Алька. Технилище
Шрифт:
Отпустив такси по прибытии в Столешников переулок, парни взахлёб стали рассказывать, как они, следуя к бане, нашли на углу Неглинной и 1-го Неглинного переулка кошелёк-подкову с изрядным количеством купюр немалого достоинства в подтаявшем сугробе. Было видно, что кошелёк пролежал в сугробе не один день, основательно промок, так что ж с того, купюры были мокрыми, но целыми. Тут друзья поняли, что это знак – перст судьбы указующий на то, как правильно провести вторую половину субботы.
Что тут скажешь? Против указующего знака самой судьбы и мне переть не было никакого резона. Вдобавок халява, сэр. Мы взяли пару бутылок горилки,
Билетов у нас, естественно, не было, но изрядное количество купюр, потерянных неизвестным раззявой, моментально помогло нам снискать уважительное внимание каких-то жучков, торгующих билетами рядом с кассами. Нашлось три билета на хорошие места, все рядом.
Первым делом на стадионе мы проследовали в буфет, взяли, не скупясь, закусок и стаканы, расположились за столиком, Юрка сорвал за козырёк крышечку с бутылки и стал наливать горилку в стакан, но в этот момент фортуна показала свой женский характер.
Из броуновской толпы снующих в разные стороны болельщиков, из гвалта и суеты, звяканья ложек в стаканах, постукивания вилок, приветственных возгласов, хлопков открываемых бутылок и шипения пивных струй, наполняющих бокалы, материализовалась пара рослых юношей с красными повязками, на которых крупными белыми буквами было выведено «Дружинник». Один из этих пионеров-переростков весьма бесцеремонно взял со стола наполовину наполненный стакан и попытался забрать бутылку из Юркиной руки. Все произошло настолько неожиданно и стремительно, что Юрок по инерции вылил порядочную порцию драгоценного напитка на стол. Всё это, конечно, нас возмутило – какая бестактность и нахрапистость, но два этих сопливых цербера посоветовали нам ознакомиться с вывеской, висящей над буфетом. Да видели мы её, на ней было крупными буквами написано: «Приносить и распивать спиртные напитки запрещено», – и чего? А вот чего – нам было предложено отдать им бутылку и проследовать в комнату народной дружины, а в случае неподчинения была обещана встреча с нашей родной советской милицией. Последнее показалось нам совсем не нужным, и мы проследовали в указанное место, сопровождаемые двумя этими продолжателями дела Павлика Морозова.
Комната народной дружины была метров под сто, в центре стоял длиннющий стол со стульями, вокруг которого толпились юные блюстители законности и несколько милиционеров, а по периметру зала вплотную к стенам стояли небольшие столы, возле которых стояли кучками такие же бедолаги, как мы, – шли разборы полётов.
Нас подвели к одному из этих столов, дружинник, поставив перед сидящим за столом мужиком явно некомсомольского возраста наполовину наполненный стакан и початую бутылку с нашей горилкой, произнёс:
– Распивали в буфете, после чего присоединился к толпе гомонящих вокруг стола филёров.
Коронер наш каким-то плотоядным движением взял в руки бутылку, рассмотрев этикетку, одобрительно кивнул головой, а затем стал переливать в неё горилку и из стакана. В процессе этого увлекательного занятия он, не поднимая головы, со значением, хорошо поставленным голосом трибуна произнёс:
– А вы, молодые люди, читали объявление на стене буфета? Как же вы так? У нас сегодня праздник спортивный, собрались любители такого замечательного вида спорта, а вы себе позволяете. Ну, я вижу, вы ребята ещё не конченые, ладно, по первому разу так и быть протокол составлять не будем, отпустим вас под честное слово, что вы не повторите
Тут Юрка, как бывший комсомольский вожак, отлично понимающий, какая судьба ждёт конфискованную у нас бутылку, произнёс:
– Да ладно, всё понятно про вас, любителей хоккея, игра начнётся, а вы тут жбаниться начнёте и горилочку нашу оприходуете.
Мужик поднял голову.
– Не хочешь по-хорошему, не осознал. А пойдём вместе, я на твоих глазах её в унитаз вылью. Кстати, а что у тебя в портфеле, может, ещё одна бутылка?
Стало припекать, Юрка понял, что переть на рожон бессмысленно.
– Да ладно, это я так, в шутку, мне, когда я в Сокольническом райкоме ВЛКСМ инструктором мантулил, тоже в оперотряде дежурить приходилось.
Мужик поднялся, протянул Юрке руку.
– Ну, вот видишь, почти коллеги, всё знаешь. Ладно, идите уже, не попадайтесь больше.
Они пожали друг другу руки, и мы вернулись буфет. Место наше было занято, но это было дело поправимое. Юрка был собран и целеустремлён, формулировал задачи:
– Стас, давай снова в буфет, Алек, поищи места за столиком, действуем так: по одному идём в сортир, заходим в кабинку, выпиваем и возвращаемся сюда.
Сказав это, он взял чистый стакан с подноса буфетной стойки, сунул его в портфель и бодрым шагом направился к выходу. Минут через десять, когда я уже сидел за столом – караулил места, вернувшийся из уборной Юрок вручил мне портфель как эстафетную палочку и произнёс:
– Давай ты.
Он остался дожидаться Стасика с закуской, а я двинул по его горячим следам.
В сортире меня поначалу озадачило изрядное скопление народа, разобравшись, я понял, что всё не так печально. В каждую кабинку стояла небольшая очередь, человек по шесть-семь, но входили они группками по два-три человека, потом слышалось позвякивание горлышек бутылок по краям стаканов, бульканье жидкости и кратковременная пауза, выходили раскрасневшиеся, не задерживались – понимали, народ ждёт. Я также никого не задержал, в итоге на трибуны мы попали подготовленными.
Сказать по совести, я хоккеем или футболом интересуюсь только тогда, когда проходят крупные международные состязания, и только по телевизору, то есть болельщик так себе, на стадионе был впервые, но зрелище мне понравилось, атмосфера и всё прочее. Кричал вместе со всеми, свистел, всё как положено, но чувствовал себя как Расул Гамзатов, сидящий в президиуме Верховного Совета СССР и отбивший по этому поводу телеграмму жене следующего содержания: «Сижу в президиуме, а счастья нет».
Выйдя после окончания игры на улицу, Юрка пересчитал оставшиеся деньги – на ресторан не хватало, но на пару бутылок вина с закуской – вполне, чем и занялись. Пили на какой-то стройке, потом чуть не подрались с такими же искателями приключений на троллейбусной остановке, всё по стандарту. Дома был за полночь.
***
На работе меня перевели в группу Иванова Бориса Петровича, точной причины перевода я не знал, но догадывался, наверняка постаралась мамуля, решила, что Борис Петрович лучше будет держать меня в руках. Не скажу, чтобы я сильно расстроился, но и не обрадовался, это точно.
Мне нравилось работать с Берлинером – были по душе его точные формулировки, язвительные остроты, мгновенная реакция, умение не теряться в любом разговоре или ситуации. Был ещё один факт в его биографии, за который я уважаю людей априори, – он был фронтовиком.