов, но предполагаю, что у меня есть религиозные убеждения..
— Так скажите мне, — откровенно враждебным тоном бросил ученый. — Если вы не считаете, что контроль над жизнью целиком и полностью осуществляет Господь Бог, то почему вы против генной инженерии?
Этот выпад на мгновение поразил Коннора.
— Я вовсе не против нее. Дело вот в чем… тут такой широкий простор для упреков и обвинений, что, как я считаю, компании должны понимать свою меру ответственности.
— Считается ли создание кролика, у которого автоматически разовьется рак, многим хуже, чем взять здорового кролика и ввести ему канцерогены?
— Папа, — вмешалась Монти, — разве тебе порой не приходило в голову, что кролик тоже имеет право на жизнь?
— Никто и ничто на этой планете не обладает божественным правом — ни на что. Мы несем моральные обязательства гуманно относиться к животным, и я думаю, что мы их соблюдаем.
— Я порой думаю, что наука развивается слишком быстро. У нас нет времени подумать, к чему это приведет, — сказал Коннор, чтобы проверить его реакцию.
— Я же считаю, что прогрессирует она не так уж быстро, — ответил Баннерман. — Вам нравится ходить к дантисту, мистер Малрони?
— Моллой, — поправил он. — Нет, сэр, не очень.
— У вас есть дырки в зубах?
— Да, есть.
— Можете ли представить, каким был визит к дантисту пятьдесят лет назад, когда он не мог вспрыснуть вам обезболивающее, а сверло вращалось, когда он ногой нажимал педаль? Хотите ли вы, чтобы вырезали аппендикс как сто лет назад, когда больного привязывали к деревянной лавке и вливали в него дешевое бренди? Фармацевтика и технология значительно улучшили мир. И знаете почему? Потому что они избавили его от боли. Мало кто из обитателей западного мира теперь должен страдать от боли. Может быть, в следующие четверть века мы окончательно избавимся от нее. И если за это придется расплатиться несколькими кроликами-мутантами, с такой ценой я готов согласиться. Это я смогу пережить.
Коннор упал духом. Выяснилось, что он и не представлял, каких общепринятых взглядов придерживается Баннерман; его потенциальная ценность быстро сходила на нет. В этот момент ученый наклонился вперед:
— Меня всегда неправильно понимали, мистер Моллой. Я не против прогресса науки. Я против таких компаний, как «Бендикс Шер»,
Глядя на него, Коннор чувствовал, что к нему возвращается бодрость духа. Реакция этого человека дала ему надежду. Если он будет вести себя осторожно, то обзаведется здесь союзником — и очень могущественным.
— За этовы не можете назначать цену.
— Верно, — сказал Баннерман. — Нет предела, сколько может уплатить человек за то, чтобы остаться в живых или избавиться от боли. Вы, я, моя дочь — все мы выложим последний цент. И за того, кого мы любим. Без вопросов.
— Но неужели вы считаете, доктор Баннерман, что такая компания, как «Бендикс Шер», может дойти до того, что все общество будет у нее в заложниках?
— Разрешите мне кое-что рассказать вам. Вы знаете основателя компании — покойного Джошуа Бендикса?
— Конечно — его изображение на обложке «Библии „Бендикса“».
— Вы знаете, что он говорил каждому новому коммивояжеру, который приходил на работу в фирму? Он приглашал его к себе в кабинет и сообщал: «Меня не интересует медицина. Меня интересует одна-единственная вещь: прибыль.А если к тому же удается и помочь кое-кому — что ж, это не моя проблема». — Баннерман вызывающе посмотрел на Монти, а потом на Коннора. — Такова компания, в которой нам приходится работать, и не будьте идиотами, думая, будто что-то изменилось.
Коннору пришлось сделать над собой усилие, чтобы спрятать улыбку триумфа.
40
В четверть седьмого Монти на лифте спустилась в холл. Обычно она покидала здание позже, чтобы переждать час пик на дорогах, но сегодня вечером по пути домой ей еще надо было кое-чем заняться.
Ручейки сотрудников текли через три турникета службы безопасности. Она выбрала средний, с удовольствием отметив, что его контролирует выходец с Ямайки Уинстон Смит, с которым она иногда перебрасывалась словами.
Его неизменно грустное выражение лица всегда заставляло ее остановиться на минуту и подбодрить его. У них установились своеобразные дружеские отношения, когда она впервые прочитала его имя на значке. Она спросила, знает ли он, что носит имя героя книги Оруэлла «1984»? Он этого не знал, но, отправившись на поиски, он купил ее, с удовольствием прочел и с тех пор спрашивал ее совета относительно других книг; в ночную смену у него было вдоволь времени для чтения.
Когда она остановилась рядом с ним, Уинстон чихнул.