Алхимия. Руководство по изготовлению философского камня
Шрифт:
Итак, начиная с этого момента мы попытаемся хотя бы контурно очертить смысл некоторых «фактов» из биографии этого герметического философа. Некий Николя Фламель изобразил на своем надгробии все основные элементы Великого делания: меч в руке Святого Павла символизирует тайный огонь философов, скипетр Спасителя – Первоматерию делания, а ключ в руках Апостола Петра – философское растворение, являющееся ключом к магистерию; покойник, изображенный в нижней части надгробия, символизирует не столько мертвого парижского писаря, сколько важнейший этап делания, разложение, без которого нельзя продвинуться ни на шаг. Солнце и луна, без сомнения, символизируют Солнце и Луну философов, то есть их истинные Золото и Серебро. Иными словами, перед исследователем предстает множество увековеченных в камне и на бумаге свидетельств, подтверждающих, что житель Парижа, скромный клерк по имени Николя Фламель, строил здания на собственные деньги, кои, при всем уважении к его трудолюбию, нельзя было заработать, сидя в нотариальной конторе, и украшал эти здания символикой, подтверждающей его глубокие познания в области так называемого Королевского искусства, то есть алхимии. Конечно, эти деньги вполне могли иметь своим происхождением сундучок вдовы Лета; к тому же, как становится ясно из текста «Иероглифических фигур», герметические символы часто могут быть интерпретированы вполне в духе христианской теологии, и наоборот. Нам известны детали его биографии, включая годы рождения и смерти, но все же последняя дата слишком символична для того, чтобы соответствовать действительности. Теперь попробуем проследить, к чему нас может привести поиск других символов в жизни этого адепта, для чего обратимся к упоминавшейся выше работе Фулканелли. В «Обителях философов» автор напоминает нам, что, согласно легенде, Раймонд Луллий также совершил паломничество к Сантьяго де Компостелла (ровно за сто лет до Фламеля) и что большинство адептов во все времена прибегали к подобной же аллегорической форме изображения своего пути познания материи и обретения Философского камня. Что же касается главного героя книги «Иероглифические фигуры», то Фулканелли указывает на символичность его имени: Николя по-гречески значит «победитель камня»; фамилия же Фламель происходит от латинского Flamma, то есть «пламя», или «огонь» [13] . В свою очередь, имя обретенного Фламелем в Испании учителя, мэтра Канчеса, представляет собой аллегорическое название белого сульфура философов, характерной особенностью которого является сухость (по-гречески Последователь «сухого пути» в алхимии, Фулканелли сразу же обращает внимание на странное решение, которое после знакомства Николя с Канчесом принимают компаньоны, – они решают добираться до Франции морем, а не по земле, что символизирует «влажный
13
Фамилия самого автора этой критики, Фулканелли, является псевдонимом, основанным на слове vulcan, каковое также является именем римского бога огня.
Изначально же читателю следовало обратить внимание на одну странную деталь: дорогая старинная книга досталась Фламелю всего за два флорина, чему он искренне удивляется в предисловии к «Иероглифическим фигурам». Дело в том, что эти самые два флорина и есть примерная необходимая сумма для приобретения материалов, используемых в Великом делании, – в соответствии с экономическими условиями XIV столетия, конечно. В середине XVII века Ириней Филалет называет несколько отличную цифру: «Как ты видишь, работа наша стоит не более трех флоринов…» [14] , что, с учетом инфляции, вполне совпадает с рекомендациями Фламеля. К началу XII века папирус полностью выходит из употребления, и тот факт, что книга была написана «на коре молодых деревьев», конечно же, эксплицитно указывает на египетское и «древнее» происхождение книги, но кроме этого – что гораздо важнее – также указывает на металлическую природу Первоматерии в рамках алхимической символики. Что же мы имеем в итоге? Не только мэтр Канчес и паломничество в Галисию могут считаться аллегорией и мистификацией, но и сам господин Фламель со своим хозяйством, домом, женой и благотворительностью оказывается не более чем литературным персонажем. Не слишком ли это смело, даже при всем уважении к имени адепта Фулканелли? Нет, не слишком. Скорее, слишком близко к истине. В мире алхимиков наличие аллегории и мистификации совсем не означает ложности или незначительности личности автора и его трудов; совсем напротив, вопросы аутентичности произведений и времени их написания предстают сложнейшими, и часто неразрешимыми, загадками – и чем важнее и откровеннее труд, тем сложнее загадка.
