Алло, Милиция? 2
Шрифт:
Обед был очень кстати, потому что вместо завтрака в пустой желудок упала только печенька, залитая слабым чайком, принесённым в купе проводницей около шести утра.
Конечно, мало что напоминало ужин с шампанским и при свечах. Более того, если бы присутствовал ящик шампани и три горящих канделябра, а на улице сгустился вечер, всё равно не получилось бы интимных посиделок. Некрупная с виду, Вацлавовна заполняла собой всю кухню, всю квартиру и даже всё мироздание.
— Как твои успехи, дочь?
— Занимаюсь, мама. Только
— А ваши, Егор?
— Мне зачли практику за раскрытое преступление. На этой неделе забираю аттестацию из милиции. Потом диплом, госы и военные сборы.
— Настя мне говорила, вы подрабатываете в «Песнярах»?
Он рассказал про потогонную систему на концертах, правда — приносящую неплохой доход. В конце добавил:
— Ну не на стипендию же снимать квартиру, живя с девушкой.
За последние два слова она уцепилась как коршун за мышку.
— Живя с девушкой… Без росписи? Или у вас и так семья?
Настя сверкнула глазами, но не ответила, предоставив выпутываться Егору. Сама, видно, исчерпала аргументы.
— Знаете ли, Екатерина Вацлавовна, сказочку про сороконожку? У неё спросили: у тебя сорок ножек, как же ты ходишь и не спотыкаешься? Она задумалась, и ножки начали заплетаться. А мы просто живём, хорошо живём, предохраняемся, но пока нет определённости — куда и как двигать по окончании вуза, не принимаем кардинальных решений, чтоб не запутаться в ногах. Насте не нравится ни моё милицейское, ни музыкальное поприще.
— С ней-то как раз решено, — возразила женщина непререкаемым тоном. — После окончания вуза устраивается в заочную аспирантуру и начинает работать ассистентом кафедры в Гродненском университете.
— Видите, как хорошо, когда заранее известно. Я определюсь только в октябре, когда получу диплом.
— Почему так поздно?
— Ну, ма! — вмешалась, наконец, Настя. — У мальчиков на юрфаке после пятого курса военные сборы на три месяца. Только тогда им вручают дипломы. Я же тебе говорила.
— И я тебе говорила. Ты собираешься жить с молодым человеком до октября. Без росписи и без определённости. То гржешне! И по католицким, и по человеческим законам.
— Мама! — Настя швырнула вилку, мелкие крошки пюре разлетелись по столу. — Кто бы говорил про «грешно», но не ты. Вспомни про моё «грехопадение» и своё участие.
— Антон — мальчик из хорошей семьи, — невозмутимо парировала та. — И уже давно был бы твоим мужем, если бы себя правильно повела.
— Он никогда не собирался на мне жениться. С твоей подачи — потрахался в своё удовольствие и свалил.
— Фу… Как ужасно сказалось на тебе милицейское влияние. «Задрот», «трахаться»… Вы, наверно, без меня и матом ругаетесь?
Пришло время вмешаться Егору.
— Что бы мы ни делали, одно гарантирую: если у нас с Настей будет дочь, мы точно никогда не подложим её под сына начальника ради моей карьеры.
— Матка боска… Настя! Как ты
— Знает он или не знает, мама, это не влияет на мою оценку твоего поступка. Сожалею лишь о том, что тебя послушала.
— Нет, ну вы видели? Она жалеет, что слушается мать! Ты всего за два месяца неузнаваемо изменилась! Я никогда не видела тебя такой — вздорной, упрямой, непослушной. Цо то бендзе далей? Если останешься с ним до октября?
— Далей я хочу спросить вас, глубокоуважаемая Екатерина Вацлавовна, надолго ли вы в Минск? Скоро ли собираетесь домой?
— Пшепрашам… Вы меня выгоняете? Уезжаем сегодня же.
— Мама имеет в виду, что я должна ехать с ней немедленно. И писать заявление на перевод на заочное либо брать академку.
Егор спокойно доел второе, сдерживая эмоции.
— Дорогая, поставь, будь любезна, чай. Вам же обеим, дорогие дамы, скажу вот что. Настя на распутье. Вы поступаете по отношению к ней несправедливо, но она понимает, в любом случае — вы её мать. Как-то вам нужно налаживать отношения. Но остаться она хочет со мной и самой решать как жить дальше, без вашего нажима. Милая, твой выбор.
Она поставила чайник на плиту и села, подперев щёчку веснушчатым кулачком, обожая такую позу в задумчивости.
— Вот вы сидите передо мной двое, близкие мне люди. Папы и сестры рядом нет, и ладно, ещё бы и они душу рвали. Вот. Мама говорит в тоне ультиматума. Егор, ты вроде мягко стелешь, а фактически ставишь условие: или я с тобой, или с мамой. Не возражай! Зачем вы со мной так?
— Доченька… — Екатерина Вацлавовна протянула к ней руку, та отпрянула.
— Не обвиняй меня в том, Настя, чего я не делал, у меня хватает реальных злодейств. Любая проблема решается, если подойти к ней с умом. Предлагаю компромисс. «Песняры» едут в месячный тур по Украине, я отказывался, но могу присоединиться. До 1 апреля вернусь, надо диплом сдать. Настя, останься до конца недели. А потом отпрашивайся на филфаке под любым соусом и давай — в Гродно, пробуй наладить отношения в семье. Вам же, Екатерина Вацлавовна, если желаете задержаться в Минске, я сниму гостиницу.
— Месяц… Месяц?! — Настя обогнула стол и бросилась к Егору. Глаза наполнились слезами. — Я две недели без тебя едва вытерпела!
Она прижала его голову к своей маленькой груди, он обхватил её за талию. Даже у Вацлавовны хватило такта молчать и не вмешиваться.
— Мне обещали открытку на ВАЗ-2105, — признался он через пару минут. — Восьми тысяч на машину пока не накопил. Часть одолжу, но хотя бы половину заработать должен сам. Потом, если держаться за «Песняров», сделают письмо на ректора БГУ от Министерства культуры — освободить меня от сборов ради поездки в Мексику и Никарагуа. Лучше мир посмотрю и немного деньжат прикоплю, чем месить сапогами пыль задарма. Так и так — три месяца меня не будет.