Али и Нино

Саид Курбан

Он допил бутылку, а потом повалился на тюфяк и тут же уснул мертвым сном. В комнату вошел его слуга и укоризненно посмотрел на меня. Его взгляд словно говорил: "Ну, не стыдно ли, Али хан, спаивать такого благовоспитанного мальчика?"

Я вышел из комнаты. До чего же омерзителен этот Арслан ага! Во всяком случае, половина из того, что он мне наговорил, - наглая ложь. С чего бы это Нино стала избивать бедную собаку? Интересно, как же она ее назвала?

Спустившись по сельской дороге, вниз, я присел на камень. Со всех

сторон меня окружали угрюмо, нависавшие скалы. Что хранят они в своих морщинах? Прошлое? Людские страсти? Звезды в ночном небе напоминали огни Баку. В моих зрачках отражались тысячи лучей, идущих из бесконечности. Час ли, два ли просидел я так, устремив взгляд в небеса.

"Значит, она танцует с русскими?!"

И вдруг во мне проснулось острое желание вернуться в город и завершить кошмар той роковой ночи.

Мимо с шуршанием пробежала ящерица. Я поймал ее и ощутил, как бьется в моей ладони ее охваченное ужасом смерти сердце. Я осторожно погладил ее холодную кожу. Поднес к лицу и вгляделся в выпученные от страха глазки. Древний зверек с огрубевшей от старости кожей походил на оживший вдруг камень.

– Избить тебя, Нино?- спросил я, обращаясь к ящерице, и вспомнил рассказ Арслана ага о собаке Нино.
– Только... как же может человек избить ящерицу?

Вдруг зверек на мгновение открыл пасть. Оттуда высунулся и тут же снова исчез раздвоенный язычок. Я засмеялся. Язычок был нежный и тонкий. Я разжал ладонь, и ящерица мгновенно исчезла во тьме между камнями.

Когда я вернулся домой, Арслан ага еще спал. Голова его покоилась на коленях заботливого слуги.

Я поднялся на крышу и до самого утреннего намаза курил анашу.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Не знаю, как это произошло, но в один прекрасный день я проснулся и увидел стоящую передо мной Нино.

– Однако ты здесь обленился, Али хан, - сказала она, присаживаясь на край тюфяка, - к тому же храпишь во сне, это тебе не идет.

– Это из-за анаши, - хмуро ответил я, еще плохо соображая, что происходит.

Нино покачала головой.

– Тогда прекрати курить ее.

– Как ты можешь избивать свою собаку, бессердечная?

– Собаку? А! Я держу ее за хвост левой рукой, а правой так хлещу, что...

– А как ты называешь ее при этом?

– Килиманджаро, - спокойно ответила Нино.

Я протер глаза, и вдруг все отчетливо предстало передо мной: Нахарарян, карабахский гнедой, залитая лунным светом мардакянская дорога, сидящая на коне Сеида Нино.

Нино! Только теперь я окончательно проснулся.

– Нино!- воскликнул я и вскочил на ноги.
– Как ты здесь очутилась?

– Арслан ага рассказывает по всему городу, что ты хочешь убить меня. Я услышала это и тут же приехала сюда.

В ее глазах стояли слезы.

– Если б ты знал, как я соскучилась по тебе, Али хан.

Мои пальцы тонули в ее густых волосах, губы приникли к ее губам, они дрогнули, раскрылись,

одурманивая, лишая рассудка.

Я бросил ее на постель, одним движением сорвав с нее платье, бесконечно долго ласкал ее, упиваясь нежностью и ароматом ее кожи. Нино взволнованно дышала, глядя мне в глаза. Ее маленькие груди трепетали в моих ладонях. Я крепко сжал Нино в объятиях. Она обвила мою шею тонкими руками и застонала. Мы лежали, плотно прижавшись друг к другу, и я ощущал каждое ребрышко ее худенького тела.

– Нино!
– прошептал я, пряча лицо на ее груди.

Казалось, какая-то таинственная, непостижимая сила заключалась в этом слове. Стоило мне произнести его и реальность куда-то отступила, остались лишь большие грузинские глаза, полные слез, и все - страх, радость, любопытство и мгновенная острая боль - отразилось в них.

Нино не заплакала. Лишь, будто устыдившись своей наготы, натянула на себя одеяло, прижалась ко мне лицом. Осторожно, словно боясь испугать ее, я поднял одеяло и лег рядом. Нино порывисто прижалась ко мне, и была в этом порыве жажда земли, истосковавшейся по дождю.

...Время остановилось...

...Мы лежали друг подле друга, измученные и счастливые.

– Теперь я возвращаюсь домой, - сказала вдруг Нино, - потому что вижу, ты совсем не собираешься убивать меня.

– Ты приехала сюда одна?

– Нет, меня привез Сеид Мустафа. Он сказал, что привезет меня к тебе, но если я буду мучить тебя, то сам меня убьет. Вот он, сидит во дворе с пистолетом в руке. Можешь позвать его, если я тебя разочаровала.

Но я не стал звать Сеида Мустафу, а вместо этого поцеловал Нино.

– Ты для этого приехала сюда?

– Нет, - просто сказала она.

– Тогда объясни мне кое-что.

– Что?

– Почему в ту ночь, сидя на коне Сеида, ты не произнесла ни слова?

– Из гордости.

– А сейчас почему ты здесь?

– Тоже из гордости...

Я взял ее руку и стал нежно перебирать тонкие пальчики.

– А Нахарарян?

– Нахарарян?
– тихо переспросила Нино.
– Не думай, что он увез меня против моей воли. Я знала, что делала, и считала, что поступаю правильно. Потом я поняла, что ошиблась, но это не снимает с меня вины. Во всем была виновата я, и я должна была умереть. Вот почему я тогда молчала, поэтому и сейчас я приехала сюда. Теперь ты знаешь все.

Я благодарно поцеловал ее теплую ладонь. Нино говорила правду, хоть и знала, что эта правда может ей дорого обойтись.

Она встала, грустно, словно прощаясь, обвела взглядом комнату.

– Теперь я вернусь домой, - проговорила она.
– Тебе совсем не обязательно жениться на мне, - напряженно улыбаясь, добавила она, - я уезжаю в Москву.

Я подошел к двери, приотворил одну створку. Сеид Мустафа все так же сидел, поджав ноги, и поигрывал пистолетом. Талию, его обтягивал неизменный зеленый пояс.