14
См.: Alchemical works: Eirenaeus Philalethes Compiled. Cinnabar, Boulder, 1994. Р. 412.
Вообще говоря, всех герметических авторов можно разделить на четыре группы: подлинные авторы, не скрывающие своего имени и обладающие документально подтвержденной биографией (это самая малочисленная категория – Михаэль Майер, Монте-Снидерс, Сендивогий); анонимные авторы, скрывающиеся под именами великих ученых, теософов и других персонажей прошлого, пользующихся авторитетом и служащих своего рода «прикрытием» и защитой для традиции (псевдо-Раймонд Луллий, псевдо-Аристотель, псевдо-Фома Аквинский и т. п.); авторы, скрывающиеся под оригинальными псевдонимами (их биографии, как правило, обрывочны и недостоверны – Ириней Филалет, Ламбспринк, Фулканелли, Камала Джняна, Арчибальд Кокрен); и наконец, авторы, имеющие весьма правдоподобные имя, биографию и окружение, которые на поверку оказываются чистой фикцией, дымом, маревом, клетчатым гражданином в пенсне. К последним, конечно же, относится бенедиктинский монах Василий Валентин, аббат Вестминстерский Кремер и – к этой мысли приходит большинство современных исследователей, не отягощенных карьерными амбициями и сочувствующих Сынам Гермеса, – господин общественный писарь Фламель. Хотя в случае нашего героя дело обстоит еще сложнее. Если при попытке установить личности Василия Валентина и Кремера очень легко выясняется, что в бенедиктинском ордене никогда не было такого брата-алхимика, а в Вестминстерском аббатстве никогда не было аббата по фамилии Кремер, то в случае Фламеля у нас имеется множество доказательств его существования. В чем же тогда проблема? Может, легенда говорит правду? Но проблема возникает не столько из-за биографии парижского нотариуса, сколько из-за его литературного наследия. Несомненно, в XIV веке жил человек, жертвовавший деньги на приюты для бедных и церкви, под именем Николя Фламель. Но большинство фактов его биографии мы знаем из его собственного трактата «Иероглифические фигуры», а трактат этот, хотя ему следовало быть написанным в начале XV века, впервые предстает перед глазами публики в 1612 году, когда в Париже из печати выходит книга Trois traiсtez de la philosophie naturelle non encore imprimez [15] . В качестве второго трактата этого сборника выступают «Иероглифические фигуры Николя Фламеля, писаря, находящиеся на четвертой арке Кладбища невинных в Париже, по правую руку, если входить со стороны улицы Сен-Дени, с разъяснением упомянутого Фламеля, посвященные трансмутации металлов и ранее никогда не публиковавшиеся. Перевод с латыни П. Арно, Шевалье». Нелишне будет заметить, что «латинский оригинал», с которого этот труд переводил на родной французский Шевалье Арно, никто, кроме него, никогда не видел. Также стоит вспомнить, что весь вышеназванный трактат построен на анализе аллегорий, содержащихся в найденной автором Книге Авраама Еврея [16] . Как вы можете догадаться, о существовании этой книги известно только со слов Фламеля – ни она сама, ни даже копии с нее вне контекста «Иероглифических фигур» тоже никому и никогда не были известны. По многим признакам, для перечисления которых требуется отдельная книга, современные исследователи пришли к выводу, что текст «Иероглифических фигур» не мог быть написан ранее XVII века и, следовательно, не имеет отношения к нотариусу, жившему в доме под лилиями за два столетия до этого. Наиболее осведомленный в этой области человек, фактически посвятивший жизнь изучению «дела» Николя Фламеля, Клод Ганьон, в своей фундаментальной работе, название которой можно перевести как «Фламель под следствием» [17] , высказывает предположение, что «Иероглифические фигуры» были написаны крупнейшим издателем герметических книг Бероальдом де Вервилем [18] в том же году, когда вышло первое издание Трех трактатов по натурфилософии, или чуть раньше; он основывает свои наблюдения на том, что большинство идей, высказанных в этом трактате, почерпнуты автором из Artis aurifera quam chemicam vocant antiquissimi auctores, опубликованного Петером Перна в 1572 году в Базеле и в деталях известного господину де Вервилю. Кроме того, Шевалье Арно является слегка искаженной анаграммой имени Бероальд де