Алиса в Стране Советов
Шрифт:
— Так, — сказал Кузин. — Я с тобою, Иван. Не возражаешь? — и к Славушкину обернулся: — Ну, что вы все как с паперти сорвались: что подадут, на том спасибо. Почему это нам и дым пожиже, и труба пониже? Одни мальвины про нас — сойдёт! Перебьёмся! Зато домой вернёмся с ведром!..
— Ну ты, майор, ведром не бросайся, — нахмурился Чанов. — Мы люди транзитные. К чему приедем — не знаем ещё.
«Он прав, — подумал Иван. — Наш паровоз дует вне расписания». И сказал Кузину: — У меня там всё зыбко, призрачно. Я не могу вас взять с собой на авось, и есть
— Ещё чего! — заартачился Чанов. — А мы на чём? Отгул плюс получка — такое раз в жизни бывает. И деньги новые надо проверить. Когда меняют, оно не к добру.
— Замри, не каркай! — напрягся в мыслях Кузин и резко свеликодушничал: — Бери, Иван! Потом всё расскажешь.
— Да чего он расскажет, когда в город в одиночку не разрешается? — умно приклеился Славушкин. — Только группой! И она у нас есть. Проверенная. Без «дятла».
И пальцем по столу постучал для ясности и от дурного глаза.
— Что верно, то верно, — пытливо уставился на компанию Кузин. — Ладно. Считай, уговорили. Снаряжайтесь… и…
— И к Сильвии! — докончил понятливый Славушкин.
Чанов молчал, будто ведром пришибленный.
— И к Аннушке, как же без Аннушки! — подмаслил буку Славушкин.
На улицу вышли молча, сосредоточенно и с кошёлками для отвода глаз. Возле запылённого «кадиллака» крутился озабоченный мойщиком Мёрзлый, присаживался на корточки, гладил проворными пальцами заднее крыло.
— Интересно, — сказал он неприятно и вскользь. — Машина новая, а краска уже полетела… Какими-то точками, а? Кхм, любопытно…
Глава IX
О деньги, кто только вас выдумал! Они же, подлые, отражают жизнь полнее всякой литературы.
Держа в уме тот первый загул, вороватые мужички не без зазнайства надеялись, что девочки «Холидей клаба» их в объятиях задушат. Так нет же, барышни встретили богачей с прохладцей, и в подогрев суетливая демонстрация свежих купюр былых восторгов у них не вызвала. В бардаке царила гнетущая семейная обстановка, какая бывает в преддверии развода.
Прямодушная Аннушка с удручающим безразличием отвела хвастливую пачку Чанова, будто пук выдранной из матраца соломы, а злюка Марта насмешливо обронила:
— Un chocho! [62]
— Это почему же!? — по интонации понял неладное Чанов. И, увы, с Ивановой помощью убедился, что назван правильно.
К стыду и горечи оружейника прояснилось, что пока они экономили на дармовом спирте, оберегаемый песо упал плашмя и в сравнении с американской деньгою ценился рыночно — десять к одному…
62
Слабоумный!
Задуманные рубашки Чанова, естественно, поползли по швам.
Не хуже будущего было вчера прозёванное, когда узналось, что в предреформенной панике Чанов мог без труда купить
— Новое время — новые песни, новые песни — фальшивые деньги. Как дальше жить, не представляю.
Девушки не представляли тем более. Давешние пророчества Марты, так невзлюбившей трактор, начали потихоньку сбываться. И толчок тому дал наш космонавт. Нагрянувши на табачный остров, он объявил вдруг, что смолокурам в небо дорога заказана:
— Или-или! — обронил он на митинге, после чего четверо мачетерос из Пинар-дель-Рио немедля отдали предпочтение космосу, прилюдно отреклись от сигар, сигарет, а заодно и от пропитанных никотином стен Пахаритос.
Конечно, четверо смелых погоды не делали. Но сам почин уже настораживал. В переломный момент люди легко обучаются как хорошему, так и плохому. А космонавт наш, по заверениям той же Марты, в числе других подарков ещё и удружил Команданте «Коммунистическим кодексом воздержания» и, пользуясь такой удачей, левые протолкнули правительственный декрет пересадить всех кокоток за баранку такси.
— Утка! — оценил декрет Славушкин, чтобы обстановку как-то смягчить. — Во-первых, машин не хватит. Одной Луге понадобится целый парк. А во-вторых, она говорила, с них четвёртую часть, ну, как с собачьих бегов берут. Это же доход немыслимый! Нет, всё это трескотня, слухи.
— Как знать, — пожал плечами Иван. — Законы мостятся наилучшими побуждениями, Славушкин, и когда ведут к ущемлению, слухи о том сбываются, а вот когда к послаблению — не подтверждаются или… или декрет обзаводится хвостиком.
— Элементарно, — сказал лениво Иван, ловя себя тем же часом на мысли, что тянет время, отдаляет свидание с Ампаритой. — Ну, декларируется, допустим, так: любой и каждый, вне зависимости от возраста, происхождения, партийности и вероисповедания имеет право на отправление сексуальных актов. И к тому хвостиком крохотная добавочка — «в присутствии жены или её доверенных лиц, как правило…».
— Да кто ж на это пойдет!? — вытаращил глаза Славушкин.
— Никто. В том и смысл добавочки. Никто не осмелится и никто не пойдёт, но не по запрету, а по раз-ре-ше-ни-ю, — объяснил разницу по складам Иван. — Это и есть гуманизм нового типа, Славушкин! Что же до «собачьего», как вы выразились, налога с девочек, так в нём и нужды теперь, думаю, нет.
— Ну ты подзагнул, однако! — не поверил замученный платежами Чанов. — Нет таких государств, чтобы долги прощали.