Аллоген. Пенталогия
Шрифт:
Спустя несколько дней после первого поцелуя Макс провожал Аню до дома. Лето во всю уже вступало в свои права. Зелень заполонила все улицы, а солнце ласковыми вечерними лучами гладило верхушки деревьев. Начинало холодать, но Макс этого не ощущал. Он был в своей самой лучшей рубашке с короткими рукавами и в ней он не ощущал такого чувства смущения, которое он испытывал обычно, когда встречные люди кидали на них взгляды. Ему казалось, что они думают о том, как такая девушка может быть с таким голодранцем, который даже не может купить ей мороженное. Но чувство радости от прикосновения к Анюте, от ее запаха
В это время, чуть впереди от них остановился шикарный красный автомобиль на водородном двигателе новой отечественной модели. Из салона доносились громкие звуки музыки и слышались голоса нетрезвых парней и девчат. Сколько их там было Макс не смог определить, потому что эти автомобили были класса «Премиум» и внутри салона было столько места, что там можно было играть в футбол. Анюта испуганно прижалась к Максу, а сам он впал в ступор. Из бокового пассажирского окна высунулось лицо самого известного наглеца в городе Пашки «Цыбы». Он был сыном одного из самых главных чиновников в городе и отчаянно этим пользовался.
Сам Пашка представлял из себя упитанного невысокого парнишку с уровнем интеллекта чуть выше, чем у свиньи. Пользуясь связями и деньгами отца «Цыба» плевал свысока на всех жителей города. У него имелся личный водитель и шайка «шакалов», которые кормились за его счёт, выполняя при этом все прихоти хозяина. Максим не раз слышал рассказы о том, что вытворял «Цыба» в алкогольном или психотропном угаре. Его молодцы могли избить человека на улице просто за то, что тот переходил не слишком быстро пешеходный переход перед его автомобилем. А то, что девушки, которые силой попадали в его автомобиль, обязательно будут изнасилованы, он знал не понаслышке. Все более-менее красивые девушки их интерната побывали у «Цыбы» в машине и если большая часть из них туда приходила добровольно, чтобы попробовать вкус дорогой жизни, то остальные там оказывались силой и никто из них, пытаясь добиться впоследствии справедливости, ничего не смог сделать, так как правоохранителям было не до чувств растоптанных и униженных сирот.
Макс однажды видел, как «архаровцы» Пашки били его товарища за то, что тот, проходя мимо, посмотрел ему в глаза. У товарища тогдв половина зубов осталась на асфальте. Поэтому теперь от страха Максим покрылся липким потом.
— Эй, красотка, садись в машину, — обратился «Цыба» к Анюте.
— Сам сиди в своей машине, — дерзко ответила она.
— Не глупи, малышка, брось этого хмырька и садись.
— Едь дальше.
Макс набрался храбрости и, предательски дрогнувшим голосом, произнес:
— Отстаньте от нас.
— И что? — удивленно спросил «Цыба».
— Всё, — ответил Максим.
— Ну, ну, — многозначительно промычал «Цыба». Сказал что-то водителю и автомобиль почти без звука скрылся за поворотом.
— Достал уже, — процедила сквозь зубы Анюта.
— Ты его знаешь? — спросил Макс.
— Конечно. Этот имбицил постоянно, когда меня видит, предлагает прокатиться.
— С ним лучше не связываться.
— Я это прекрасно знаю, — ответила она и улыбнулась, заглянув в его глаза, которые он поспешно отвел в сторону, что бы она не увидела в них отблески страха.
Максим прекрасно понимал, что «Цыба» так просто не отстанет и по вечерам, готовясь к отбою, лежа в своей расшатанной интернатовской кровати, он неоднократно прокручивал в уме, как бы он поступил в следующий раз в подобной ситуации. Он представлял,
Спустя месяц после этого инцидента, после того как они иступлено целовались и обнимались на протяжении пяти минут возле ее подъезда, Анюта сказала ему что бы на следующий день вечером он приходил к ней домой. Она многообещающе сообщила, что отца не будет дома, и им никто не будет мешать. Окрыленный ожиданием неизведанного ранее, Макс летел на крыльях любви в интернат, не обращая внимания ни на встречных прохожих, ни на укусы мошкары, которая в этом года была очень активная, ни тем более он не заметил автомобиля Пашки, который стоял недалеко от дома Анюты. Кроме Пашки и его банды, в нем находилась и наблюдала за ним Анфиса.
Попав в общежитие через окно и, улёгшись в свою койку, он начал мечтать. Почти всю ночь Макс не мог сомкнуть глаз. Его воображение рисовало перед ним такие захватывающие сладострастные сцены, что кровь в нем прямо бурлила. Он даже не замечал храпения и бормотания своих соседей по комнате. Лишь под утро он кое-как задремал.
Занятий у них в это время не было и целый день все интернатовцы были предоставлены сами себе. С трудом дождавшись вечера, Макс, как и договаривался с Анютой, тщательно вымывшись и одев лучшие свои трусы, пошел в сторону ее дома.
Когда он проходил возле их любимого сквера уже начало смеркаться. Впереди возле тротуара стояла машина «Цыбы», из которой доносились звуки музыки. Когда он поравнялся с автомобилем, дверь в салоне распахнулась и у Макса екнуло сердце.
В автомобиле сидел Пашка и его три мордоворота. У одного из них на коленях сидела пьяная Анфиса. Но самое страшное было то, что его Анюта лежала на полу салона почти обнаженная и беззвучно плакала. Она подняла на него глаза и прошептала:
— Помогите…Помогите….
Ярость начала охватывать Макса с ног до головы. Он приготовился к прыжку в салон, готовясь разорвать зубами Пашке горло, но в это время тот достал из-под своего толстого зада пистолет и направил его в сторону Макса:
— Не дергайся, щенок. А то голова разлетится в разные стороны.
Пыл Максима моментально улетучился. Он смотрел в черный глазок смерти и страх овладел над ненавистью. Он понимал, что если ничего не сделает, то допустит большую ошибку, но еще больше он боялся получить кусочек пластика в голову или не дай бог в другое место, и остаться инвалидом.
Он стоял и пытался бороться сам с собой. Слезы горячей обиды от осознания собственной трусости и ничтожности потекли у Максима огромными тяжелыми градинами из глаз.
Пашка и его прихвостни стали ржать, как объевшиеся белены лошади. Водитель нажал на акселератор скорости, и автомобиль плавно тронулся, унося в себе наглые морды, дураковатое лицо пьяненькой Анфисы и его Анюту, которая начала звать на помощь своего папу.
Так он простоял в ступоре около часа. Потом пошел к ее подъезду и сидел там до утра, пока не появилась Анюта. Она шла босиком в разорванной маечке и такой же юбке. На ногах у нее были засохшие потеки крови. Половина лица у нее была синяя, а губы рассечены. Поравнявшись с ним, она посмотрела на него с таким презрением, что он сразу понял, что ее потерял. Аня, молча, плюнула ему в лицо кровавой слюной и подошла к двери. Прижала руку к идентификатору и, не обернувшись, зашла в подъезд.