Вервиль. Клод Ганьон также сумел отыскать запись библиотекаря, служившего в XVIII веке в библиотеке Сент-Женевьев; в ней упоминается ныне утерянный трактат под названием «Приключения Али эль Москлана, известного как Халиф Сломнял, переведенные с арабского Раби эль улле де Деон», датируемый 1582 годом. Ганьон отмечает, что странное имя переводчика представляет собой опять-таки анаграмму имени Бероальд де Вервиль, в то время как имя главного героя (Slomnal Calife) является не чем иным, как точной анаграммой имени Николя Фламель. Другими словами, перед нами типичный по своему «анамнезу» алхимический трактат – книга, написанная спустя примерно двести лет с момента смерти предполагаемого автора и основанная на произведении, которого никогда не существовало. Настоящим автором ее вполне мог быть издатель, или же – кто знает? – анонимный адепт XVI века, навсегда исчезнувший под маской общественного писаря Николя Фламеля и увековечивший себя в его имени. А мог быть и не менее умело сохранявший инкогнито адепт, живший в Париже в начале XIV века, хорошо знакомый с писарем Фламелем и передавший ему свою рукопись с точными указаниями, когда ее можно будет опубликовать, а также, возможно, и денежные средства, необходимые для поддержания легенды. Причем эта последняя версия весьма точно совпадает с силуэтом иной истории, случившейся шестью веками позднее в лангедокском местечке Ренн-ле-Шато с аббатом Беренже Соньером и его загадочной находкой, будто шили их по одному лекалу…
15
«Три трактата по натурфилософии, ранее не публиковавшиеся» (лат.).
16
Существует мнение, что этой книгой мог быть каббалистико-алхимический трактат под названием Эш Мезареф («очищающий огонь»), изначально написанный на иврите; тем не менее ныне известные редакции этой работы доказывают отсутствие прямой связи между ней и «Иероглифическими фигурами» (см., напр.: Кнорр фон Розенрот. Aesch Mezareph, или Очищающий огонь // Тайные фигуры Розенкрейцеров. Ваклер, Киев, 1997. С. 201–223). В XVIII веке под псевдонимом «Авраам Елеазар» была опубликована работа Donunm Dei, которую также называют «Книгой Авраама Еврея» (см.: Р. Авраам Елеазар. Древнее Химическое делание, Пор-Рояль. Киев 2006).
17
Claude Gagnon. Flamel sous investigation. Editions le Loup de Gouthiers, Qu'ebec, 1994. – Примеч. авт.
18
Francois Beroalde de Verville, в частности, известен как редактор и издатель Le Tableau des Riches Inventions (Paris, 1600 – первый французский перевод «Сна Полифила» Франческо Колонна, знаменитый своими гравюрами), Le Voyage des Princes Fortunez (Paris, 1610) и многих других.
Как же обстоит дело с другими трудами французского мастера, коих нам известно еще три [19] ? Самой лаконичной и, пожалуй, наиболее интересной в литературном отношении является работа под названием Краткое изложение философии, или скорее Сумма философии, поскольку в названии явно чувствуется намек на Фому Аквинского. Эта небольшая поэма, в которой излагаются основная герметическая концепция природы металлов и условия их трансмутации, была впервые опубликована в 1561 году, то есть за полвека до «Иероглифических фигур», в составе небольшой антологии «О трансмутации металлов: три старинных трактата в стихах» [20] . Историк герметико-алхимической традиции Николя Ленгле Дюфренуа предполагал, что Краткое изложение философии было написано Фламелем в 1409 году [21] . Интересно, что сопоставление несколько наивной стихотворной манеры Краткого изложения и надписей, оставленных Фламелем на различных памятниках (в частности, на надгробии его супруги Пернелль), демонстрирует, что эти тексты действительно могли быть написаны одним и тем же человеком. Так что, возможно, эта поэма действительно имеет непосредственное отношение к Фламелю – или скрывавшемуся под этим псевдонимом анонимному адепту XV века. Что же касается другой работы, самой длинной из всех, Книги прачек [22] , то вплоть до ХХ века она была известна только лишь в виде манускриптов и чаще всего именовалась Книгой наижеланнейшего из желаемого по первым строкам повествования [23] . Представленный в русском издании [24] перевод выполнен на основе рукописи из Национальной библиотеки в Париже [25] , датируемой XV веком.
