Алиенист
Шрифт:
Я еще раз глянул в окно:
– Ну хоть улицы станут чистыми.
– Есть не хочешь? – спросила Сара из кухни. – Я поставлю кофе, к тому же я принесла еды. Но, боюсь, кроме сэндвичей, ничего не получится.
– Сэндвичей? – переспросил я без восторга. – Мы разве не можем выйти куда-нибудь поесть?
– Выйти? – Сара вынырнула из кухни и подошла ко мне. – Нам нельзя выходить, мы должны… – Она замолчала, увидев телеграмму Айзексонов. затем бережно взяла сырой листок в руки. – От кого?
– От Маркуса с Люциусом, – ответил я. – Они получили подтверждение по Джону Бичему.
– Но это же замечательно,
– Я уже отправил ответ, – прервал ее я, покоробленный ее восторгом. – Сказал, чтобы возвращались, как только смогут.
– Еще лучше, – сказал она. – Вряд ли там им удастся еще что-нибудь обнаружить, а вот здесь бы они пригодились.
– Зачем?
– У нас много работы, – просто ответила Сара.
Плечи мои поникли – я до конца осознал, что мои худшие опасения насчет ее намерений были обоснованны.
– Сара, – простонал я. – Сегодня утром Крайцлер сказал мне…
– Да знаю я, – фыркнула она. – Мне он тоже сказал. И что с того?
– То есть как это – что? Все кончено, вот что. Как нам продолжать следствие без него?
Она пожала плечами:
– Точно так же, как и с ним. Послушай меня, Джон. – Схватив меня за плечи, Сара подвела меня к столу и усадила. – Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Но ты ошибаешься. Мы способны справиться и без него. Мы можем это дело закончить.
Я еще не дослушал ее, но уже качал головой:
– Сара, не говори ерунды… у нас же нет ни опыта, ни образования…
– Нам не нужно ничего сверх того, что у нас уже есть, Джон, – твердо ответила она. – Вспомни, чему нас учил Крайцлер. Контекст. Нам не нужно знать все о психологии, алиенизме или всех подобных случаях, чтобы закончить начатое. Нам нужен только этот человек, это конкретное дело – и оно уже нам известно. Собственно, когда мы сведем вместе все, что мы собрали за последнюю неделю, готова биться об заклад – мы будем знать о нем больше, чем он сам о себе знает. Доктор Крайцлер, конечно, играл неоценимую роль, но теперь его нет, и нам он больше не требуется. Ты не можешь все бросить. Не должен.
В словах ее звучали крупицы истины, и целую минуту я раздумывал, но затем снова затряс головой.
– Послушай, я знаю, что для тебя значит эта возможность. И понимаю, насколько это поможет тебе убедить управление…
Я немедленно заткнулся, когда ее кулак больно врезался мне в плечо.
– Чтоб тебя черти взяли, Джон, не смей оскорблять меня! Неужели ты всерьез считаешь, что я это делаю во имя погони за призрачным шансом? Я занимаюсь этим только потому, что мне хочется когда-нибудь снова спать спокойно. Или ты все забыл после своих прогулок в портовых кварталах? – Она подскочила к столу Маркуса и схватила несколько фотографических карточек. – Помнишь вот это, Джон? – Я глянул лишь мельком – я знал, что она держит в руках снимки с различных мест преступлений. – Неужели ты правда считаешь, что если сейчас все бросишь, то сможешь спокойно спать? А что будет, когда он прикончит еще одного ребенка? Каково тебе будет тогда?
– Сара, – взвыл я. – Я говорю не о том, чего бы мне хотелось! Я говорю о том, что сейчас практично.
– Очень практично –
Перестав наконец размахивать руками, Сара несколько раз глубоко вздохнула, оправила платье, прошла по комнате и указала мне на правую зону грифельной доски.
– Вот как я это вижу, – ровно сказала она. – На подготовку у нас есть три недели. Дорога каждая минута.
– Три недели? – удивился я. – Почему?
Она подошла к столу Крайцлера и взяла нетолстую книжицу с крестом на обложке.
– Христианский календарь, – сказала она, показав ее мне. – Вам, я полагаю, удалось выяснить, почему он ему следует?
– Похоже на то, – пожал плечами я. – Виктор Дьюри был священником. Логично предположить… что… – Я попытался найти подходящее определение, но в итоге промямлил нечто похожее на Крайцлерово: – Уклад жизни в их доме, семейные традиции – всё, естественно, с ним совпадало.
Сара позволила себе легкую улыбку:
– Вот видишь, Джон? Ты был не так уж неправ, когда предполагал участие священника.
– Но есть и кое-что еще, – продолжал я, стараясь в точности припомнить ход нашей беседы с Адамом Дьюри, когда мы уже уезжали с его фермы. – Преподобный Дьюри питал особую слабость к праздникам – всякий раз готовил к ним особенно проникновенные проповеди. Но вот его жена… – Собираясь с мыслями, я некоторое время медленно постукивал пальцем по столу. Затем, осознав важность этого соображения, резко поднял голову. – Именно его жена была главной мучительницей Яфета. Так сказал его брат. И самые страшные кары обрушивались на них именно в дни праздников.
Сару, судя по виду, это удовлетворило:
– Помнишь, как мы говорили, что убийца ненавидит лживость и лицемерие? Так вот, если отец проповедовал одно, а дома в то же время…
– Да, – пробормотал я. – Действительно.
Сара медленно вернулась к доске, а затем совершила поразительную вещь: взяла мелок и, не раздумывая, записала на левой ее части все, что я сказал. Ее почерк совсем не походил на аккуратные буквы Крайцлера, но в остальном выглядел вполне уместно.
– Он реагирует на циклический эмоциональный кризис, изводивший его всю жизнь, – уверенно произнесла Сара, откладывая мелок. – Иногда обострения настолько сильны, что приходится убивать. И то, которое случится через три недели, может быть худшим.
– Допустим, – согласился я. – Но я не помню значимых святых дней в конце июня.
– Значимых далеко не для всех, – поправила меня Сара, открывая календарь. – А вот для него…
Она протянула мне раскрытую книгу, я скользнул взглядом по странице и увидел дату: «Воскресенье, 21 июля – Иоанн Креститель». Глаза мои застыли.
– Большинство церквей уже не отмечают этот день, – тихо сказала Сара. – Но…
– Иоанн Креститель… – прошептал я. – Вода!
– Вода, – кивнула Сара.
– Бичем, – все так же шепотом продолжил я, внезапно проведя параллель, хоть и непрямую, но явную. – Джон Бичем…