Алкоголики
Шрифт:
Что касается президента медицинского общества, тот был далеко не молод, а старики теряют волю к борьбе; главный принцип любой политики — никогда не руководствоваться моральными соображениями. Должностное лицо сместили. Доктор Пертборг, избранный без голосования на основании единодушного шумного одобрения, добродетельно отказался от этой чести. Он заявил, что цель его достигнута и он не хотел бы воспользоваться случаем.
Нет нужды говорить, что он им воспользовался. Он получил бесплатную рекламу, стоящую сотни тысяч долларов, и, тщательно просеяв результат, отобрал
Более того, распугав конкурентов, он со своими протеже остался у кормушки в одиночестве. Правда, ненадолго, ибо извечная людская алчность быстро пересилила страх. Но какое это было время! Именно тогда и произошло его знакомство с семейством Ван Твайн, позднее переросшее в тесные и длительные взаимоотношения.
Барбара Хайлинджер Д'Арси Ван Твайн забеременела. Консультанты доктора Пертборга после консилиума с самим доктором пришли к заключению, что рождение ребенка будет сопряжено с серьезным риском для жизни. Другими словами, ей был необходим аборт. И он был ей сделан. После этого она вернулась к своим прежним занятиям, которые включали игру в гольф, теннис, плавание и прыжки с вышки.
Это послужило началом дружественного союза Ван Твайнов и Пертборга. Конец же... ах, конец....
В какой момент доктор Пертборг начал задумываться о конце?
Вы двигаетесь по прямой и попадаете туда, куда стремились. Люди, которых вы отодвинули на своем пути, уже почти достигли вашего положения и больше вас не беспокоят. Они всем довольны. Вы стали друзьями, насколько это вообще возможно. Им ничего не нужно от вас, а вам — от них. Прошлое забыто.
Вы прожили шестьдесят лет из отпущенных вам семидесяти: представительный, активный, богатый — все в достаточной мере. Вы имеете все, к чему стремились, — состояние, положение, семью. Вы достигли почета и уважения, вам не о чем беспокоиться.
И тут появляется эта старая ведьма с глазами-буравчиками, древняя, но как бы не имеющая возраста, которая еще не получила всего,чего хотела, — и никогда не получит, черт бы ее подрал! — и дает вам пинка под зад.
Бессмысленно взывать к ее чувствам — как можно взывать к тому, чего нет, — бесполезно обращаться к ее разуму — она не собирается ничего обсуждать. Остается лишь двигаться в заданном ею направлении.
Сидя напротив доктора Мэрфи, доктор Пертборг выглядел расстроенным, а на душе у него скребли кошки. У него было предчувствие, что, как бы ни обернулось дело, его в любом случае ожидает катастрофа. Но действовать все равно было нужно. В противном случае, если он будет, как она выразилась, ломаться, катастрофа произойдет сразу.
Доктор Пертборг засиял улыбкой и приветливо кивнул доктору Мэрфи, вежливо напомнив о цели своего визита. Но взгляд у него был отсутствующий: перед его мысленным взором возникла она — крючконосая, с поджатыми губами и пронзительными маленькими глазками. Иссохшая ведьма, восседавшая на стуле, похожем на трон, царственной осанкой и богатством могла поспорить со своей знаменитой тезкой.
— Но моя
— Я вам уже сказала, чего я жду от вас. И никакая я вам не «дорогая Виктория», старый ханжа. Меня от вас просто тошнит!
— Но... но это же противоречит всякой этике! Это, по сути, убийство. Вы же не хотите убить своего собственного внука.
— Именно этого я и хочу больше всего. Но, к сожалению, вынуждена считаться с общественным мнением.
— Не могу... не буду я этого делать!
— Ну что ж, прекрасно.
— А что... ч-что вы намерены сделать, Виктория?
— С вами? Ну, мне кажется, мы с вами похожи. Как бы вы поступили, Амос, имея мои возможности?
* * *
Доктор Пертборг снял пенсне и потер его о лацкан своего двухсотдолларового пиджака. Потом водрузил его обратно на нос и, наклонившись вперед, сморщил мясистое лицо в сочувственную гримасу.
— А что Хамфри? — спросил он. — Как там наш бедный мальчик?
— Хотите посмотреть на него?
— О нет, нет, что вы, — запротестовал доктор Пертборг. — В этом нет никакой необходимости. Я вам полностью доверяю, доктор.
— Почему?
— Что значит — почему?
— То и значит. Почему? Я ведь всего лишь психиатр с ограниченной практикой.
— Вы себя недооцениваете, доктор. У меня самые блестящие отзывы о ваших талантах.
— Талантах мозгового хирурга?
Доктор Пертборг сжал губы и надул щеки, став на мгновение похожим на большую рассерженную жабу. Однако быстро справился с раздражением. И продолжил беседу в приветливом тоне, в котором, впрочем, звучал некий мягкий упрек.
— Любовь, — произнес он с выражением, — вот что нужно нашему мальчику, доктор. В конце концов — а я знаю, что в этих вопросах вы вовсе не такой невежда, каким хотите казаться, — что еще мы можем для него сделать? Как часто люди, перенесшие лоботомию, возвращаются к нормальной жизни, даже будучи под наблюдением самых известных специалистов? Довольно редко, верно? Нам известны данные, доктор, — масса неудачных исходов и весьма мало, прискорбно мало успешных результатов. Поэтому давайте поступим с ним, как нам велит сердце. Оставим его здесь, в лоне семьи, и дадим ему... — Доктор Пертборг запнулся и холодно спросил: — Я сказал что-нибудь смешное, доктор?
— Да нет, что уж тут смешного, — возразил доктор Мэрфи. — Согласен, показатель выздоровления после префронтальной лоботомии крайне низок. Как психиатр, я считаю, что подобная операция не дает никаких гарантий. Тем не менее...
— Но у нас не было выбора, доктор.
— Не вполне уверен, но давайте не будем об этом. Хамфри перенес операцию. Сейчас ему надо дать шанс. И он может получить его только там, где его оперировали. В клинике «Пейн-Гволтни» в Нью-Йорке.
— Не согласен с вами, доктор.