19
Пятая работа, приписываемая Фламелю, которую часто путают с упоминаемой ниже Le D'esir D'esir'e вследствие идентичности названия, большинством исследователей считается апокрифической. Ее чаще всего упоминают как Tr'esor de la Philosophie («Сокровищница философии») или Le Livre des Six Paroles («Книга Шести слов»), чтобы не путать с тем Le D'esir d'esir'e, который представлен в манускрипте Biblioth`eque Nationale Ms Fancais #19978 и перевод коего приводится
20
Jean de La Fontaine. De la transformation metallique: trois anciens traictez en rithme Francoises. Guillaume Guillard, Paris, 1561.
21
См.: Nicolas Lenglet du Fresnoy. Histoire de la Philosophie Herm'etique. Paris, 1742. T. 1. Р. 219. – Примеч. авт.
22
Это название используется нами в сборнике переводов основных работ Фламеля по причинам, которые будут указаны ниже.
23
«Ci commence la vraie pratique de la noble Science d’Alchimie. Le D'esir d'esir'e, et le prix que nul ne peut priser de tous les Philosophes compos'e, et des livres des anciens pris et tir'e, ci en somme avons abr'eg'e…»
24
Никола Фламель. Алхимия. СПб.: Азбука, 2001. 384 с.
25
Biblioth`eque Nationale, MS Francais № 19978.
Этот документ представляет собой стопку из 126 листов пергамента размером 15x11 см, заполненных каллиграфически выписанным готическим текстом, который завершают слова: «Настоящая книга принадлежит Николя Фламелю из общины Сен-Жак де ля Бушери, и написана она его собственной рукой». Прекрасный пример инструкции по лабораторной алхимии, Книга прачек посвящена так называемой Второй работе, состоящей из операций увлажнения и кальцинации. Ее название Le Livre des Laveures дословно переводится со старофранцузского как «книга стирок»; и действительно, каждый этап работы в ней называется Стиркой. Однако в современном французском слово laveur означает «мойщик», то есть в некотором смысле прачка мужского рода; значение же образа женщины, стирающей белье, в алхимии трудно переоценить. Например, в третьей эпиграмме «Убегающей Аталанты» под девизом Следуй примеру женщины, стирающей белье, Майер пишет: «Пусть тот, кто любит тайные доктрины, / Ни одного намека не пропустит. / Ты видишь женщину, что стиркой занята / И добавляет в чан воды горячей? / Ее примеру следуй, а не то познаешь пораженье / И с тела черного не смоешь грязь» [26] . Именно этому процессу смывания алхимической грязи и посвящена Книга прачек – а что еще представляет из себя алхимия, как не «отделение нечистот от чистой субстанции»? [27]
26
Михаил Майер, Убегающая Аталанта / пер. Г. Бутузова. М.: Aenigma, 2004. С. 61.
27
См.: Martinus Rulandus. A Lexicon of Alchemy. Frankfurt, 1612. Р. 20.
