Алкогольная независимость
Шрифт:
Майор в своё время навоевался, настрелялся, и психика его пошатнулась. Не так сильно, чтобы прекратить работу в органах, но достаточно для вызова в подчинённых ужаса и недоумения. Начальству он давал раскрываемость и опёку над узником папенькиного приговора. Большего не требовалось.
– Ладно, сынок, что-нибудь придумаем, – внезапно подобрев, произнёс майор себе под нос, похлопывая по плечу «сынка». Тот начал валиться вбок – тяжёлый ПМ и без того перевешивал хрупкое равновесие богатыря-доходяги, а неконтролируемая сила вояки в задумчивости провоцировала дальнейший крен корпуса утлого судёнышка. Очнувшись от применяемого
– Ничего, запоминай, как надо работать, будешь у меня ещё тем спецом!
Он подтолкнул к выходу недолюбленное существо, а из сжимаемого в кулаке платка закапали на землю солдатские слёзы.
Про Петра Никаноровича
Пётр Никанорович, в прошлом директор сомнительных заведений, будучи по природе человечным, мягкотелым и добросердечным, за двадцать лет так и не добился ни существенных финансовых, ни карьерных результатов. Начинал он специалистом, и быть ему в подчинении до века, если б воля судьбы не взгромоздила его на опустевшее место босса.
Юнцом приступил он к службе. Выпали ему испытания, выдержать которые мог стойкий и скрытный характер. Его-то и пришлось воспитывать.
Среда, где уверенным набиванием шишек Пётр обучался ремеслу, пестрела женственностью и в крепости начальствующих узлов ядовитостью. До желчной горечи. Так закалялась не сталь – образ будущего семьянина. Порой яд из кабинетов растекался по коридорам, проникая в персонал. Для защиты требовалось нырнуть в себя. Кто не успевал или не умел, поражался ядом и принуждался уничтожать человеческое в ближнем. Однако у работников ближе всех находились их собственные головы и сердца. По принятии яда жертвы портились, выглядели несчастными, клонились к столам в тайной надежде рассовать зло между страниц ведомостей, счетов, накладных, платёжек, рьяно рылись в бумагах, обретая в осанке неизгладимые черты раба. Единственное доступное спасение – неистовое медитативное погружение. Там, глубоко внутри, где прятался вдох, сталь была не нужна.
Как показывала практика, состояние погружённого в рутину работника не вызывало опасений у руководства. Малейшая отвлечённость от бумажной суеты оценивались как критика начальства. Босс хищнически взирал на сиюминутных бездельников, бросался своим жёстким «работайте лучше», поддерживая устойчивую атмосферу. Разумеется, лучше не становилось. Хуже – да, невыносимее – однозначно.
Глаза, равномерно двигающиеся по экрану компьютера, с подобной синхронностью пальцы, бьющие по клавиатуре, и оригинал документа на столе – главный фетиш и причина движений и стука – вот достаточный набор инструментов и магических пассов для показательного выступления перед нерадивым боссом и его приспешницами. Упиваясь властью, те утоляли жажду возвышенного парения над трудом покорных.
Иногда, в дни сбора доходов, они поневоле опускались в ряды рабов, помогая с расчётами. По завершении, ближе к полуночи, удалялись в узкий руководящий круг на тайный делёж будущих премий. Рабы устало расползались по домам, готовые через несколько часов приступить к новому этапу обслуживания клиентов и обеспечения прибыли.
Выдержка разведчика крепчала день ото дня. Вскоре босс не выдержал натиска яда, конкуренции и отсутствия связей в обществе, бросил
Приступив, с первого дня он взвыл, по обыкновению, про себя, в глубоком, натренированном годами практики «внутри», там, откуда – страшно думать – рождалось хорошее, и куда с первых часов неотвратимо полезла работа.
Невозможность разрешения этой дихотомии укрепляла позиции руководителя и от выбранного пути – домашнего нытика, причём последнего приходилось скрывать как от первого, долженствующего держать физиономию начальника и носить его плечи, так и от себя во избежание отторжения, и, конечно, от подруги. Пока круговая оборона удавалась, процветала дальнейшая закалка разносторонней личности.
Однажды Пётра Никаноровича пригласил играть в карты районный начальник государственного заведения в компании со своими друзьями – бывшими полицейскими и военными. Игра шла ровно и победоносно, пока гость сохранял концентрацию. Стоило ему отвлечься (в этом он был большим профи, нежели в устойчивом внимании на внешнем) от скучной игры, соперники с азартом отвоёвывали своё. На прощание один из бывших, по-ментовски прищурив глаз, выдал:
«Ты случаем, Пётр Никанорыч, не в разведке служил? Выдержка у тебя военная!»
«Нет, – довольно отвечал гость, – пятнадцать лет с бабами, пятнадцать лет», – хитро улыбаясь, с тем же прищуром отвечал приглашённый. Психология – штука въедливая, как мелочная начальница: обойдёшь вторую – шкурой освоишь первую.
«…Вы можете больше!» – без умолку твердили сверху. Способы и рычаги реализации этой «мощи» не разъяснялись и, по мнению Петра Никаноровича и его коллег из соседних городов, нарочно скрывались от неуспевающих управителей.
«Это ни в какие ворота не лезет!» – еженедельно выслушивал оценку работы наш начальник.
«Где Ваши результаты? Чем Вы там заняты? Планы никто не отменял!» – с поддельным уважением кудахтали по телефону ответственные за районы в страхе потерять прибавку к зарплате. Провода телефонной связи плавились от витавшего ужаса административных мер, морального унижения, коллективного позора, физической боли от угроз личных финансовых потерь и иных стабильных мерзостей.
Перепробовав всё, что мог выдавить из себя, и не найдя выхода, он махнул рукой на потуги: «Будь, что будет!» и сбежал.
В разительном отличии от Петра, жена его, Мария Иосифовна, человек властный, исполнительный и надёжный находилась на хорошем счету у шефов, выполняя не только текущие, но также вкривь и вкось поставленные задачи умудрялась успеть в срок.
С раннего детства она привыкла стоять за себя и морально, и физически, умела говорить, приказывать и получать желаемое. К тому же курила. Этот фактор известным делом имел перевес в уличных диалогах и спорах. Детская твёрдость перерастала в женскую прямолинейность и несгибаемость, отлично подходящие к стройному управлению коллективом. Тем более семьёй.