Алхимия исцеления: гомеопатия — безопасное лечение
Шрифт:
Денис Онкрбай, «Одинокие сердца космоса: Научные поиски тайны Вселенной», Нью-Йорк, Harper Collins, 1990.
Я хочу сказать кое-что о том, что физики должны вернуть в лоно здравого смысла, ведь кажется, что это потеряло здравый смысл... и мне кажется, что наихудшим из всех возможных заблуждений будет представление о том, что психология строится по аналогии с физикой, которой больше нет, которая устарела.
Роберг Оппенгеймер, «Аналогия в науке», «Американский психолог», том 2, № 3, март 1956, с. 134.
Эта книга о темной пограничной области, где тело и душа, материя и дух, «Я» и «другие» сливаются и, кажется, действуют как одно целое — и в то же время отчетливо проявляют себя в виде
Конкретная парадигма, предлагаемая здесь, рассматривает болезнь и исцеление как становление конфликта и разрешение его посредством взаимодействия полярных форм, всегда имеющих приоритет над материальными формами, в виде которых они проявляются. Это важное взаимодействие имеет целью прийти к окончательному разрешению через открытие еще более дифференцированных форм сознания и роста и, что примечательно, через дифференциацию личности. В ходе примирения и соединения полярностей, неразрывная связь исцеления-творения имеет первичную важность для эволюции человеческого рода, а также нашей планеты как организма.
Правда — многогранна. Поэтому взгляд на здоровье, болезнь и исцеление, который предлагается в этой книге, должен рассматриваться как один из многих возможных способов объяснения сомнений и парадоксов. Я надеюсь, что эти идеи могут, по крайней мере, направить нас на путь понимания души и тела как функционального единства. Используя противопоставление, парадокс и исцеление-творение, я хочу свести воедино представления, собранные в ходе практики «альтернативной» медицины, — даже несмотря на то, что они остаются необъяснимыми с точки зрения современной биологии и западной медицины. Эти представления включают в себя психологические и психосоматические компоненты (берущие начало в юнгианской психологии бессознательного), а также положение о жизнеспособности материи, управление которой осуществляется на сверхмолекулярном, «трансматериальном» уровне согласно принципу подобия, лежащему в основе гомеопатического метода.
Интерес к областям, объявленным вне закона официальной медициной, возник у меня в те далекие годы, когда я учился в медицинском институте, — было это в начале 1930-х. В то время терапевтическая практика и обучение все еще были па высоте медицинского нигилизма. Мы тратили массу времени на точнейшую постановку диагноза. Но когда дело доходило до лечения, то на вопрос о том, как справиться с болезнью, которая была так искусно диагностирована, мы получали лишь пожатие плечами. Если время и сам организм не делали свое дело, врачу больше нечего было предложить, за исключением временного облегчения симптомов. (Что касается многих хронических болезней, эта ситуация не сильно изменилась с тех пор, несмотря на значительные поверхностные трансформации.)
Мне запомнился один преподаватель, который утверждал, что есть только два действенных лекарства: дигиталис и касторка. Он считал, что действенность остальных лекарств в основной их массе не больше чем выдумка. И на самом деле довольно часто некоторое лечение назначалось по прошествии времени «ut aliquid fiat», чтобы удовлетворить пациента, показав ему: что-то делается. Даже если было известно, что это неэффективно. Сейчас мы, по крайней мере, официально признали положительный эффект плацебо. Но в то время эффект плацебо с презрением отвергался, как «не более, чем просто предположение». При этом никто не трудился конкретно сформулировать предположение и подумать, какой может быть его связь с функционированием организма как единого целого.
Теперь в распоряжении медицины имеется огромное количество терапевтически эффективных лекарств и возможности хирургического вмешательства стали значительно шире. Однако медицина до сих пор рассматривает человеческий организм со всеми его физическими и химическими процессами как машину, состоящую из набора изолированных функций, несмотря на все протесты сторонников холизма[1]. Чтобы
Я говорю это не затем, чтобы отрицать, что такие частично разрушительные подходы могут иногда быть меньшим злом, и потому к ним прибегают; напротив, они жизненно важны в экстренных случаях и даже подходят для постоянного применения, но только тогда, когда нет возможности применить истинное лечение. Ни в коем случае нельзя путать их с истинным лечением.
Я должен подчеркнуть важный нюанс. Во всем этом нет дуализма вредного и полезного: отравляющие или потенциально вредные вещества могут также использоваться для истинного лечения, если применяются с учетом целостности организма. И иголка в руках специалиста по акупунктуре, и нож в руке хирурга, и микродозы мышьяка, назначенные в соответствии с гомеопатическим принципом подобия, — все эти средства могут исцелить, если используются для гармонизации, балансирования и реинтеграции психосоматического функционирования как единого целого. Но если они используются применительно к отдельным функциям, то принудительно изменяют одну часть, что приводит к дисбалансу с другими частями. И урон, нанесенный такими лекарствами, может быть непоправимым.
Так случилось, что один из моих профессоров, Б. Ашнер, изучал и переводил работы лекаря-алхимика позднего Средневековья Парацельса. Ашнер чувствовал, что может быть определенная ценность тех многих способов лечения, которые отвергаются и игнорируются его друзьями из научных кругов, являющимися приверженцами современных методов. Он рассматривал психотерапию, акупунктуру, гомеопатию, остеопатию[2], хиропрактику- и натуропатию' как нео-парацельсианские дисциплины. Лекции и книги Ашнера вдохновили меня. Я был поражен тем, насколько глубоко мое невежество в области методик истинного лечения, и решил изучить и получить личный опыт работы с максимально возможным количеством этих альтернативных методов. И действительно, я обнаружил, что в определенных рамках большая часть этих методов оказалась эффективной, хотя и не было возможности объяснить эти результаты исходя из той системы взглядов, на которой базировалось мое образование!
В то же время я начал обращать особое внимание на психологические аспекты болезни. Личный опыт, полученный в результате общения с моей вечно больной матерью, привел меня к подспудной мысли, что болезнь должна быть если не собственно неврозом, то, по крайней мере, эквивалентным феноменом, имеющим телесную природу. Потом я полагал, что, возможно, болезнь — это способ преодоления (или неспособность преодоления) эмоциональных проблем. Фактически в течение некоторого времени я даже задавался вопросом, а не делает ли врач пустую работу, когда пытается смягчить физические симптомы, поскольку это может помешать пациенту найти решение той психологической проблемы, которая лежит в основе всего. Эти ранние размышления были, в самом деле, очень упрощенными (и были быстро отброшены), но меня по-прежнему занимали вопросы телесной природы эмоциональных расстройств, эмоциональные и психологические аспекты физических расстройств.