Альковные секреты шеф-поваров
Шрифт:
Брайан и Ян глядели друг на друга — молча, напряженно. Хлопнула дверь гостиной, щелкнул замок входной двери.
— Знаешь…— начал Кибби.
Ян махнул на него рукой:
— Подожди, помолчи. Просто послушай меня…Я тебе должен что-то сказать.
Его лицо было столь серьезным и взволнованным, что Кибби в ответ лишь кивнул.
— Понимаешь, жить в нашем городе, в нашей стране… Для таких, как мы, это нелегко.
Кибби вспомнил тягучие школьные годы: одиночество, издевательства одноклассников, неудачные попытки влиться в коллектив… Друг говорил правду.
— Иногда бывает тяжело признаться самому
Кибби хотел заговорить, однако слова застряли в пересохшем горле.
— …я подумал: зачем Брайан связался с таким подонком? С грязным, грубым животным, не способным на нежность и уважение…
— Я же…— У Кибби заплясали зубы, спина покрылась гусиной кожей.
— …когда рядом есть человек, который ему близок, который его любит, который всегда готов…— Ян подался вперед.— Да, Брайан! Я очень много думал, мучился… Я тебя люблю, Брайан!.. Ну вот: решился и сказал.— Ян усмехнулся, посмотрел в потолок.— Небеса не разверзлись, гром не грянул. Я тебя давно люблю, Брайан. Просто не догадывался, что ты такой же, как я. Ты ведь девчонками интересовался, разными там Люси… Боже! Каждый раз, как ты упоминал эту сучку, у меня гвоздь в сердце поворачивался! Вовсе незачем было так притворяться, вести двойную жизнь…
— Нет! Подожди! Ты не прав!— пискнул Кибби.— Я был…
— Хватит, Брайан. Довольно лжи, довольно жалких масок! Столько лет тупые мужланы вроде Макгриллена дразнили нас пидорами и гомиками, а мы безропотно терпели! Но теперь — что они могут нам сделать? Что они могут сказать, чего мы еще не слышали? Мы взрослые люди, Брайан! Снимем квартиру на двоих…
— Нет!— вскричал Кибби.
— Думаешь, я боюсь заразиться? Ерунда! Я понимаю, ты болен. Ну что ж, буду за тобой ухаживать…
— Да ты с ума сошел! Я не голубой! Не голубой!
Ян обратил ладони вверх и пожал плечами. Его кадык раздулся; казалось, что наружу вот-вот вырвется сидящий внутри паразит.
— Типичный случай бегства от реальности! Что ж, понимаю. Твоя мать религиозная женщина, а христианство порицает гомосексуализм. Но в Библии, ты знаешь, содержится масса свидетельств…
Единственное, что Кибби оставалось,— это посмотреть возбужденному другу в глаза и ровным тоном произнести:
— Пойми, я не хочу с тобой жить. Не хочу быть твоим любовником.
Ян почувствовал, как ветер покидает его паруса. Секунду он сидел понурясь, не зная, что сказать. Затем поднял голову и опалил Кибби испепеляющим взглядом.
— Значит, я тебе не нравлюсь? Ха! Да кто ты такой! Это ты говоришь мне?— Ян упруго вскочил и указал на зеркало.— Ты почаще вот сюда заглядывай, овца толстожопая! Не забывай, в кого ты превратился. Я хотел тебе одолжение сделать, понял?!. Провожать не надо!— Он развернулся на каблуках и рванул к выходу. Потрясенный Кибби услышал, как хлопнула сначала одна дверь, а потом вторая.
Шеннон собрала волосы в пучок: вид у нее строгий, но симпатичный. Я спрашиваю, не хочет ли она выпить после работы. Она отвечает что должна закончить отчет, и предлагает встретиться в половине шестого в «Кафе-Рояль». Я уже решил: сегодня скажу ей, что считаю своим отцом американского повара из Калифорнии.
Появляется Шеннон только в шесть. Вместо того чтобы сесть рядом
— Что будешь пить?— спрашиваю я нервно.
— Ничего. Я сейчас ухожу. Одна. Между нами все кончено, Дэнни.
Она говорит отстраненным, бесцветным тоном, каким пользуются все женщины, бросающие своих мужчин. Я уже начинаю к нему привыкать.
Глубокомысленно кивая в ответ, чувствую в желудке жгучую желчь отторжения, словно выпил дешевого некачественного виски.
— Наша связь сослужила свою службу,— продолжает она.— По крайней мере для меня. Да и для тебя, подозреваю, тоже. Пора жить дальше.
Волна эмоций наполняет меня, перехлестывает через край. Шеннон, конечно, права. Но мне сейчас нужен… кто-нибудь! Почему девушки бывают так сногсшибательно красивы именно в тот момент, когда посылают нас на фиг? Мои глаза увлажняются.
— Все правильно,— говорю я, накрывая ее руку своей и слегка сжимая.— Ты замечательная девушка, Шеннон. И очень хороший человек. Я таких мало встречал.— В моем голосе дрожит неподдельная искренность.— Просто момент неудачный для нас… Я понимаю, эти слова давно превратились в клише; люди, расставаясь, произносят их на автомате — и тем не менее: давай останемся друзьями! Настоящими друзьями. Я бы очень этого хотел.
— Ну разумеется!— В глазах у нее слезы, в голосе — легкое разочарование, причина которого понятна. Готовясь к последнему разговору, женщины всегда настраиваются на жестокость, входят в образ неумолимого вышибалы, репетируют решительные реплики, и собеседник им, в общем, не нужен; само его присутствие, пусть даже безмолвное, лишь разрушает созданный в воображении идеал.
Она вытирает глаза, встает, целует меня в щеку.
— Точно не хочешь выпить?— спрашиваю я с ноткой отчаяния: очень хочется рассказать кому-нибудь про американского повара.
— Не могу, Дэнни,— отвечает она с грустью. И сочувственно качает головой.— Увидимся завтра на работе. Пока!
Она направляется к выходу, цокая каблучками по мраморной плитке.
Прежде чем заказать очередную кружку, я должен зайти к матери. Расспросить ее о поварах, с которыми она работала, упомянуть некоторые имена, посмотреть на ее реакцию. Я отставляю недопитое пиво, выхожу на Литский подъем и сажусь на шестнадцатый автобус: идти пешком мимо призывно распахнутых баров слишком мучительно.
Сперва я захожу домой и снова открываю опус де Фретэ.
Составлять эту книгу оказалось много сложнее, чем вы думаете. Когда я обратился к знакомым шеф-поварам с просьбой поделиться сокровенными рецептами — не только изысканных кушаний, но и способов соблазна, любовных игр, неутомимого темперамента,— ответом мне поначалу было замешательство. Многие решили, что я просто шучу: опять этот де Фретэ со своим эксцентричным чувством юмора! Иные попросту обиделись, приняв меня за бесстыжего пройдоху, озабоченного прибылями на скандальных тиражах. Однако нашлись в наших рядах смельчаки, люди свободного духа, согласившиеся открыть читателям свои пикантные секреты! И я благодарен им от всего сердца, ибо спальня шеф-повара должна быть подобна его кухне: арена, где воплощаются мечты, где из божественной смеси вдохновения, мудрости и дерзаний рождается сияние высокого искусства и чистого наслаждения.