Альманах 996
Шрифт:
АМ: Не обязательно будет учить по 5–7—10 лет китайский язык?
БВ: Здесь же вопрос, для чего учится язык. Вот я, например, никогда не учил язык для того, чтобы там с кем-то общаться и коммуницировать.
АМ: Устроиться на работу переводчиком.
БВ: Это предыдущий ментальный уклад, в котором учились для того, чтобы иметь дипломы. А уж куда устроишься – это как повезёт и как получится. Знания не ценились. Сейчас приходит время, когда знания начинают как-то так пробно востребоваться. То есть знания ценятся.
Приведу пример.
Сын мой любит очень читать китайские романы на русском языке. Двенадцать лет ему. «Троецарствие» – большой такой роман. И все остальные тоже. Он прочитал его пять раз. И я ему сказал: «Слушай, Андрон. Вот тебе китайско-английский вариант, давай-ка читай на английском. – Английский он как-то более-менее изучает тоже. – А я тебе расскажу какие-то китайские параллели». И вот самое интересное, когда я прочитал английский текст, а он звучал так [говорит по-английски], а по-китайски это звучит так [говорит по-китайски]. Вот так коротко. То есть шесть слогов превращаются…
И русский язык имеет ведь совершенно другие способы свободы по сравнению с английским или, предположим, с немецким, где ты заранее должен знать последнее слово, допустим. У тебя есть очень ограниченные вещи для передачи каких-то тонких смыслов, тогда как по-русски ты можешь, с одной стороны, когда английский язык слышишь, он всегда там так чётко говорит, как по писаному, англоязычный чел.
Тогда как по-русски у тебя всегда есть возможность свернуть на падеже, на словообразовании, на суффиксах, у тебя нет фиксированного порядка слов в предложении, и мы плаваем в этой воде, как рыба, мы не осознаем, что это вода, в которой мы плаваем, но, тем не менее, мы ей дышим, мы ею мыслим и мы так строим отношения с миром. И Россия, будучи этой огромной страной, она, несомненно, на языке возросла. Потому что национально-генетический признак в России вторичен.
Потому что русским может называться человек, который разделяет ценности русской языковой культуры в первую очередь. А русская языковая культура – это культура мышления, того, какую картину мира ты себе описываешь. Потому что каждый из нас создает же себе описание мира.
АМ: Придут китайцы и отменят Чехова, Толстого, Достоевского.
БВ: Нет, это если придут. Это если говорить… С моей точки зрения, как ни странно, я предполагаю, что китайцам гораздо легче прийти в англосаксонскую парадигму: они сильнее в своей китайской мыслительной традиции, сильнее, чем англосаксонская парадигма.
А русская парадигма языковая… потому что языковые парадигмы на самом деле представляют собой парадигмы мышления. И они сейчас важнее и сильнее.
Но проблемы отношений России и Китая, которые, несомненно, высветились за последнее время, когда вот эта политическая необходимость и воля каких-то государей швырнула нас в эти жёсткие объятия… Значит, нам приходится искать новые способы коммуникации, и эти способы должны быть гораздо глубже и тоньше, потому что и китайский язык, и русский язык, они имеют принципиально иную глубину, по сравнению с европейским языком.
АМ:
БВ: Вот между собой-то они как раз соотносятся труднее. Но если это соотношение создастся, если получится эту коммуникацию наладить, то это будет гораздо более глубокая коммуникация. Поэтому, с одной стороны, это политические директивы, что «Давайте дружить!». В 50-е годы, давайте дружить в 90-е годы, 2000-е, но на самом деле в отношениях у русских и китайцев гораздо больше душевной близости и теплоты, чем у китайцев с англосаксами или у русских с англосаксами.
И там и там в большей степени подражательность, и там и там в большей степени какие-то постоянные заимствования, которые плохо садятся на эту почву.
АМ: Но это взаимоотношения на уровне колонизаторов. Главные колонизаторы – это англосаксы. Они придумали деньги. По крайней мере, ввели их в контрольный оборот.
БВ: Они запустили их как регулятор сознания всех народов.
АМ: И китайцы, русские, японцы и прочие жители Бразилии и Судана могут между собой выстраивать отношения…
БВ: Вот они эту игру и придумали. Они уже придумали игру не с танками, а с фантиками за какие-то призы.
АМ: Всё получается.
БВ: Да-да. Но получается, кстати говоря, я не уверен, что слишком уж идеально. Так, как бы хотелось тем, кто игру придумал. Потому что игру придумать – дело непростое.
АМ: Ну, тысячелетия пройдут, как в твоей китайской традиции, потом что-нибудь да изменится.
Вот в 70-летие окончания Второй мировой войны многие узнали, что, оказывается, китайцы тоже воевали и там какие-то миллионы людей погибли. Для большинства, для массового сознания это новость, Люди так, вот я общаюсь немножко по журналистской своей профессии, говорят: «Да это все ерунда. Никто не обращает внимания». Японо-китайские противоречия. Если почитать современные источники – они гораздо более жёсткие, чем англо-германские, русско-немецкие и прочие…
БВ: Да, абсолютно верно.
АМ: А что там такое, между китайцами и японцами?
БВ: Между китайцами и японцами… Моя картина мира: в своё время японцы, столкнувшись с китайской цивилизацией, увидели всю эту глубину и возможность. И начали черпать оттуда руду, ресурсы. Взяли иероглифы, взяли китайское Пятикнижие, ввели у себя конфуцианские модели, ввели у себя правление, экзамены чиновничьи.
В общем, как-то скопировали. И, с их точки зрения, они скопировали гораздо лучше, чем китайцы. Они как бы опозорили свой потенциал. Ты же знаешь, как бывает.
АМ: Они – это…
БВ: Китайцы. Что китайцы совершенно не тянут на те достижения интеллектуальные, духовные предков, которыми японцы сумели воспользоваться. Японцы – как таковой младший братик, физически покрепче, поживее, идущий по чьим-то следам, он всё время пытался доказать Китаю, что он правильней, круче, что он это употребил всё это лучше…
АМ: Так почему жестокости-то такие? В фильмах, книжках про их концлагеря такое…