Алхимия исцеления: гомеопатия — безопасное лечение

Уитмонт Эдвард

Как показал Станислав Гроф (в цитируемом произведении, с. 123), каждый этап биологического рождения играет особую психологическую роль в общей драме процесса рождения. Исходное, «безмятежное» утробное существование, предположительно, даст ощущения космического единства, поскольку даже во чреве негативные чувства матери или противоречивые элементы окружающего мира ощущаются ребенком. Первый клинический этан начала родов параллелен чувству некоего поглощения, попадания в ловушку, из которой нет выхода, или даже в ад. Прохождение по родовому каналу на втором этапе родов имеет свою психологическую аналогию в виде битвы смерти/ воскресения, в ощущениях опасного или бесконечного конфликта, пожара, агрессии, разрушения, смерти, но также и сексуального экстаза, слитых воедино. Завершение процесса рождения ощущается как победа, исцеление и восстановление, освобождение и воскресение.

Драматическое

качество трансцендентального полевого сознания демонстрируется в динамике снов и Книги Перемен. Мы можем заметить драматический процесс в мифопоэтической деятельности ума и психики, в том, как мы включаем наши внутренние и внешние ощущения в исполненные значения драматические паттерны, а также в том, как сны представляют нам драматизированные истории и события. Фактически мы можем видеть драматический процесс во вссх творениях внешней природы. Доказательства и терапевтические симптомы гомеопатии показывают, как даже элементарные вещества, если они воплощают характерные личностные типы и черты с их недостатками и слабостями, отражают личностную драму человека и участвуют в ней и в синхронистических событиях. Мы можем проследить драматический процесс в организации болезни и исцеления. Мы можем интуитивно предвидеть его в способах, в которых динамика человеческой жизни синхронизирована с движениями звезд и ритмами космоса.

Драматическое измерение обращается к нашим эмоциональным/образным и артистическим/символическим чувствам. Мы входим в область драматического, когда нас подвигает на действие выражение счастья или страдания на лице другого человека. Мы можем также интуитивно почувствовать «характеры» или «темы», вызывающие у нас эмоции и выраженные нечеловеческими формами жизни. Например, формами деревьев и цветов. Мы можем распознать мягкую чувствительность березы и прочность дуба, красоту розы, успокаивающий запах ромашки, силу скалы, форму кристалла, гордую осанку оленя, спокойствие овцы, свирепость льва, разрывающего свою жертву, «чувство» места, характер животного (голодный волк, жуткая крыса, гордый лев и гак далее). Многое из этого нам объясняли только «антропоморфной проекцией».

Оценка порядка и красоты теоретического пояснения или математического уравнения может пробудить ощущение драматического в той же мере, что и изысканная окраска бабочки, проявление уродства, ужас разрушения или предельная сложность событий. Во всех этих случаях мы регистрируем драматическую, эстетическую и полную артистизма деятельность, а также реагируем на нее.

Драматическое качество развертывающейся жизни функционирует в рамках всех внешних, а также психологических динамик и проявлений формы. Драма является неотъемлемым элементом паттерна жизни любого человека, у одних она проявляется остро, у других слабее. Все драматические спектакли, поставленные на сцене, основаны на реальных драмах и комедиях, разыгрывавшихся в жизни людей.

В качестве примера из жизни, не принадлежащей к человеческому роду, рассмотрим архетипный паттерн формы бабочки-перламутровки. После совместного полета, в ходе которого происходит оплодотворение, самки ищут листья фиалки, которые служат пищей для следующего поколения молодых гусениц. Яйца, однако, не откладываются на эти листья, которые погибнут до того, как понадобятся. Вместо этого они откладываются под кору дерева, рядом с которым растут фиалки. Там гусеницы проводят зиму, и когда весной появляются, то должны отыскать свежие листья фиалки. Эти листья выбираются для гу сениц их матерью за три сезона до их появления на свет, поскольку самка собрала информацию и в ней произошло проявление «бессознательного разума» (Адольф Портманн, «Биология и дух», Zurich, RheinVerlag, 1956, с. 175).

Здесь драматический характер выражен в виде игры в прятки, присутствует некая неопределенность, вырастут ли листья фиалки или, возможно, будут уничтожены к следующей весне, смогут ли гусеницы их найти. Эта драма является проявлением формы перламутровки на протяжении ее жизни — как бабочки, яйца, куколки, гусеницы и снова бабочки. Архетип перламутровки избегает более простой организации структурирования пищевого аппарата, который может позволить гусеницам выжить при любой имеющейся пище, а не только при наличии листьев фиалки, которые сложно найти. Возможно, такая простая и «иедраматическая» ситуация могла быть (здесь есть риск скатиться до антропоморфизма) слишком «скучной».

