Алиби-клуб
Шрифт:
Кулак ждал, чтобы вопли стихли, а жертва, мирно затихнув, валялась в своем собственном дерьме.
Но паника была для меня непозволительной роскошью. Русский мог учуять ее запах. Он ей кормился. Смаковал как хорошее вино.
– Я ее любил, – признался Кулак. – Я сделал бы для нее все, что угодно. Сделаю для нее все, что угодно. Почему она захотела тебя, мистер Уокер? Ты слаб. Не такой мужчина должен быть рядом с такой женщиной, как Ирина. Она водила бы тебя за нос как лопуха с одной извилиной. Ты поэтому
Беннет затряс головой:
– Нет.
– Тогда почему? – не отступал Кулак, будто расспрашивал милого маленького ребенка. – Почему ты ее убил?
– Я-я, должно быть, разозлился.
– Да.
– Она меня разозлила.
– Да. И поэтому ты ее убил?
– Богом клянусь, – скулил Уокер, – я не помню, как ее убивал. Я ничего не помню. Меня, должно быть, переклинило.
Кулак указал на обрубок указательного пальца Беннета:
– Довольно болезненно, да?
Беннет кивнул. Он распластался на полу вниз животом, прижимаясь лицом к бетонному покрытию.
– Позволь мне отвлечь тебя от этой боли, – предложил русский.
Он поднялся, взял болторез и отхватил половину среднего пальца рядом с изувеченным.
Мне хотелось заткнуть уши и заглушить крики, но я не могла так сильно согнуть раненую руку. Мне хотелось, чтобы меня вырвало. Хотелось плакать. Паника распухала в горле как воздушный шар.
Кулак стоял и наблюдал за рыдающим пленником, смотрел, как из его искалеченной руки бежала кровь и капала в канализацию.
– Мне жаль! – плакал Уокер. – Мне так жаль! Я не знаю, что произошло!
Я слышала его слова. Смотрела на него, лежащего там. Много раз за всю жизнь я уверяла себя, что для Беннета нет на свете слишком тяжелого наказания. Но все о чем я в данный момент могла думать – убийца не он.
Беннет Уокер мог распускать руки, но он также был, – как назвал его Алексей Кулак – слабаком. Он никогда бы не смог совершить то, что сейчас творил с ним русский, и не выблевать собственные кишки. Он на такое не способен.
– Ты не знаешь, что произошло, – произнес Кулак. Затем развернулся и посмотрел на меня.
– Если ты не знаешь, – продолжил он, – тогда, возможно, твоя любовница сможет нам рассказать.
Глава 62
Лэндри припарковал машину в сорока метрах от подъездной дорожки фермы Шона Авадона. В главном доме было темно.
Единственный свет виднелся в коттедже Елены, перед которым стояла ее машина. Входная дверь приоткрыта.
Вытащив оружие, Джеймс пошел в сторону коттеджа.
Французские двери распахнуты настежь.
Лэндри скользнул внутрь. Единственный светильник горел в гостиной. Все выключено – и телевизор, и даже привычный джаз в стерео-системе.
Он пробирался через дом, беспокойство росло. Гостевая спальня пуста. Комната Елены тоже.
Зазвонил
– Лэндри.
– Детектив?
Русский акцент. Голос громкий и мужской.
– Я звоню из «У Магды».
– Да?
«Бармен», – подумал Лэндри. Крупный лысый мужик с синими татуировками на черепе.
– Вы хотите Кулака?
Лэндри почти ответил «нет». Почти сказал, что Кулак его больше не интересует, но удержался.
– Тот парень на новостях, – ломано продолжил бармен. – Тот, что они сказали, мог убить Ирину.
– Беннет Уокер?
– Он у Кулака. На автосвалке.
– Почему ты мне это рассказываешь? – осведомился Лэндри.
– Я говорю вам за Светлану, – ответил русский. – Мужчина у Кулака, и женщина.
– Женщина? – переспросил Лэндри, мороз пробежал по его коже. Елена у Алексея Кулака.
– Ты приезжай и возьми Кулака, – заявил бармен. – Скажи ему, тебя послала Светлана.
Глава 63
– Он мне не любовник, – ответила я с бравадой, какую смогла наскрести. Если мне удастся дать отпор Кулаку, то смогу выгадать немного времени и найти способ его обезвредить или сбежать.
Хвастливое заявление для женщины в клетке.
– На что он мне? – продолжила я, когда русский подошел ближе. – Он для меня ничто. Кусок дерьма на тротуаре.
– Я видел вас по телевизору, – отозвался тот. – Вы были любовниками. Твой отец – его адвокат.
– У меня нет отца, – отрезала я.
Нечто уродливое промелькнуло в его глазах.
– Ты еще не усвоила, мисс Эстес, что я не люблю, когда мне лгут?
– Ну, меня не особенно взволновало, что меня обозвали лгуньей, мистер Кулак. Поэтому, думаю, мы квиты.
Он не знал, что со мной делать.
– Эдвард Эстес, – пояснила я, – перестал быть моим отцом в день, когда захотел, чтобы я солгала под присягой и дала Беннету Уокеру алиби, зная, что он насильник.
Кулак стоял прямо за шкафчиком, очень близко, и изучал меня как некий музейный экспонат.
– Ты очень дерзкая для женщины в твоем положении.
– Могу себе позволить, – ответила я. – Ты сделаешь, что пожелаешь. Я, по крайней мере, сохраню гордость.
Он развернулся и посмотрел на Беннета, лежащего на полу и плачущего.
– Ты мне не расскажешь, – произнес Кулак. – Ты знаешь, что это был он, но мне не расскажешь. Думаешь, я дурак. Я пришел к тебе за правдой, а ты сказала, что ничего не знаешь.
– Потому что не знаю. Ты хотел правду. Я ее пока не нашла. Поверь мне, он последний человек на земле, кого мне захочется защищать. Он – в лучшем случае насильник, в худшем – убийца. Зачем мне из-за него рисковать жизнью?
Беннет услышал мои слова. Он посмотрел на меня, умоляя:
– Ради Бога, Елена!