Заключительной работой в данной антологии вполне логично стало Завещание Фламеля. Упоминание об этом тексте впервые встречается в «Ежегоднике» Фрерона за 1758 год, в письме за номером XI, без подписи [28] . Анонимный автор этого письма, кстати, вступает в полемику по поводу того, был исторический Фламель алхимиком или нет, – и в доказательство своего положительного мнения по этому вопросу приводит воспоминания Пернети [29] , который будто бы видел некий алхимический манускрипт, принадлежащий руке Фламеля, датированный 1414 годом. Он представлял собой карманный молитвенник, на полях которого был написан алхимический трактат. В нем Фламель обращается к своему единственному наследнику, сыну Изабель, сестры его дражайшей супруги; наставления дяди, конечно же, представляют собой рецепт получения Тинктуры философов. В 1762 году уже сам Дом Пернети выступает во французском «Ежегоднике» [30] , на этот раз приводя отрывки из Молитвенника, как известна нам эта работа по-французски, или Завещания, как принято озаглавливать ее переводы, каковой традиции следует и данный русский перевод. Вряд ли стоит сомневаться, что анонимным автором первого письма был кто-то другой; несомненно, Антуан-Жозеф написал и его, а также – как считают многие исследователи – и само «Завещание». По многим признакам, цитируемый им текст не мог быть написан ранее середины XVIII века. В соответствии же с легендой, созданной Пернети, первоначальный текст был написан Фламелем на полях молитвенника в виде шифра, ключ к которому он передал своему племяннику. Каждая буква имела четыре варианта написания, так что общее число знаков, составлявших код, было 96. Дом Пернети и его друг господин Сен-Марк, предполагаемые обладатели текста, потратили очень много времени на расшифровку кода, но безрезультатно, и Сен-Марк уже был готов отказаться от этой затеи, когда Пернети сумел определить знаки, обозначавшие гласные, и вскоре они вдвоем расшифровали все «Завещание»; произошло это в 1758 году. Однако оригиналы текста (и французский, и кодированный) затем были объявлены утраченными. В 1806 г. появился английский перевод [31] «Завещания», созданный, очевидно, на основе цитат Пернети, так как текст значительно сокращен; кроме того, английская версия содержит неточности. Неточности относительно чего, вы хотите спросить? Дело в том, что ХХ век внес значительную ясность в это дело. Эжену Канселье, ученику Фулканелли, алхимику и исследователю герметической традиции, в 1958 году посчастливилось обнаружить утерянный текст в коллекции манускриптов Национальной библиотеки в Париже [32] . Автором этой рукописной копии, созданной в конце XVIII века, был шевалье Дени Молинье, любитель Герметического искусства, как он себя представил. Кстати, Канселье высказал весьма интересную мысль: на основе некоторых графических особенностей рукописи можно предположить, что этим любителем герметического искусства и был сам Антуан-Жозеф Пернети, отправивший своеобразное «письмо в будущее», – ведь два столетия этот текст считался безвозвратно утерянным [33] .
28
Lettre XI, sur l’Essai d’une histoire de la paroisse de Saint-Jacques-de-la-Boucherie // Fr'eron. Ann'ee Litt'eraire. 1758. T. VII. Р. 259–261.
29
Дом Антуан-Жозеф Пернети (1716–1801) – бенедиктинец конгрегации Сен-Мор; известен как библиотекарь Фридриха II, создатель авиньонского герметического общества и автор нескольких весьма важных работ по герметической философии (см., напр.: Дом Антуан-Жозеф Пернети. Мифы Древнего Египта и Древней Греции, приводимые без тайн и по общему принципу с объяснением иероглифов и Троянской войны, Пор-Ройял. Киев, 2006. 526 с.)
30
Lettre II // Fr'eron. Ann'ee Litt'eraire. 1762. T. III. Р. 24–35.
31
Testament of Nicholas Flamel. J. & E. Hodson, London, 1806.
32
Имеется в виду MS Francais 14765. С. 197–220.
33
См.: Eug`ene Canseliet. Note liminaire sur le Dictionnaire de Pernety // Initiation et ScienceI. 1958. № 45. Р. 5.
Итак, вывод, который мы можем сделать, на первый взгляд весьма неутешителен: из четырех трактатов, представляющих собой алхимический корпус Фламеля, только два могли быть написаны этим автором в XV веке – если автором был Фламель и если Фламель был алхимиком. Два других трактата, а именно автобиографический роман «Иероглифические фигуры» и «Завещание», были написаны значительно позднее и точно неизвестно кем. Но эта неутешительность на самом деле мнимая, потому что мы имеем четыре превосходных алхимических текста, написанных адептами (на этот счет уж ни у кого сомнений не возникает), и они, подобно синоптическим Евангелиям, не содержат никаких противоречий – для тех, кто умеет видеть. Если же взглянуть на колесо истории с вершины горы философов, с точки зрения уходящей в далекое прошлое и простирающейся в невообразимое будущее герметической традиции, то оно покажется не более чем маленькой точкой – и уже не различить, где XIV век, где XX, где начинается жизнь, а где кончается смерть.
Г.А. Бутузов, 2016
Иероглифические фигуры
Объяснение иероглифических фигур, помещенных мной, Никола Фламелем, нотариусом, на четвертой арке Кладбища невинных, если войти в него через большие ворота с улицы Сен-Дени и повернуть направо.
