Алхимия исцеления: гомеопатия — безопасное лечение
Шрифт:
Будучи связанным с исцеляющей силой, которую он должен донести до пациента, целитель не может полностью отгородиться от нес. С другой стороны, он должен остерегаться приписывать эту силу себе, подчинять ее собственным прихотям или использовать ее для своей выгоды. С силой нужно обращаться как с «доверием», с чувствительностью к ее энтелехии, ее трансперсональным «намерениям» в отношении к индивидуализирующемуся «доверию к жизни» пациента. Такая чувствительность к «сущностной» реальности пациента и к направлениям, которые реальность может определить, требует, прежде всего, чтобы целитель осознавал и контролировал стремления к расширению своей власти.
Раскрывая и используя свои способности и умения для исцеления, доктор по необходимости ощущает и использует власть.
И если стремление к власти не осознается полностью и не интегрируется
Если неизбежные устремления эго к власти являются глубинными мотивами становления, обучения, развития эффективности и успешности человеческого существа (и в том числе и целителя), они являются также и основными препятствиями для всего этого. Из этого парадоксального конфликта между стремлениями эго к доминированию и контролю и встречным требованием уважать потребности других, а также трансперсонального измерения проистекает внутреннее напряжение, присущее процессу индивидуализации человека, и, как следствие, болезнь и исцеление. То, что целитель принимается лечить у своего пациента, является, по сути, присущей человечеству в целом (а также и ему самому) предрасположенностью к болезни, то есть это страх потерять власть. Именно интенсивность его переживания этих общечеловеческих проблем, собственного участия в человеческой болезни, склоняя к нанесению ран другим в силу того, что он их не осознает, также склоняет его к тому, чтобы стать целителем.
Мотивация властью искушает целителя «выставить себя напоказ» бессознательно (или сознательно), чтобы доказать свои превосходные качества, диагностические способности и умения. Когда такое происходит, пациенту отводится роль зрителя, которым целитель манипулирует, чтобы повысить свою значимость. В дополнение к тому; что целитель в такой ситуации теряет видение пациента как личности, он может перейти границы личной компетентности в сложных или незнакомых ситуациях.
Кроме того, «целитель знает лучше» и чувствует себя «единственным», кто по-настоящему понимает исцеление, медицину и психотерапию, а также этого конкретного пациента. Чтобы быть спасителем, целитель бессознательно или далее намеренно преувеличивает патологию пациента и этим невольно провоцирует ее появление у пациента. Или интерес целителя может вызывать именно патология, а не любовь к человеческой природе, и поэтому целитель будет делать так, чтобы пациент оставался больным, а он мог удовлетворять свой интерес.
Чем больше власти присваивает себе целитель, тем меньше возможности остается у человека обратиться к тем исцеляющим силам организма, которые есть у него. Когда властью исцелять и брать на себя ответственность облекается исключительно один человек, «всемогущий доктор», пациент становится пассивным и инфантильным. Он теряет контакт с исцеляющей силой собственного организма и свою ответственность за желание и помощь в выздоровлении. Когда в глазах пациента доктор идентифицируется с божественным целителем, пациент подавляет свое инстинктивное осознание вне зависимости оттого, будет лечение эффективным или нет. Если пациент ждет, что лечение поступит извне, что его принесут на блюдечке, то он не будет в достаточной степени ориентирован на собственные потребности внести некоторые изменения и пожертвовать отдельными взглядами или привычками. Таким образом, внутренний целитель не активирован в достаточной степени.
Такие отношения, если с ними не бороться, также преувеличивают и искажают перенос на целителя пациентом конфликта «ребенок-родитель», что выражается в чувстве детской безнадежности, отказе от ответственности в надежде па то, что целитель- родитель окажет необходимою поддержку и полностью обо всем позаботится. До определенных пределов это ожидание и готовность отдать себя в руки целителя могут открыть пациенту поток харизматической исцеляющей силы, которая исходит от целителя. В конце концов, это часть жертвы-уступки сущности «Я», которая должна быть интегрирована. Однако, будучи преувеличенными и искаженными, такие ожидания могут оказать обессиливающее воздействие, так как лишают эго ответственности и могут привести к тому, что пациент будет излишне инфантильным, пассивным и даже, возможно, будет чувствовать себя жертвой агрессивного целителя-разрушителя. Такие проекции на врача скорее снижают, нежели повышают восстановительные способности.
Тенденция целителя
Стремление реализовать «Я имею» со стороны целителя выражается не только в жадности и одержимости материальными и финансовыми выгодами, что ведет к ненужным и зачастую вредным вмешательствам (испытания, хирургические вмешательства), но, что более важно, это выражается в усилении скрытой потребности «обладать» правильным и «единственно верным» знанием. Отсутствие или отрицание сомнений в правильности чьих-либо суждений ведет к интеллектуальной фиксации, ограниченности, догматической приверженности строгим системам правил, интеллектуальным защитам и абстракциям, которые отнимают у человека чувствительно-интуитивное восприятие уникальной динамики другого человека. Это блокирует эмпатическое участие и чувство «соучастия», которое делает человека открывателем и/или творцом подобного лекарства, необходимого для исцеления. Как правильно отмстил Адольф Гутгспбюль-Крейг («Власть в социальных профессиях», NewYork, Spring Publications, 1971, с. 20),стремление «владеть» единственно верным «лечением» делает из доктора шарлатана, который хочет поразить весь мир своими умениями.
С другой стороны, недостаток силы эго и уверенности в себе могут породить патологию и разрушить эффективность целителя. Терапевты с низкой самооценкой, чувством личной неадекватности и недостаточным ощущением личной целостности склонны к социальной изоляции и депрессивности, работе до полного истощения сил. Исследования выяснили, что они ищут эмоционального удовлетворения и поддержки от пациентов, зачастую переступают границы врачебной этики, навязывая им неуместную близость эмоционального и сексуального характера, становятся энергетическими вампирами («Психиатрические анналы», ноябрь 1991, т. 21, № 11, с. 659).
Все вышесказанное составляет дилеммы и конфликты, которых целитель не может избежать. Если они бессознательны, то преобразуются в болезнь целителя, которая проистекает из человеческой — увы, слишком человеческой — природы целителя, которую он разделяет с пациентом.
И снова скажу: опасен не тот факт, что какие-то из описанных отношений или потребностей эго демонстрируются открыто, но, что более важно, опасность заключается в их бессознательности, в том, что целитель не осознает их неизбежность вне зависимости от своих добрых намерений. Если мы идентифицируем себя с нашими «хорошими намерениями», то можем не заметить неизбежную обратную сторону власти, которая стремится использовать пациента для удовлетворения собственных потребностей. В нашей бессознательности не удается противостоять «жажде золота», жадности, обратной стороне власти, и поэтому мы нс можем проработать их и очиститься. Вместо этого мы проецируем их в виде помех на поле, объединяющее пациента и целителя.
РАНЕНЫЙ ЦЕЛИТЕЛЬ
Способность, реальная или воображаемая, даровать здоровье, жизнь и освобождение от страданий часто служит защитой целителю от необходимости принимать и сталкиваться лицом к лицу с собственными жизненными дилеммами, слабостями, болями и страхами болезни и смерти. Стремясь поддержать свой образ, как здорового и могущественного человека, целитель проецирует и навязывает пациенту собственные непринятые и неискупленные слабости, болезни и страдания. Потребность отвратить боль, болезнь и смерть от себя фактически очень часто формирует скрытую мотивацию к тому, чтобы с тать врачом.