Другой пример поведения животного показывает, что необходимость искать сложности и стимуляцию и избегать того, что «скучно», поддерживает жизненные процессы и па относительно примитивных уровнях. Р. Ардрей в «Территориальном императиве» (NewYork, DellPublications, 7 977, с. 303)описывает

поведение планарий в ходе эксперимента, проводимого при определенных условиях. Это примитивные червей, у которых нет «пола, прямой кишки, системы циркуляции, усовершенствованного нервного узла, мозга, который не мог вырасти за считанные дни». Их нужно было научить выбирать между вознаграждающим и невознаграждающим опытом. Их поместили в один колодец лабиринта, заполненного водой. Затем воду откачали. Поскольку черви не могут жить без воды, они поползли из колодца в туннель и наконец добрались до Y-образной развилки. При выборе правильной половины развилки они вознаграждались водой, которая подавалась в лабиринт. Они научились выбирать правильное направление. Но, к ужасу экспериментатора, после нескольких повторов этого эксперимента они бросили всякие попытки действовать и отказались двигаться. Они не забыли, они просто отказывались продолжать. Когда лабиринт был осушен, черви свернулись в клубочек и никуда не поползли. «Это был настоящий бунт, дальнейшему обучению они предпочли неизбежную смерть», даже несмотря на то, что им предлагали дополнительную еду. Загадка разрешилась, когда червей поместили в другой лабиринт, он не только наполнялся водой, но был более вместительный, и стенки его были более шероховатыми, что несколько осложнило передвижение. Черви, очевидно, уже измучались от клаустрофобии и скуки! Кажется, что при отсутствии драмы и адаптивных сложностей и изменений, которые для этого необходимы, жизнь не стоит того, чтобы жить, даже на «примитивном» уровне червей.

Людям, конечно же, нужна драма. Скука непереносима. Игры, фильмы ужасов и криминальные фильмы, боксерские матчи, бои быков и военизированные ритуалы рассматриваются как развлечения. Люди иногда требуют линчевания и публичных казней. Жестокое выражение природных сил, то есть водопады, вулканические извержения, пожары и землетрясения, обладают просто магической силой притяжения. Высокий уровень смертности пенсионеров и подъем жизненных сил при появлении новых преград подтверждают, что отсутствие драмы в жизни человека смертельно.

Архетипная драма разворачивается в виде игры противостоящих и поддерживающих сил. Роза должна бороться с условиями климата, погоды и почв, перламутровка — с риском, что следующей весной климат может измениться, планарии — с преградами для движения и исследования пространства. Но все же цветы поддерживаются благоприятными условиями почв, а бабочки — заботой их матери и собственными инстинктивными способностями.

Современная биология начала распознавать драматические, даже, можно сказать, артистические «показательные выступления», которые сродни постановке спектакля на сцене для аудитории. В XIX веке сторонники Дарвина называли это процессом случайного отбора, основанным на бессмысленном выживании наиболее приспособленных особей.

Некоторые биологи отмечают драматический элемент как фактор, лежащий в основе морфогенеза. Адольф Портманн придумал термин «репрезентация» или «ценность демонстрации» (Darstellung-swert)для понимания некоторых феноменов форм у животных, к изучению которых другие «не обращались», таких как окраска или отметины, которые лишены каких-либо функций жизнеобеспечения (Адольф Портманн, «Новые горизонты биологической работы: в прозрачном мире». Юбилейный сборник к шестидесятилетию Жана Гебсера, подготовленный к изданию Гюнтером Шульцем, Bern, Hans Huber, 1965, с. 36).Эти феномены, очевидно, не служат целям адаптации или мимикрии, и также они не используются в качестве сигналов для разделения видов. Поскольку их нельзя было объяснить с точки зрения естественного отбора, их в основном игнорировали и относили в разряд «чисто эстетических» характеристик. В качестве примера Портманн рассматривает феномен опущения яичек. Эволюционное развитие от рыбы до млекопитающего свидетельствует о важности подъема этого органа, однако яички сначала опустились из передней части седалищной области в чашевидную полость. Затем возникла, как сказал Портманн, «абсолютно парадоксальная ситуация» («Биология и дух», Zurich, RheinVerlag, 1956, с. 23), когда яички опустились за пределы брюшной полости и разместились в мошоночной сумке. Портманн подчеркивает, что естественным отбором нельзя объяснить этот феномен. Этот орган, настолько важный для сохранения вида, помещается в такое опасное и незащищенное положение. Ради этого «бесполезного» процесса яичкам даже пришлось адаптироваться к температу рам, которые ниже тех, что в брюшной полости. Эта парадоксальная ситуация приобретает смысл только с точки зрения артистической или драматической «репрезентации» и «ценности демонстрации». То есть все это делается с целью орнаментной декорации и демонстрации гениталий, что должно произвести на других особей сильное впечатление.