Алхимия советской индустриализации. Время Торгсина
Шрифт:
Снабжение тех, кто получил карточки, представляло сложную иерархию групп и подгрупп и зависело от близости к власти и индустриальному производству.
Два вопроса следовало задать человеку 1930-х годов, чтобы составить представление о его положении: «Где вы живете? Где работаете?» С начала 1931 года в стране существовало четыре списка снабжения (особый, первый, второй и третий). Правительство называло их «списки городов», но по сути это были списки промышленных объектов. Предприятия одного города могли оказаться в разных списках снабжения. Попавшие в особый и первый списки получали лучшие пайки. Сюда относились ведущие промышленные предприятия и индустриальные стройки Москвы, Ленинграда, Баку, Донбасса,
Во второй и третий списки снабжения попадали неиндустриальные и малые города и неиндустриальные предприятия, например фарфорово-стекольной, спичечной, писчебумажной промышленности, а также коммунальные хозяйства, хлебные заводы, мелкие предприятия текстильной промышленности, артели, типографии и пр. Из центральных государственных фондов по карточкам им полагались только хлеб, сахар, крупа и чай, к тому же по более низким нормам. Остальные продукты следовало получать из скудных местных ресурсов.
Иерархия государственного снабжения не ограничивалась лишь степенью индустриальной важности городов и предприятий. Внутри каждого из четырех списков существовали разные стандарты снабжения, которые определялись индустриальной важностью профессий людей, занятых на том или ином производстве. Высшую категорию в каждом списке (группа «А») представляли нормы фабрично-заводских (индустриальных) инженеров и рабочих, а также рабочих, занятых на транспорте. За ними следовали (группа «Б») нормы прочих рабочих и лиц физического труда, не занятых на фабрично-заводском производстве. По этим же нормам снабжались кооперированные кустари, рабочие в учреждениях здравоохранения и торговли, персональные пенсионеры, старые большевики и те пенсионеры, которые отбывали каторгу при царе. Третью, низшую, категорию в каждом списке составили нормы снабжения служащих, то есть лиц, не занятых физическим трудом. По нормам служащих также снабжались иждивенцы рабочих и служащих, некооперированные кустари, обычные пенсионеры, инвалиды.
По мере ухудшения продовольственной ситуации в стране появлялись все новые градации внутри пайкового снабжения. Администрация крупнейших предприятий, которая в декабре 1932 года получила право самостоятельно выдавать карточки и определять группы и нормы снабжения (в рамках установленных правительством), стремилась использовать пайки как стимул к повышению производительности труда. Появились специальные нормы для рабочих-ударников, служащих-ударников, рабочих с почетными грамотами, ударников производственных цехов, ударников непроизводственных цехов и т. д.
Дети составляли отдельную группу снабжения. Возрастной ценз – 14 лет, случайно или нет, ограничивал детский контингент на государственном снабжении только теми, кто был рожден после социалистической революции 1917 года. В детском снабжении были свои градации, которые повторяли иерархию снабжения родителей. В индустриальных городах дети получали высшие нормы и более разнообразный ассортимент продуктов, их пайки были лучше пайков рабочих малых городов. В малых и неиндустриальных городах детям не полагалось от государства ни мяса, ни рыбы, ни масла, ни яиц.
Тот же принцип «чем ближе к индустриальному производству, тем лучше паек» определял и иерархию снабжения интеллигенции, работников государственных совхозов, студентов и даже осужденных, если те отбывали наказание на промышленных предприятиях и стройках. Так, осужденный кулак, который работал на таком
В условиях подготовки к войне военные потребители составили специальный контингент на государственном снабжении. Личный состав армии и флота, слушатели и преподаватели военизированных институтов и милицейских курсов получали красноармейский паек, который был лучше пайка индустриальных рабочих.
Государство являлось монополистом в системе распределения ресурсов в стране, поэтому принадлежность или близость к власти, наряду с индустриальной важностью потребителя, играли огромную роль в системе централизованного пайкового снабжения. Представляя государство, высшая партийная и государственная элита, по советской терминологии – номенклатура, назначила себе лучшее снабжение. Вслед за французским королем Людовиком XIV советская номенклатура могла повторить: «Государство – это я».
Самым лучшим в стране был не паек красноармейца или индустриального рабочего, как то утверждала пропаганда, а спецпаек литеры «А». Его получали высшие партийные и советские руководители – верхушка ЦК партии и ЦК ВЛКСМ, руководство ЦИК СССР и РСФСР, СНК СССР и РСФСР, ВЦСПС, Госплана, Госбанка, наркомы и их замы в союзных и российских наркоматах, семьи всех перечисленных, а также советские дипломаты и ветераны революции, жившие в Москве. Затем следовал спецпаек литеры «Б», который получали следующие за высшим эшелоном власти в тех же главных партийных и правительственных организациях. Спецпайки «А» и «Б» отоваривали в спецраспределителях руководящих и ответственных работников. Спецснабжение полагалось также высшей военной и академической элите.
Крестьяне – более 80% населения страны – оказались на самом дне в иерархии государственного снабжения. Они не получали пайков от государства 12 и должны были обеспечивать себя из личных или колхозных ресурсов. После выполнения планов государственных заготовок колхозы распределяли оставшийся урожай между колхозниками в соответствии с количеством трудодней, то есть дней, отработанных на колхоз. Государство посылало в деревню товары, главным образом для того, чтобы стимулировать заготовки: промтовары для сдатчиков хлеба, хлеб – для сдатчиков технического сырья. Так, в заготовительную кампанию 1930 года за сданную государству тонну табака крестьянин мог купить от 300 до 700 кг хлеба из государственных фондов.
12
Паек не получали и лишенные избирательных прав, так называемые лишенцы. В их числе были представители «эксплуататорских классов» царской России и предприниматели, которые во времена нэпа использовали наемный труд.
Неравенство крестьян по сравнению с теми, кто работал на государственных предприятиях, состояло не только в негарантированности государственного снабжения, но и в его дороговизне. Так, в начале 1930-х годов за сданный государству пуд хлеба крестьянину разрешали получить государственных товаров на 30–40 копеек. Это значит, что, например, за яловые сапоги, которые государство продавало крестьянину за 40 рублей, он должен был сдать государству от 100 до 130 пудов хлеба. В случае невыполнения колхозами планов государственных заготовок правительство могло снизить или вовсе остановить поставки продовольствия и товаров. Снабжение, а точнее неснабжение, становилось средством государственного наказания и принуждения.