Предисловие
Хотя я, Николя Фламель, общественный писарь и нотариус, житель Парижа, в нынешний год одна тысяча триста девяносто девятый, пребывая в своем доме на улице Писарей, рядом с часовней Сен-Жак-де-ля-Бушери, хотя я, повторяю, всегда имел весьма скромные познания в латыни по причине скудости средств моих родителей, которые, к моей гордости, тем не менее были достойными и честными людьми, по милости Божьей и не без вмешательства Святых обоих полов, пребывающих в Раю, в особенности же святого Иакова Галисийского, я не оставлял попыток проникнуть в смысл Книг философов и узнать скрытые в них оккультные тайны. И по этой причине – вряд ли в моей жизни был момент, когда я осознавал это более глубоко, чем теперь, – преклонив колени (если позволят обстоятельства), или же в глубине сердца своего со всею страстью, я не перестану воздавать хвалу добрейшему Господу, который не забывает детей своих и не бросает их на краю бедности, просящими подаяние, и не обманывает их надежд на свое благословение.
Николя Фламель (1330–1418) – французский алхимик, разгадавший секрет философского камня и эликсира жизни
В то время как я, Николя Фламель, нотариус, после смерти моих родителей зарабатывал на жизнь искусством письма, составляя описи, ведя счета и записывая расходы опекунов и их подопечных, ко мне в руки по цене два флорина попала книга, инкрустированная золотом, весьма старинная и большая. Она была написана не на бумаге и не на пергаменте, как другие, а (как мне показалось) на нежнейшей коре молодых деревьев. На ее обложке из тонкой медной фольги были выгравированы чужеземные письмена или символы, которые, на мой взгляд, представляли собой буквы греческого или же какого-либо другого древнего языка. Поскольку я никак не мог их прочесть, я был вполне уверен, что они не являются буквами латинскими или галльскими, так как те были мне достаточно хорошо знакомы. Что же касается содержания книги, то страницы ее были заполнены латинскими письменами, выполненными в высшей степени искусно и аккуратно, при помощи острого металлического пера и цветных чернил. Книга содержала три раза по семь страниц, причем каждый седьмой лист был совсем без текста, место которого занимало изображение жезла и двух переплетающихся змей на первом седьмом листе, изображение креста с распятой на нем змеей на втором седьмом листе; на третьем же и последнем была изображена пустыня, посреди которой били фонтаны, причем из них выползали змеи в огромном множестве и рассеивались по всей округе. На титульном листе книги заглавными позолоченными буквами было выведено: «АВРААМ ЕВРЕЙ, ПРИНЦ, СВЯЩЕННИК, ЛЕВИТ, АСТРОЛОГ И ФИЛОСОФ, ПРИВЕТСТВУЕТ ЕВРЕЙСКИЙ НАРОД, ГНЕВОМ БОЖЬИМ РАССЕЯННЫЙ СРЕДИ ГАЛЛОВ». После этого лист был заполнен страшными ругательствами и проклятиями (среди которых часто повторялось слово МАРАНАТХА), направленными против каждого, кто бросит взгляд на эту книгу, если только он не книжник или священнослужитель.
Тот, кто продал мне эту книгу, не знал ее истинной цены, – впрочем, как и я не знал, что покупаю. Я полагаю, она была похищена у бедных евреев, или же найдена в местах их давнего пребывания. В этой книге, на втором листе, автор поместил слова утешения своему народу, советуя ему избегать всяческих зол, в особенности идолопоклонства, а также терпеливо и кротко ожидать прихода Мессии, который одержит победу над всеми земными царями и будет править своим народом в вечной славе. Без сомнения, автором был очень мудрый и понимающий человек. Начиная с третьего листа и далее, чтобы помочь своему подневольному народу платить дань Римскому императору, и для других целей, о которых я говорить не буду, он в простых словах учил трансмутации металлов; на полях помещались изображения сосудов, которые были окрашены в соответствующие цвета, а также многое другое – все, за исключением исходного материала, о котором он не сказал ни слова, но только лишь на четвертом и пятом листах он изобразил его и раскрасил с большой ловкостью и мастерством. Потому что хотя материал этот и был хорошо и понятно изображен и раскрашен, все же никакой человек не мог понять рисунок, не будучи хорошо осведомлен в еврейской кабалистической традиции и не читая соответствующих книг. Итак, четвертый и пятый листы не содержали текста и были покрыты прекрасными цветными изображениями и подобными вещами, так как книга эта весьма изысканна.