Алкины песни
Шрифт:
– Поздно родилась я, Сережа, - проговорила, наконец, Алка.
– Как поздно?
– Так. На целых четыре года.
– Пустяки, - тихо отозвался Сергей и через минуту проговорил еще тише: - Не могу я без тебя... Уедем куда-нибудь.
И еще помолчав, добавил:
– Запутался я...
– А я не запуталась. Люблю тебя - и все. Давно, Сережа...
– Вот видишь, вот видишь...
– несколько раз повторил Сергей, но Алка так и не могла понять, что означает
– Хорошо, - произнесла вдруг она.
– А?
– Хорошо, говорю, Сережа. Я счастливая сейчас...
Сергей не ответил. Он погладил ее по щеке широкой мозолистой ладонью и только тогда понял, что она плачет.
– Ты чего?
– Так я...
– Не надо, - несмело попросил Сергей.
Алка не шевелилась. Через несколько минут она спросила:
– Помнишь, как вы с Любой свадьбу играли?
– Зачем ты... об этом?
– А я стояла вечером возле вашего дома, в саду. Обнимала дерево, смотрела в окно и плакала, - тихо продолжала Алка, будто не слыша его вопроса.
– Ты смеялся, смотрел на Любу... И она тоже смеялась. Я думала: вы надо мной смеетесь. Дед Максим меня там и застал. "- Ты чего тут делаешь?" - спросил он. Я ответила: - "Пусть Любка не смеется надо мной..." Глупая я была. Дед так и сказал: - "Глупая ты".
– Видишь, я сам пришел к тебе, - глухо проговорил Сергей.
Любкины печальные глаза не удерживали его больше, да он и не думал о жене. Было темно позади, темно впереди. Но он шел и шел в эту темень, надеясь, что должен быть где-то просвет.
Когда рядом раздавался Алкин голос, Сергею становилось легче.
– И все эти четыре года после твоей свадьбы я любила тебя, Сережа, продолжала Алка.
– Ночами плакала, а днем пела. Когда становилось совсем трудно, шла туда, где был ты. Помнишь, весной у костра?.. А иногда ты и не знал, что я рядом. Не догадывался ты ни о чем.
– Догадался, видишь...
– И все-таки мне было хорошо, Сережа, - неожиданно заключила Алка.
Через минуту осторожно освободилась от его руки, встала, сняла с себя пиджак. Хопров тоже встал, обнял ее обеими руками и сильно прижал к себе. Алка вдруг обхватила его за шею и, плача, стала целовать в щеки, в лоб, в губы...
Это мгновение отняло у Алки; видимо, последние силы, и она повисла у него на шее, не разжимая рук. Он бережно поддерживал ее, потом хотел посадить на прежнее место.
– Не надо, - прошептала Алка, и Сергей почувствовал, что к ней возвращаются силы. Она тверже встала ногами на землю, разжала руки. Шагнула в сторону и прислонилась спиной к толстой сосне.
–
Сергей подошел к ней. При бледном неясном свете луны он увидел сухой блеск ее глаз и неожиданно понял, что самое страшное для него только начинается.
– Алка!..
– Все, Сереженька, - быстро ответила Алка и подняла руку, как бы защищаясь от него. И добавила: - Прости меня... Я все рассказала тебе. Иначе я не могла... А теперь - все...
– А как же я?..
– У тебя жена, дети... А я уеду куда-нибудь. Опередила меня Люба...
– Не могу я вернуться к ней, - проговорил Сергей, опускаясь на полусгнивший пень.
– Можешь... Не к Любе, к детям...
– прошептала Алка и медленно пошла прочь. Сергей хотел что-то крикнуть ей вслед, вернуть, но понял вдруг, что это бесполезно, что Алка не послушается. И промолчал.
Алка уходила все дальше и дальше. Вот она поравнялась с тем местом, где весной Сергей жег костер, вот прошла залитую дрожащим матовым светом небольшую полянку и вдруг исчезла до удивления быстро, словно растворилась в непроницаемой мгле.
Через некоторое время оттуда, из темноты, донесся тонкий и жалобный Алкин голос:
Может, весной, может, осенью звонкой,
Когда полыхают березки в огне,
Ко мне, молодой и беспечной девчонке,
Любовь пришла ко мне...
Ничего не соображая, ни о чем не думая, долго сидел Сергей на полусгнившем пне, слушал все более далекую Алкину песню.
По верхушкам деревьев потянул ветерок. Стало вдруг холодно.
Я с милым простилась под елью высокой.
Простилась навсегда...
донесся в последний раз далекий голос и замер. Лес безмолствовал.
* * *
Вот и весь рассказ об Алке Ураловой и Сергее Хопрове.
Что же было дальше?
Сергей Хопров остался со своей семьей. С ними живет сейчас и Максим Теременцев. Со стариком случилось несчастье - он потерял свою прожженную в двух местах трубку. Три недели старый Максим мучился без курева, уверял всех, что у него "уши припухают и в груди вроде кошка усами щекочет". Потом не вытерпел, пошел в магазин и купил новую трубку. Однако курить неожиданно бросил. Говорит, отвык. А трубку тщательно завернул в чистую тряпочку и положил на дно сундука.
Вообще же Люба Хопрова считает, что их семья в Черемшанке - самая счастливая.
Алка Уралова никуда не уехала. Она по-прежнему работает на овцеферме и поет. Песни ее порой кажутся странными и непонятными даже для жителей Черемшанки. Только один человек в селе мог бы многое рассказать о них. Но просить его об этом, пожалуй, бесполезно.